Иоанн Дамаскин

Потом он поглядел на свою руку, которую вскоре должны будут отсечь. Пошевелил пальцами. Пришла совершенно бестолковая мысль: «Вскоре я не смогу уже шевелить ими, надо бы сейчас, пока могу». Он стал разгибать и сгибать пальцы, нервно посмеиваясь. «Неужели у меня повредился рассудок?» Эта новая мысль ужаснула Иоанна еще больше, чем предстоящая казнь. «Господи, просвети мои душевные чувства и попали мои греховные помыслы. Владыка Господи Иисусе Христе, Боже мой, только Ты один имеешь власть оставлять человеку грехи, прости мои грехи вольные и невольные и укрепи меня на страдания ради имени Твоего святого. Не разлучи меня от любви Своей святой и не отыми от меня надежды и веры на благую волю Твою. Пусть предстоящие мои страдания будут мне во очищение, и освящение, и в приобщение будущей жизни в Твоем Царстве. Ты есть Бог милостивый, и щедрый, и человеколюбивый, и Тебе славу воссылаю, со Отцем и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь». После молитвы Иоанн почувствовал прилив сил и готовность идти на страдания за Христа.

Пока Иоанн сидел в темнице, в его доме было великое смятение. Престарелому управляющему домом Софронию доложили, что хозяина увели под охраной стражи во дворец. Обеспокоенный судьбой своего господина, старый слуга поспешил туда узнать, что случилось. Возле дворца он повстречал раба из пленных ромеев, который служил во дворце халифа, и тот ему все рассказал. Сраженный горем Софроний побежал снова домой. Трясущимися от волнения руками он достал из тайника мешочек с золотыми монетами и поспешил во дворец. Там, отдав одну монету повстречавшемуся стражнику, он узнал у него, где находится палач халифа. Придя к палачу, он слезно просил его совершить казнь таким образом, чтобы господину не было больно, и передал палачу мешочек с золотом. Палач, взвесив на ладони золото, ухмыльнулся:

— С чего ты, старик, решил, что можно отсечь руку не причинив боли? Но за твою плату я так аккуратно отсеку твоему господину кисть руки, что не поврежу костных суставов, и она будет легче и быстрее заживать. Да и боли будет меньше.

3

Из-за того, что халиф спешил совершить казнь над Иоанном, народ заранее не успели оповестить. И на площади перед дворцом халифа были лишь случайные прохожие, так как день был не базарный. Халиф с придворными расположился на балконе, выходящем на площадь. На спешно сооруженный помост взгромоздили большой чурбан для рубки мяса. Иоанна вывели из дворцовой тюрьмы на площадь и поставили на помосте лицом к халифу. Рядом уже стоял палач с остро отточенной секирой в руках. Глашатай зачитал приговор и вопросительно посмотрел на балкон. Халиф махнул рукой, и палач, поставив Иоанна на колени перед чурбаном, резким движением разорвал рукав его шелковой туники, обнажив правую руку. Затем он перетянул жгутом руку Иоанна выше локтя и положил ее на чурбан, ладонью вверх.

— Не шевели рукой, — тихим голосом предупредил он Иоанна, — а не то я могу повредить кость.

Иоанн очень удивился этому предупреждению, сказанному таким будничным и мирным голосом, как будто это не палач, который собирается отрубить руку, а портной, примеряющий для пошива одежду. Секира молнией сверкнула на солнце, народ гулко охнул, и Иоанн, еще ничего не почувствовавший, с ужасом увидел, как палач взял кисть его руки и высоко поднял, показывая халифу и народу. Сознание Иоанна захлестнула нарастающая боль. Палач между тем быстро накинул веревочную петлю на большой палец отрубленной руки и повесил ее на высокий шест, укрепленный тут же, на помосте. Здесь рука должна будет висеть в течение многих недель на устрашение всем помышляющим совершить преступление против халифа. Хишам встал, чтобы покинуть балкон. Увидев это, Иоанн протянул к нему окровавленный обрубок руки и возопил:

— Милостивый халиф, верни мне отрубленную руку ради всего, что для тебя свято!

Халиф остановился и вполоборота поглядел на своего бывшего министра, а затем повернулся и пошел прочь, не слушая отчаянные мольбы осужденного. Иоанн встал с колен, у него закружилась голова, и он рухнул с помоста вниз. Софроний и другие слуги уже были возле помоста и успели бережно подхватить падающее тело господина.

Иоанн очнулся в своей постели. Его рука была перебинтована. Рядом с постелью сидел архиепископ Дамаска и с глубокой скорбью и сочувствием смотрел на Иоанна. При этом слезы лились ручьями по его старческому лицу. Иоанн тоже горько заплакал, припав к руке владыки.

— Преосвященный владыка, я умоляю тебя, иди к халифу и упроси его отдать мне отрубленную руку. Нарастающая в моей руке боль невыразимо меня мучает. Я не могу иметь отрады до тех пор, пока усеченная моя рука будет висеть в воздухе. Скажи халифу, что я молю его, пусть он прикажет отдать мне мою руку, что если она будет погребена, то я получу облегчение, а он получит от Бога в награду долгое и мирное правление своим народом.

Архиерей ушел к халифу и вскоре вернулся со свертком. Иоанн сразу же встал с постели и на коленях с благодарностью принял из рук архиепископа свою отрубленную руку. Когда ушел архиерей, Иоанн начал срывать со своей усеченной руки повязки. Уже было подсохшая кровь вновь хлынула из его руки. Он приставил к кровоточащей руке кисть отрубленной ладони и стал крепко обматывать составленную таким образом руку большим белым полотенцем. Вскоре через полотенце стали проступать пятна крови. Иоанна стало лихорадить. Он упал на колени перед иконой Божией Матери и взмолился:

— Владычица Пресвятая Матерь, родившая Бога Моего, вот правая моя рука, отсеченная ради Божественных икон, — при этих словах Иоанн с трогательной доверчивостью протянул руку в окровавленной повязке к иконе Богородицы, заливаясь слезами. — Ты знаешь, Владычица, что привело Льва во гнев; поспеши же на помощь и исцели руку мою. Десница Вышняго, воплотившаяся из Тебя, ради молитв Твоих совершает многие чудеса, потому и я молю, чтобы и мою десницу исцелил Он по Твоему ходатайству. О Богомати! Пусть эта рука моя напишет то, что Ты Сама позволишь, в восхваление Тебя и Сына Твоего и пусть эти писания помогут укрепиться в православной вере всем, приходящим к Сыну Твоему, посредством молитв Твоих. Ты можешь все сделать, если захочешь, потому что Ты — Матерь Божия.

Было уже далеко за полночь, а Иоанн все молился и молился. Повязка на его руке отяжелела от крови и слез, проливаемых на нее, а он, поддерживая ее левой рукой, все протягивал к иконе в великой вере и твердой надежде на чудо. Наконец утомление стало брать верх, молитва его становилась все тише и тише. Порой она переходила в какой-то неразборчивый лепет, напоминавший лепет маленького ребенка. Так на коленях перед иконой и заснул Иоанн, всхлипывая и вздрагивая во сне. Во сне он увидел, что Пресвятая Богоматерь ожила и смотрит на него с иконы светлыми и полными любви милосердными очами. «Пресвятая Владычица, Ты меня услышала?» — обрадованно воскликнул Иоанн. «Я слышу всех Моих чад, призывающих имя Мое с верой в Сына Моего. Рука твоя теперь здорова, не скорби об остальном, но усердно трудись ею, как обещал Мне; сделай ее тростью скорописца». Иоанн проснулся. С иконы на него с материнской любовью продолжали взирать очи Пресвятой Богородицы. Чувство какого-то неизъяснимого блаженства охватило всю душу Иоанна. Его правая рука под повязкой изнывала от нестерпимого зуда. Он почесал руку поверх повязки, но это не помогло. Тогда он стал осторожно разматывать полотенце. Сердце его отчаянно билось. Вот он видит отрубленную кисть руки. Она накрепко прилипла к его руке и удерживается без всякой повязки. «Неужели действительно чудо и рука срослась?» — промелькнула у Иоанна радостная мысль. Такая радостная, что он в нее боялся поверить. Иоанн стал внимательно оглядывать руку. Рука сильно опухла, а на месте соединения с кистью запеклось много крови и ничего не было видно. Именно в этом месте рука чесалась. Иоанн стал осторожно почесывать ее своей левой рукой. Часть запекшейся крови отпала, и под ней Иоанн увидел набухший ярко-красный шов. Этот шов проходил в том месте, где была отсечена рука. Иоанн попробовал пошевелить указательным пальцем. Острая боль пронзила его, но указательный палец дрогнул. Иоанн радостно вскрикнул и воздел руки к небу.