Жены-мироносицы

Но вот настал день праздника. Все гости-мужчины, по римскому обычаю, перед ужином пошли в баню. Уже там, у бассейнов, изрядно разогревшись галилейским вином, в пиршественный зал шли навеселе. В роскошном зале дворца, отделанном розовым мрамором, гости расположились большим амфитеатром. Окна зала и колонны были увешаны гирляндами восхитительных цветов. Музыканты заиграли на флейтах и струнных инструментах. Слуги один за другим входили в зал и подносили гостям чаши для омовения и полотенца. Затем появились слуги со всевозможными яствами, и пиршество началось. Гости вставали поочередно и, провозглашая здравицы Антипе, выпивали свои кубки до дна. Тут же снова садились и начинали пожирать деликатесы, щедро выставленные на столе. Когда подавали вторую смену горячих блюд, никто уже никого не слушал. Каждый выкрикивал что хотел. На жонглеров и акробатов, выступавших перед пирующими, никто не обращал внимания. Все наперебой говорили, не заботясь о том, будут ли они услышаны. Но тут вдруг ритмично забили литавры, мелодично зазвенели колокольчики, и на середину зала выбежала девушка. Легкий светло-зеленый шелк облегал ее стройный стан, не скрывая за своей прозрачностью изящные формы тела девицы. Золотистые ленты, охватившие ее голову, трепетно развивались от движений красавицы вместе с мягкими прядями вьющихся волос. Лицо ее наполовину скрывала золотисто-пурпурная маска. Девушка словно порхала по залу, казалось, не касаясь пола. Она в такт музыки и звонких бубнов, то выгибалась, словно у нее вообще не было костей, то вдруг пружинисто разгибалась и кружилась так, что ее фигура свивалась в причудливую спираль. То гарцевала как строптивая лошадка, высоко подбрасывая колени, то начинала изображать страсть куртизанки, обольщающей невидимого любовника. Мужчины сидели, завороженные музыкой и движением танцовщицы, забыв обо всем на свете. И когда танец закончился, они все еще сидели словно в оцепенении. А потом вдруг разом все закричали, восторженно прославляя танцовщицу. Девушка поклонилась публике и хотела удалиться, но ее окликнул сам тетрарх:

— Я повелеваю тебе, красавица, сними маску.

Девица сперва замешкалась, но потом решительно сдернула маску, и перед Антипой предстала его падчерица. Гости снова стали громко выражать свои восторги. Антипа охнул от удивления и потом, обращаясь к гостям, с гордостью заявил:

— Это моя дочь Саломея.

И опять послышались возгласы удивления и восхищения. Ирод был на седьмом небе от счастья. Он с гордостью обводил торжествующим взглядом ряды амфитеатра — полюбуйтесь, как у меня все хорошо!

— Послушай, Саломея, — обратился он к девице, — ты порадовала мое сердце, и я готов тебе дать все, что ты пожелаешь. Хоть половину моего царства. Проси.

Девица растерянно захлопала своими длинными ресницами, а среди гостей послышались смешки. Это неприятным отзвуком задетого самолюбия отозвалось в сердце тетрарха.

— Слышите, вы все, я — Ирод Антипа, тетрарх Галилеи и Переи, клянусь всеми своими сокровищами, что исполню любую просьбу этой девицы.

Саломея вдруг повернулась и быстро убежала, чем очень развеселила гостей. Застолье снова пошло своим чередом. Но когда в зал вновь вбежала запыхавшаяся танцовщица, все смолкли, и любопытные взоры гостей обратились на Саломею. В тишине зала прозвучал ее звонкий голос:

— Хочу, чтобы ты дал мне на блюде голову Иоанна, прозванного в народе Крестителем.

Если бы гром раздался среди ясного неба, то и он бы меньше поразил гостей, услышавших от девицы такое странное желание. Все стали переговариваться между собой, а девочка стояла и ждала ответа. Антипа нахмурился и задумался. Сидящий с ним рядом тетрарх Авилинии Лисаний язвительно сказал:

— Не всякий правитель силен исполнить свои клятвы.

— Нет, — взревел вдруг пьяным голосом тетрарх, — пусть знают все, что сын великого царя Ирода достоин своего отца. Пусть будет так, как она пожелала. Эй, Иосиф, — крикнул он начальнику своей охраны, — немедленно принеси мне голову Иоанна на блюде.

Все гости дружно поднялись со своих мест и, подняв кубки с вином, стоя приветствовали решительность Ирода Антипы, говоря что он достоин быть царем, как и его отец. Вино снова полилось рекой. 

ГЛАВА 21 

По каменным ступеням лестницы подвала стучали крепкими подошвами сандалий три пары солдатских ног. Когда коридор темницы озарился бликами от горевших факелов, Иоанн уже стоял возле решетки, держась за нее руками. Начальник охраны отпер замок и вошел в камеру. Иоанн открыто смотрел в глаза стражнику. Тот несколько смутился, но уже в следующую минуту молча вынул свой меч из ножен. Зловещая мелодия трущегося о ножны клинка заставила вздрогнуть пророка. Но в следующее мгновение Иоанн выпрямился, без тени смущения посмотрел на блестевший в свете факелов заточенный металл и перевел взгляд на своего палача. В этом взгляде было спокойствие человека, уже не раз пережившего собственную смерть и теперь встречающего ее как избавление от тяготы ожидания. Узник встал па колени и склонил голову. Меч, словно блеснувшая молния, упал с высоты размаха, и вместе с его падением на каменные плиты подвала с гулким стуком упала голова величайшего среди рожденных женщинами человека.

Спускаясь из пиршественного зала в дворцовую кухню, Хуза вдруг покачнулся и, придерживаясь рукой за стену, присел на прохладные каменные ступени лестницы. Ему больше не хотелось двигаться. «Вот так бы сидеть и ничего не делать, — подумал Хуза, блаженно прикрыв глаза, — но если я еще немного посижу, то уже не встану. Надо вставать». В это время на его лоб опустилась рука. Он почувствовал сразу, что это может быть только одна рука во всем мире. Рука его жены.

— Тебе плохо? — услышал он заботливый голос Иоанны.

Не открывая глаз, Хуза блаженно улыбнулся:

— Теперь мне хорошо. Ты знаешь, я сейчас вспомнил, как ребенком болел. Мне было так плохо, что смерть уже не казалось такой страшной, даже наоборот. Но вот подходит мать и кладет мне на голову свою руку, и сразу становится легче и хочется жить. Как же давно это было! А теперь кажется, что это было совсем недавно.

Иоанна нежно провела рукой по уже начавшим седеть волосам мужа, с любовью и состраданием глядя на его осунувшееся лицо.

— Тебе надо отдохнуть, мой возлюбленный господин.

— Нет, что ты, нет, — встрепенулся Хуза и поднялся со ступеней. — Без меня что-нибудь пойдет не так. Да, вот еще что: Саломея, дочь нашей госпожи, танцевала перед гостями.

— Бог Израилев, — в изумлении воскликнула Иоанна, — какой же это грех!

— О жена моя, если бы все закончилось только этим грехом! Но плясунья в награду себе потребовала от царя голову пророка, что сидит в нашей темнице, и он согласился исполнить эту безумную просьбу.

Иоанна, побледнев, вскрикнула и побежала. Когда она добежала до входа в подвал, навстречу ей попался начальник стражи с двумя воинами, они несли в руках нечто, завернутое в полотенце. Иоанне показалось, что на холсте следы крови. Еще не веря самому ужасному, она ринулась вниз по лестнице. Тюремное помещение освещал факел, прикрепленный к стене. Навстречу ей шагнул охранник, тот самый, что крестился в Иордане. Он был бледен и растерян. Узнав Иоанну, он загородил ей дорогу.

— Госпожа, тебе не надо это видеть.

Но Иоанна метнулась в сторону от него, а в следующее мгновение увидела, как два стражника что-то заворачивают в кусок грубой холстины. И как только она поняла, что они заворачивают, факел погас. Все погасло. Стражник видел, как Иоанна пошатнулась, он бросился к ней, но все же не успел подхватить ее падающее тело.

А в зале тем временем продолжала играть веселая музыка, и пьяное, угарное веселье подходило к той черте, когда у пирующих оставалось уже мало чего человеческого. Слуги поминутно вносили то одно, то другое кушанье, поэтому гости не сразу обратили внимание на серебряное блюдо, внесенное начальником стражи тетрарха. Иосиф пронес блюдо прямо к столу Антипы и поставил его перед своим владыкой. Антипа с глупым видом пьяного человека посмотрел на принесенное блюдо, не сразу сообразив, что на нем лежит. Но когда разглядел, ужас отразился в его вмиг протрезвевшем взгляде.