Железный крест

Он проводил взглядом красный «пежо». Предстоит очередное объяснение.

Наконец-то она взяла разгон. Текст лился свободно и логично, за утро — четыре страницы. Совсем неплохо.

Эрика удовлетворенно откинулась на стуле. Вчерашнюю злость как рукой сняло. Зря она так… Ничего, надо приготовить к ужину что-нибудь вкусненькое. Перед свадьбой они оба старались держать форму, сбросили по паре килограммов, но сейчас как-то перестали на это обращать внимание. В конце концов, можно же иногда себе позволить, иначе жизнь становится неинтересной. Свиное филе под соусом из горгонзолы, к примеру. Патрик обожает.

Так тому и быть. С ужином вопрос решен. Она открыла дневник матери. Собственно, надо бы сесть и прочитать все зараз, но она почему-то никак не могла себя заставить. Эрика закинула ноги на стол и принялась разбирать красивый, но витиеватый, иной раз до непонятности, почерк. Пока ей попадались только бытовые подробности: что делала Эльси, чем помогала матери… Беспокойство за отца, деда Эрики, который постоянно был в море, и в будни, и в праздники. Мысли о жизни были по-детски наивны — за ними так и слышался тонкий девчачий голосок, и Эрике было очень трудно сопоставить эту интонацию с твердым, даже суровым голосом матери, которая никогда не говорила детям — ни ей, ни Анне — ласковых слов. Строгое воспитание… Да, так это и называется: они получили строгое воспитание.

На второй странице она вдруг наткнулась на знакомое имя. Даже два. Эльси записала, что была дома у Акселя и Эрика, потому что их родители уехали. Про это событие было написано довольно много, в основном мать поразило собрание книг, но Эрика никак не могла сосредоточиться. Два имени: Эрик и Аксель. Наверняка это братья Франкель. Она прочитала страницу несколько раз и сделала вывод, что мать встречалась с этими мальчиками довольно часто, вернее, с младшим, Эриком. Они дружили вчетвером — Эрик, Эльси, Бритта и Франц. Эрика попыталась припомнить, называла ли мать когда-нибудь эти имена. Нет. Не называла. А Аксель в дневнике Эльси предстает прямо сказочным героем. «Он такой смелый и красивый, почти как Эррол Флинн». Может быть, мать была влюблена в Акселя? Эрика еще раз перечитала относящиеся к нему строки дневника. Нет, это не влюбленность. Скорее, восхищение.

Эрика положила дневник на колени и задумалась. Почему Эрик Франкель не сказал ни слова о том, что в детстве дружил с ее матерью? Она же рассказала ему, где нашла медаль, назвала имя матери. Эрика опять вспомнила странное молчание старика. Нет, ей не показалось. Он что-то от нее скрыл.

Резкий звонок в дверь прервал ее размышления. Она вздохнула. Кого еще принесло? Загадка решилась быстро — раздался знакомый голос: «Хелло! Есть кто дома?» Кристина, как всегда, не стала дожидаться, пока ей откроют. Эрика снова вздохнула, спустилась по лестнице, стараясь придать лицу дружелюбное выражение.

— Привет, — сказала она и тут же почувствовала, насколько неестественно это прозвучало.

— Вот и я! — сообщила свекровь, как будто без этого комментария оставались какие-то сомнения — она это или не она. — Я тут испекла кое-что к кофе. У вас, деловых женщин, нет времени для такой ерунды.

Эрика чуть не заскрипела зубами. У Кристины было непревзойденное умение жалить исподтишка. Интересно, врожденный это талант или результат многолетней тренировки? Скорее всего, и то и другое.

— Спасибо, — вежливо сказала она вслух.

Кристина уже занялась приготовлением кофе, словно бы это был ее дом, а не Эрики.

— Посиди, я все сделаю, — сказала она, — я же знаю, где что лежит.

— Еще бы, — отозвалась Эрика тоном, задуманным как саркастический. Впрочем, она вовсе не была уверена, что свекровь уловит сарказм. — Патрик гуляет с Майей. Наверное, придут не скоро.

Наивная попытка сократить визит Кристины успеха не принесла.

— Ничего подобного, — заявила та, одновременно отмеривая кофе — три, четыре… — скоро явятся. Я их обогнала, они уже идут домой. Хорошо, что Карин переехала в Фьельбаку, у Патрика, по крайней мере, будет компания. Это так скучно — бродить одному, тем более Патрику. Он привык работать и приносить пользу…

Эрика уставилась на Кристину, пытаясь понять, о чем она трещит. Карин? Компания? Какая Карин?

В холле появился Патрик с коляской, и она тут же сообразила. Вот какая Карин…

Патрик изобразил улыбку.

— Кофе — это хорошо, — сказал он, как ему показалось, вполне непринужденно.

Они собрались на кухне. Дело шло к ланчу, и у Мельберга бурчало в животе — не только в фигуральном, но и в буквальном смысле.

— Та-ак… и какие успехи? — Он потянулся к блюду с булочками, заботливо поставленному Анникой. Легкая закуска перед ланчем не повредит. — Паула? Мартин? Вы должны были поговорить с братом убитого. Есть что-то интересное?

— Да, мы встретили его в Ландветтере, — сказала Паула. — Похоже, он мало что знает. Спросили насчет писем от «Друзей Швеции». Он только подтвердил, что Эрик и Франц Рингхольм — друзья детства. Но Акселю ничего не известно о каких-то угрозах, хотя он и не исключает такую возможность, учитывая, чем они с Эриком занимаются.

— А сам Аксель не получал писем с угрозами? — быстро спросил Мельберг. Он не успел прожевать булочку, и над столом веером полетели крошки.

— По-видимому, получал, и не так уж мало. Но все эти письма архивируются в организации, на которую он работает.

— То есть он сам не знает, получал ли письма от «Друзей Швеции» или нет?

Паула утвердительно кивнула:

— Похоже, так и есть. Все письма от неизвестных корреспондентов поступают непосредственно в центр. И я понимаю Акселя — лучше не иметь дела с этим дерьмом.

— Какое у вас сложилось впечатление? Я слышал краем уха, что он в юности был чуть не героем Сопротивления.

— Очень элегантный и достойный господин. Настроение у него, конечно, подавленное. Легко понять. Мне показалось, он очень тяжело воспринял гибель брата. А тебе? — Паула повернулась к Мартину.

— У меня такое же впечатление.

— Думаю, придется встретиться с Акселем Франкелем еще раз. — Мельберг поглядел на Мартина и хмыкнул. — Как я понимаю, ты уже говорил с Педерсеном? Странно, что он не захотел поговорить со мной…

Мартин прокашлялся.

— Почему не захотел? Ты как раз в это время выгуливал собаку. Конечно, если бы ты был на месте, он бы в первую очередь сообщил тебе.

— Вот оно что! Может, и так… И что он сказал?

Мартин вкратце пересказал заключение судебных медиков.

— Педерсен сначала позвонил Патрику, — засмеялся он под конец. — Тот, похоже, не особенно доволен своими успехами на семейном фронте. Патрик выудил у Педерсена все подробности вскрытия, а потом вообще увязался за нами, на место преступления ему захотелось. Я не удивлюсь, если он через пару дней появится здесь. Вместе с Майей и коляской.

Анника улыбнулась.

— Да, я вчера с ним говорила. Он сказал, что сразу трудно перестроиться. Вполне дипломатичное определение.

— Еще бы не трудно! — Мельберг опять выразительно хмыкнул. — Все это идиотские выдумки. Взрослые мужики должны менять подгузники и готовить детское питание! По этой части раньше было лучше. Каждый занимался своим делом. Наше поколение делало то, для чего мы, мужики, и предназначены. А женщины возились с детьми.

— Я бы с удовольствием менял подгузники, — тихо сказал Йоста, не поднимая головы.

Стало тихо. Все вспомнили, что у Йосты недавно умерла жена. Когда-то она родила ему сына, но тот тоже умер, сразу после рождения. Больше детей у них не было.

Нарушила молчание Анника.

— А я думаю, это полезно. Мужики должны знать, что это за работа — возиться с детьми. Потяжелее любой другой. У меня, может, своих детей и нет, — тут настал черед Анники пригорюниться, — но у всех подруг дети, и уверяю вас, они не лежат на диване целыми днями и не жрут шоколадные конфеты. Патрику тоже полезно попробовать на своей шкуре.

— Меня ты не убедишь, — сказал Мельберг и озабоченно воззрился на лежащую перед ним кипу бумаг. Стряхнул крошки и начал просматривать. — Ага… Это заключение Турбьёрна и его парней…