Страница 3 из 147
В 1887 году Салливан поехал в Англию, где его встретили почти как короля. Сам принц Уэльский удостоил его личной встречи, правда не во дворце. Впрочем, у Джона Л., которого к тому времени все чаще стали называть Великий Джон Л., были свои представления о том, кто кого и чем удостоил. Когда принц, по ходу разговора все больше подпадавший под влияние Салливана, наконец, совершил нечто немыслимое и пригласил его во дворец, если Джону Л. «случится быть где-нибудь неподалеку», Салливан вполне по-королевски ответил: «Если вы, ваше высочество, окажетесь недалеко от Бостона, заходите ко мне домой». Принц на секунду онемел, а потом пообещал непременно так и поступить. Еще его прадед почти сто лет назад считал признаком хорошего тона пообедать в компании лучших боксеров Англии, которые за глаза величали принца Уэльского не иначе как Принни (снисходительно-уменьшительное от «принц»). Времена с тех пор изменились, причем отнюдь не в пользу королевских семейств: престиж принцев упал, а боксеров — вырос.
Во время того же турне по Европе, во Франции, в Шантильи, 10 марта 1888 года Салливан провел один из своих самых известных и самых курьезных боев. Его противником должен был стать старый знакомец Джона, известный британский боксер Чарли Митчелл, тот самый, с которым он как-то раз не смог провести бой из-за запоя. До этого они уже встречались, и тогда Митчелл сумел даже сбить Салливана с ног, после чего тот, правда, перехватил инициативу, но полиция прервала матч. Напомним, что боксерские поединки были тогда официально запрещены в большинстве американских штатов, хотя бои проводились постоянно и повсюду, особенно там, где их запрещали строже всего. С тех пор Митчелл не раз вызывал Салливана на бой, причем по правилам Лондонского призового ринга, но тому все было недосуг. Наконец этот бой состоялся, причем на нейтральной территории.
Он продолжался более трех часов, но не стоит представлять себе нечто вроде растянутой на это время сцены последнего боя героя Сигала или Уиллиса с главным злодеем из какого-нибудь боевика. Митчелл избрал довольно абсурдную, немыслимую с точки зрения и уличной драки и современного бокса тактику, но абсолютно оправданную по правилам Лондонского призового ринга. Только теперь стало ясно, почему Митчелл, вызывая Салливана на бой, всегда настаивал на этих правилах.
Запои Великого Джона Л. и его слабость к хорошим сигарам были всем известны. Митчелл, значительно уступавший ему габаритами, не вел столь рассеянный образ жизни и превосходил Салливана в выносливости. На нее-то он и сделал основную ставку. Митчелл просто бегал от чемпиона, а когда тот его все же догонял, тут же падал, временами даже без удара. На том раунд, по столь любимым Митчеллом правилам, и заканчивался, и боксеры расходились по углам. И так 38 раз подряд. Расчет Митчелла был очень прост: когда Салливан, наконец, окончательно запыхается, перейти в решительную атаку и нокаутировать его, точнее, даже просто помочь ему упасть самостоятельно. Он был близок к успеху. Джон Л. в бешенстве требовал, чтобы Митчелл дрался по-настоящему, но тот в ответ только смеялся.
Так как продолжительность раундов по правилам Лондонского призового ринга не ограничивалась, Митчелл старался их по возможности затягивать. Но он перестарался. Была пасмурная погода, шел дождь, который все усиливался, и, наконец, стало темнеть. После этого секундантам ничего не оставалось, кроме как, посовещавшись, объявить ничью. Самое удивительное в этой истории, что поклонники Митчелла и тогда, и много позже настаивали на том, что у их кумира украли победу.
Свой самый знаменитый бой Джон Л. провел 8 июля 1889 года против Джейка Килрейна. Кстати, это была последняя встреча за звание чемпиона мира в тяжелом весе, проведенная по правилам Лондонского призового ринга.
Здесь на сцену выходит еще один колоритный персонаж — Уильям Малдун, бритый наголо, но с усами. Малдун был очень хорошим боксером и еще лучшим борцом. Кроме того, его с полным на то основанием называли Железным Человеком за чрезвычайно властный характер. Салливан очень высоко ценил Мадцуна как тренера, но совершенно не мог работать с ним постоянно, поэтому они то сходились, то расходились. Джон Л. хорошо знал сам себя и тренировался без большого желания, но для того, чтобы справиться с собой, он привлекал Железного Уильяма. Позже бритоголовый тренер рассказывал газете «Нью-Йорк геральд» о своих методах тренировки так: «Я сказал Джону, что сверну ему шею, если он не возьмется за дело». Люди, хорошо знавшие обоих, утверждали, что если Салливан и не боялся Маддуна, то испытывал к нему то почтение, которое очень тесно граничило со страхом, и тренер добился своего. Никогда в жизни Салливану не приходилось так долго воздерживаться от сигар и виски и столько тренироваться. Малдун выжал все из его тела и психики. Салливан вышел на ринг натренированный как никогда и злой как пес.
Бой состоялся в Ричбурге, штат Миссисипи, 8 июля 1889 года. Килрейн явился на матч с весьма внушительной свитой. Телохранителем он нанял Бэта Мастерсона, одного из самых знаменитых шерифов Дикого Запада, начинавшего когда-то под командованием самого Уайетта Эрга. Но если Мастерсона пригласили только «для понта», то этого никак нельзя сказать о двух других членах команды Килрейна. Ими были Чарли Митчелл и Майк Донован. Тот самый Митчелл, с которым Салливан дрался в Шантильи. Донован когда-то входил в «труппу» Джона Л., с которой тот совершил турне по 26 штатам. Надо ли говорить, что оба знали Салливана как облупленного?
Бой проходил по правилам Лондонского призового ринга. Тогда еще никто не знал, что сейчас проводится последний бой за звание чемпиона мира в тяжелом весе, который пройдет по уходящим в прошлое правилам.
Первый раунд закончился тем, что Килрейн, видимо", борцовским приемом бросил Салливана на землю. Потом стало очевидно, что с Килрейном хорошо позанимался Митчелл, так как Джейк постоянно уходил от атак Джона Л., который впадал от этого в бешенство и требовал, чтобы тот «дрался как мужчина». Митчелл тем временем подзуживал Салливана из своего угла, и Джон Л. в конце концов крикнул ему: «Жаль, что я дерусь не с тобой».
В пятом раунде Килрейн сумел рассечь кожу на лице Салливана, но Джон Л. ответил своим коронным ударом справа, и Килрейн рухнул на землю. Джейк постепенно терял силы и стал падать временами даже без удара только для того, чтобы получить полминуты на отдых. В тридцать шестом раунде Килрейн выглядел таким измученным, что Салливан попросил рефери остановить встречу, но тот отказался. Джейк постоянно падал, количество раундов росло, но он все вставал и вставал из своего угла. В сорок четвертом раунде Салливана неожиданно вырвало — предположительно от холодного чая, который он пил попеременно с виски между раундами. Вопрос, что Джона Л. могло стошнить от виски, никаким серьезным экспертом даже не рассматривался. Слишком уж это невероятно.
Обычай взбадривать себя виски между раундами практиковался еще в Англии в XVIII веке. Чем больше раундов — тем больше боксеры принимали на грудь. После боя говорили, что Килрейн выпил за бой больше литра виски. Салливан наверняка еще больше. Но в умении пить, как и в умении драться, Митчелл очень сильно уступал своему сопернику.
Джон Л. быстро пришел в себя и продолжил избиение. Килрейн снова падал и снова вставал. Однако в семьдесят пятом раунде он получил такую порку, что не смог прийти в себя ни в отведенные 38 секунд, ни значительно позже. Салливан встал посреди ринга и потребовал, чтобы немедленно явился Митчелл, а когда тот отказался, Джон Л. просто набросился на него, но тут в дело вмешались другие секунданты, и второй бой не состоялся.
Встреча с Килрейном продолжалась 2 часа 16 минут и 23 секунды, а перерыв между ней и следующим официальным боем Салливана — больше трех лет, и Салливан не терял это время даром. Он пил сам, и пол-Америки выпило за его счет. Даже демонстрационные бои он проводил не слишком часто. В одном из них в Сан-Франциско в 1891 году он встретился с красивым и явно очень любящим себя парнем, который даже на ринг выходил с набриолиненными волосами. Вряд ли Салливан выделил его среди других. А чуть больше чем через год, 7 сентября 1892 года в Нью-Йорке этот самый парень без больших проблем расправился с тем немногим, что к тому времени осталось от Великого Джона Л. Однако Салливан и в этой ситуации сумел остаться королем. Едва встав после нокаута с земли, он обратился к публике: «Джентльмены!» Люди затихли. «Джентльмены! — продолжил Салливан. — Мне нечего сказать. Точнее, все, что могу сейчас сказать, — я вышел на ринг на один раз больше, чем следовало. Ну а уж если меня кто-то побил, так я рад, что это сделал американец. Засим остаюсь вашим добрым и преданным другом Джоном Л. Салливаном».