Страница 35 из 57
«Деймен Августо Эспозито, май 1775».
Подхожу к соседней картине и с замирающим сердцем смотрю на портрет неулыбчивого Деймена, укутанного в строгий темный плащ, на синем фоне. На табличке под картиной значится:
«Деймен Августо, портрет работы Пабло Пикассо, 1902».
На следующей вихрятся густо нанесенные красочные мазки, и подпись:
«Деймен Эспозито. Винсент Ван Гог».
И так далее, все четыре стены — сплошь изображения Деймена кисти великих мастеров.
Я без сил оседаю на обтянутую бархатом кушетку. Ноги меня не держат, в глазах все расплывается, в голове крутится тысяча безумных предположений. Хватаю со стола первую попавшуюся книгу, раскрываю на титульном листе и читаю:
«Деймену Августо Эспозито». И подпись — Вильям Шекспир.
Я роняю книгу на пол и тянусь за следующей. «Грозовой перевал, Деймену Августо», подпись — Эмили Бронте.
На всех книгах дарственные надписи — «Деймену Августо Эспозито», или «Деймену Августо», или просто «Деймену». И все подписаны авторами, умершими больше ста лет назад.
Я закрываю глаза и стараюсь справиться с дыханием. Сердце несется вскачь, руки дрожат, я повторяю про себя, что все это какая-то шутка, что у Деймена просто пунктик на почве истории, он коллекционирует антиквариат или подделывает картины. А может, это фамильные реликвии — остались от длинной-длинной линии дедушек, прадедушек, пра-пра-дедушек и прочих предков, потому у них одинаковое имя, и все они необыкновенно похожи друг на друга.
Но стоит мне еще раз осмотреться вокруг, и по спине проходит холодок. От правды не спрячешься: это не просто антиквариат и никакие не предки. Это личные вещи Деймена, дорогие сердцу, которые он собрал за долгие годы.
С трудом встаю на ноги и, шатаясь, выхожу в коридор. Хочется бежать прочь от этой ужасной комнаты, от этого мерзкого, вычурного, перегруженного вещами мавзолея, прочь из этого дома, похожего на склеп! Оказаться от него как можно дальше и никогда, ни за что не приходить сюда больше.
Уже спустившись по лестнице, я вдруг слышу пронзительный крик, а вслед за ним — глухой протяжный стон. Даже не задумавшись, бросаюсь на звук, распахиваю дверь в конце коридора и вижу Деймена — на полу, в разорванной одежде, на лице кровь, а под ним бьется и стонет Хейвен.
— Эвер!
Он вскакивает и оттаскивает меня назад, а я рвусь к подруге, отбиваюсь изо всех сил.
— Что ты с ней сделал?! — кричу я.
Хейвен побледнела, глаза у нее закатились, и я понимаю, что нельзя терять ни минуты.
— Эвер, прекрати, пожалуйста.
Его голос звучит слишком ровно, слишком размеренно.
— Что ты с ней сделал?! — ору я, бью кулаками куда попало, кусаюсь, царапаюсь, но где мне с ним справиться.
Деймен стоит, как скала, и держит меня одной рукой. От моих ударов он даже не морщится.
— Эвер, пожалуйста, позволь, я объясню, — говорит он, уклоняясь от моих пинков.
Я смотрю на свою подругу, залитую кровью, с искаженным от боли лицом, и наконец-то понимаю чудовищную правду: вот почему он не хотел, чтобы я приходила к нему домой!
— Нет! Все совсем не так! Да, я не хотел, чтобы ты все видела, но это совсем не то, что ты думаешь.
Он поднимает меня в воздух. Мои ноги болтаются, как у тряпичной куклы, а Деймен даже не вспотел.
Ну и черт с ним. Я сейчас не думаю о Деймене, не думаю о себе. Ничто не имеет значения, кроме Хейвен… а у нее уже и губы посинели, она почти не дышит!
— Что ты с ней сделал? — Я смотрю на него с ненавистью. — Что ты с ней сделал, урод?!
— Эвер, я прошу, выслушай меня! — умоляет он.
И, несмотря на всю злость, я снова чувствую, как от его рук по коже растекается томительное тепло, и из последних сил стараюсь не обращать на это внимания. Кричу, визжу, пинаю Деймена, метя в наиболее уязвимые места, и каждый раз промахиваюсь, потому что он в сто раз быстрее меня.
— Поверь, ты не можешь ей помочь. Это могу сделать только я.
— Ты ей не помогаешь, ты хочешь убить ее!!!
Он качает головой и устало шепчет:
— Вот уж нет.
Я опять пытаюсь вырваться, но это безнадежное дело. Мне его не одолеть. Тогда я обвисаю в его руках и покорно закрываю глаза.
А в голове мысль: так вот как это бывает. Сейчас меня не станет.
Деймен ослабляет хватку, и я в тот же миг бью ногой изо всей силы. Мой ботинок врезается в цель, руки Деймена разжимаются, и я падаю на пол.
Сразу же бросаюсь к Хейвен. Пальцы скользят в крови — я сжимаю ее запястье, щупаю пульс, не сводя глаз с двух крошечных дырочек в самом центре зловещей татуировки. Я умоляю ее: держись, дыши!
Вытаскиваю мобильник — вызвать скорую, полицию! — но Деймен подходит сзади и выхватывает телефон.
— Я так надеялся, что до этого не дойдет.
Глава 24
Я прихожу в себя: лежу в своей постели, надо мной склоняется Сабина… Ее лицо выражает огромное облегчение, а в голове — путаница тревожных мыслей.
— Эй! — говорит она, улыбаясь. — Веселый, видно, у тебя был уик-энд!
Я щурю глаза, глядя сначала на Сабину, а потом на часы. Осознав, который час, выскакиваю из постели как ошпаренная.
— Ты как себя чувствуешь? — кричит вдогонку Сабина. — Я вечером приехала, ты уже спала. Ты не заболела?
Бегу в душ. Не знаю, как ей ответить. Больной я себя не чувствую, и все же непонятно, как можно было столько дрыхнуть.
— Рассказать мне ничего не хочешь? — спрашивает
Сабина из-за двери.
Я закрываю глаза и мысленно проматываю заново весь уик-энд. Пляж, Эванджелина, Деймен остался на ночь, приготовил мне ужин, потом завтрак…
— Нет, ничего не случилось.
— Тогда поторопись, а то опоздаешь в школу. Ты точно хорошо себя чувствуешь?
— Да-да, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал бодро и жизнерадостно.
Включаю воду и встаю под горячие струи, сама не зная, правду я сказала или нет.
Всю дорогу до школы Майлз разглагольствует об Эрике. Подробно, буквально по минутам пересказывает, как они в воскресенье вечером поссорились, обмениваясь смс-ками, и теперь между ними все в прошлом, Эрик ему безразличен, совсем-совсем — явное доказательство, что отнюдь не безразличен.
— Ты слушаешь? — хмурится Майлз.
— Конечно, — отвечаю я, останавливая машину у светофора за квартал до школы.
В голове крутятся воспоминания о моем уик-энде, и всякий раз обрываются на завтраке. Как ни стараюсь, не могу вспомнить, что было дальше.
— А ведь я мог бы и поверить, — усмехается Майлз.
Он отворачивается к окну.
— Если тебе неинтересно, так и скажи. Потому что для меня Эрик уже в прошлом. Кончено и забыто. Я тебе не рассказывал, как он тогда…
На светофоре загорается зеленый. Я спрашиваю:
— Майлз, ты не звонил Хейвен?
Он качает головой.
— Нет, а ты?
— Кажется, нет.
Я нажимаю на газ и никак не могу понять, почему одно имя Хейвен нагоняет на меня такой ужас.
— Кажется?! — Майлз, вытаращив глаза, поворачивается ко мне всем корпусом.
— По крайней мере, с пятницы.
Я въезжаю на стоянку, и сердце гулко стучит в груди: Деймен ждет меня на обычном месте, прислонившись к машине.
— Хоть у кого-то из нашей компании есть шанс на счастливую личную жизнь, — говорит Майлз, кивком указывая на Деймена, который подходит к нам с красным тюльпаном в руке.
— Доброе утро!
Он, улыбаясь, вручает мне цветок и целует в щеку.
Промямлив что-то невнятное в ответ, я бросаюсь к школьным воротам, и тут раздается звонок. Майлз рысью мчится в класс, а Деймен берет меня за руку и ведет на наш общий урок английского.
— Мистер Робинс уже на подходе, — шепчет он, сжимая мои пальцы.
Стейша хмуро смотрит на меня, выставляет ногу и проход и отдергивает ее в самую последнюю секунду.
— Он бросил пить — пытается уговорить жену вернуться. — Губы Деймена прихватывают краешек моего уха.