Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 39



Ну и что! Подумаешь! А кто из ребят не любит, чтобы было интересно, не любит тайн и загадок!

А вообще, с раскапыванием дота - это была наивная выдумка. Мы бы сразу раскусили, что это несерьезно, и их затея провалилась бы.

- Скажи, Павлуша!

- Ага!

- Если бы мы придумывали, мы бы такое придумали, будь здоров.

Вот не знаю, что комиссия сейчас думает, в которую нас не выбрали. Конечно, они все отличники, серьезные и положительные, но фантазии у них, как кот наплакал, ей-богу! А здесь же надо что-то такое грандиозное, небывалое, космических масштабов.

- Ой! Слушай, Павлуша! - Вдруг воскликнул я. - А давай ...

И я, захлебываясь, начал излагать ему свою идею.

- Молодец, Ява! - Воскликнул он. - Молодец! ГенийI Я всегда говорил, что ты гений!

- Только, чтобы никто не знал, - сказал я. - Пусть они себе готовятся официально, а мы ...

- Это будет наша тайна, - подхватил Павлуша. - Тайна двух неизвестных!

- Точно!

Мы начали готовиться в тот же день. Потому что то, что мы придумали, требовало очень большой, кропотливой работы и занимало много времени. Хорошо, что восстановление улицы Гагарина было уже закончено, иначе бы мы просто не успели.

Улица Гагарина стала еще лучше, чем до стихийного бедствия, как новенькая.

Теперь все село готовилось к свадьбе.

Такой свадьбы наше село еще не знало.

Любимая всеми учительница выходила замуж за героя-лейтенанта, который вместе со своими солдатами самоотверженно спасал деревню от наводнения. Правление колхоза единогласно проголосовало за то, чтобы устроить свадьбу на все село, пригласив спасателей-солдат.

В колхозном саду плотники сбивали длиннющий, почти на километр, стол. За этим столом должны были поместиться все наше село и гости со стороны жениха.

Стол был радиофицирован: через десять метров стояли переносные микрофоны, а на деревьях висели громкоговорители - чтобы того, кто будет выступать с тостом, слышали все.

Это было здорово!

А мы с Павлушей готовились отдельно ...

За три дня до свадьбы из Грузии прилетели родственники и друзья жениха, их было человек сто, не меньше. До Киева они закупили целый самолет ТУ-104, а из Киева заказали три автобуса и одно грузовое такси. На грузовом такси приехало десять бочек грузинского вина и уж не знаю сколько ящиков с мандаринами, апельсинами, гранатами, чурчхелой и другими кавказскими лакомствами.

Это было здорово!

А мы с Павлушей готовились отдельно ...

Вся наша самодеятельность под руководством завклубом Андрея Кекало с утра и до самой ночи разучивала и репетировала новую программу для свадебного концерта.

"Гвоздем" программы был "хор старейшин" (то есть дедов и бабушек).

Кекало где-то вычитал, что в Грузии есть такой хор, и немедленно решил создать такой у нас. Как ни странно, наши деды и бабушки охотно откликнулись на эту идею. И вышел могучий хор. Потому что чего чего, а стариков у нас очень много. Соседнее село так и называется же - Дедовщина. У нас очень долго живут люди. Вон бабка Триндичка сто десять отмахала. А восемьдесят-девяносто - это у нас запросто. Профессор из института долголетия из Киева приезжал, и говорил, что это оттого, что у нас хорошая вода - раз, свежий воздух - два, любят работать - три, и почти нет злых людей - четыре ...

А я думаю, что главная причина в том, что у нас веселый народ, все любят шутить и смеяться.





А смех - это здоровье!

Вот и хор старейшин разучивал веселые частушки.

Это было здорово!

А мы с Павлушей готовились отдельно ...

И вот поступил канун свадьбы.

Комиссия созвала весь класс утром на школьном дворе и доложила о результатах своей работы. 

Решили, значит, так.

Сначала празднично убираем класс. Чтобы был, как во время экзаменов: стол, накрыт скатертью, от дверей ковровая дорожка, на столе и на окнах цветы.  Потом идем домой, одеваемся во все лучшее, по-праздничному. Каждый приносит букет цветов. Это -обязательно. Садимся за свои парты. Ровно в два часа (как на урок - мы во второй смене последний год учились) придет Галина Сидоровна, ее уже предупредили вчера.

Первая выступит Гребенючка (Председатель комиссии). Скажет слово от девочек нашего класса. Она написала две страницы - всем понравилось, даже мне: сильно написано, хотя слишком жалостливо.

Потом выступит Коля Кагарлицкий и скажет слово от мальчиков нашего класса. У него было написано аж три с половиной страницы и тоже здорово - с именами, с фактами, даже меня с Павлушей вспоминает, наш "выходки" тоже, извините, мол, всякое было... 

Третьим выступит Карафолька и прочитает стихи собственного сочинения. Это было для всех нас полной неожиданностью. Мы никогда и не подозревали, что Карафолька может писать стихи. Создавал свое творение Карафолька ровно столько, сколько бог землю - шесть дней. Но, по моему мнению, результаты были значительно хуже. Хотя девочкам стихи очень понравились, особенно последние строки:

Мы вас по-настоящему любим,

И никогда не забудем.

Мы с Павлушей, как специалисты, считали, что стихотворение Карафольки, или, как он его сам, стесняясь, называл - "мадригал", требует еще серьезной авторской доработки. Во-первых, такие, например, строки, как:  

Вы научили любить нас префиксы,

Корни слов, окончания и суффиксы.

Помимо того, что с художественной точки зрения это было не очень здорово, это было еще и ложью, потому человек в здравом уме не может любить префиксы и суффиксы.

Во-вторых (и это главное!), "Мадригал" был безличный и неконкретный - в нем ни разу Галина Сидоровна не называлась по имени. Карафолька начал бить себя в грудь и клясться, что он очень старался, но у него ничего не получилось. Не становилась Галина Сидоровна в строку, хотя ты тресни! Если бы она была; скажем, Ганна Ивановна (как Гребенючка), то все очень просто:

"Дорогая наша Ганна Ивановна!", "Мы вас любим, Ганна Ивановна!","Не забудем Ганну Ивановну ...".

Но называть ее Ганной Ивановной, когда она Галина Сидоровна, было бы бестактно. А "Дорога наша Галина Сидоровна" ну не читалось никак. Это уже были бы не стихи, а чистейшая проза. Поэтому и пришлось ограничиться безличным:

"Дорогая и любимая наша!"

Это так доказывал Карафолька. Но мы с Павлушей возражали, что настоящий поэт тем и отличается от графомана, что умеет преодолевать любые творческие трудности. Карафолька густо покраснел и опустил голову. Но здесь на нас все зашикали, и мы вынуждены были признать, что да, конечно, стихи можно прочитать, ведь это не для печати, а просто так, а если бы для печати, тогда уже другое дело...

В завершение торжественного прощания Антончик Мациевский сфотографирует Галину Сидоровну со всем классом. И мы подарим ей эту фотографию с волнующей надписью и все-все распишемся.

Так придумала наша комиссия.

Ну что же, для официального прощания вполне удовлетворительно. Все с этим согласились и разошлись. А в половину второго встретились снова. Праздничные, нарядные с огромными букетами цветов, мы в торжественном молчании прошли по ковровой дорожке за свои парты, сели и стали ждать.

Наш друг восьмиклассник Вовка Маруня безупречно организовал "службу безопасности", и мы были спокойны, что любопытная ребятня  не испортит нам мероприятие, ведь они бы обязательно облепили все окна, стали бы хихикать и гоготать и все бы нам сорвали. Вовка расставил посты и блокировал все входы и выходы.

Минут десять мы сидели и молчали. И это наше молчание было как бы увертюрой к тому что должно было состоятся. Мы настраивались на серьезный лад. Мы вспоминали все, что пережили вместе с Галиной Сидоровной за эти семь долгих лет. Она была нашей первой учительницей, когда мы пришли в школу в первый класс. А мы были ее первыми учениками. Она тогда только что окончила одиннадцать классов и первый год начала преподавать в младших классах. Она учила нас и училась сама - заочно в пединституте. Мы закончили пять классов, а она пединститут. Мы сдавали первый в своей жизни школьный экзамен, а она - государственные экзамены. Из учительницы младших классов она стала преподавателем украинского языка и литературы. И продолжала нас учить. И довела до восьмого класса. Мы думали, что и в восьмом классе она будет, и в девятом, и в десятом. Конечно! И вот ... Это как-то просто не укладывалось в голове. Неужели она больше не будет нашей учительницей! Никогда больше не войдет в класс легкой и быстрой походкой, не бросит журнал на стол, не спросит звонко, как всегда, одно и то же: "Ну, кто из вас не приготовил домашнее задание? Признавайтесь!" После этого вопроса я почти всегда ложился грудью на парту, прячась за спину Степы Карафолькы, который сидел передо мной. Но она всегда замечала это и говорила: "Рень, к доске!" И я становился красным как рак и, вздыхая, плелся к доске ... Неужели этого не будет никогда!