Камуфлет

– Сундук точно тот?

– Знамо дело! Приметный, хоть вещь бестолковая. А клад, значит, Никишке достанется?

Что же получается? Или извозчики путают, или один из них врет. Оставалось провести очную ставку.

Последовал приказ дежурному незамедлительно доставить субъекта, с которого ротмистр снимал протокол.

Никифор под конвоем Джуранского сник и даже бубнить перестал. Какие удары приготовила судьба на его голову, и думать боялся. А про себя зарекся: чтобы еще раз добровольно лезть в помощники полиции – да никогда в жизни, мля.

Ванзаров пододвинул ему шаткий стул. Примостившись на краешке, Пряников изготовился к худшему. В этом убеждала довольная рожа Герасима: вот ведь злопамятный гад, из-за рубля удавится.

– Расскажи, любезный, с какой барыней сундук вез? – без всякой строгости спросил Родион Георгиевич. Но послышался Никифору окончательный приговор: все, решили его извести, как есть, жаль, лошадь пропадет, мля.

– Что молчифь?

– Эта… мля… чего… сами-то… знаете…

– А ты Герасиму расскажи.

– Бабы… нет… да… от… господин… мля… видели… И сундук его.

– Как он выглядел?

– Да уж так, ого… от…

– Что скажефь? – обратился Ванзаров к Герасиму.

– А то и скажу: барыню вез. Врать не обучен. Не то что иные…

Тут между извозчиками вспыхнул профессиональный диспут «О честности и о том, кто у кого деньги-сбрую одалживает, а возвернуть забывает». Спор славян между собою дошел до того, что Герасим разгорячено вскочил, а Никифор сжал кулаки. Но тут не к месту встрял Джуранский с окриком, и боевой дух враз покинул соперников. Продолжать очную ставку стало бесполезно. А ротмистр был наказан уж тем, что ему предстояло разбираться в речах Пряникова и писать с них протокол.

Без спарринг-партнера Растягаев сник. Но лукавый прищур надежно скрывал его душонку.

Остается простой вывод: их было двое. Растягаев высадил пассажирку примерно в половине восьмого, а Пряников подхватил уже господина в этот же час. Дама привезла сундук от Финского вокзала через Малую Конюшенную к углу Арсенальной, а второй номер – обратно, к вокзалу. Но зачем возить «чурку» по кругу, предавать по эстафете, а потом бросать у извозчика? Где тут логика? Так следы не заметают.

– Во что была одета барыня?

– Платье черное, кружевное, шляпка такая же, перчатки до локтей.

– Это в такую-то жару?

– Как есть все черное, может, траур у ней…

– В который дом на Малой Конюфенной приезжали?

– Что на переулок смотрит.

Родион Георгиевич и глазом не моргнул, а только попросил:

– Опифи-ка мне, братец, барыню. Помнифь приметы?…

Тут же без колебаний, четко и ясно Герасим составил словесный портрет. Что любопытно: уже второй извозчик за день демонстрировал чудеса наблюдательности. Зной, что ли, так действует?

– Случаем, не знаефь, куда заходила в доме? – равнодушно спросил Ванзаров.

– Третий этаж, квартира слева.

– Зачем тебе сказала?

– Донести попросила сверток бумазейный. Не очень чтоб тяжелый.

– Квартиру отпирала?

– Не могу знать. Я назад пошел, только на козлы сел – она и возвернулась. И сверток несет… Прощения просим, с кладом-то как будет?

Как быть с кладом – вопрос не главный. Куда сложнее ответить на другой: со слов извозчика выходило, что подъезжал он не куда-нибудь, а к дому Ванзарова. И пассажирка поднималась прямиком в его квартиру. И была она, по описанию, не кем иным, как супругой коллежского советника Софьей Петровной.

От имени сыскной полиции за проявленное усердие мужик был награжден «красненькой» и немедленно выпровожен из участка. Коллежский советник очень надеялся: Герасим дня на три запьет.

Августа 6 дня, года 1905,

в то же время, неимоверно жарко.

«Cafe de Paris» в Пассаже, что на Невском проспекте

Напитки колониальные и не очень гремели на всю столицу. Утомленные служащие окрестных банков считали непременным долгом забежать на чашечку ароматного кофе, а изысканные дамы назначали время для болтовни за чаем. Тут царила атмосфера парижской кофейни. Милые порядки придавали заведению европейский флер. Здесь позволялось заказать чашечку крепчайше заваренного венского и провести безмятежно часок-другой с газетой, лениво поглядывая на толпы веселого проспекта.

Неудивительно, что в обеденный час свободных мест не осталось.

Среди толчеи два чисто одетых господина, расположившихся за соседними столиками, не привлекли к себе внимания. Перед одним дымился шоколад, у другого – кофе с кувшинчиком сливок. Один сел лицом к окну, другой – к буфету. Оба, как нарочно, развернули свежие выпуски «Нового времени» и «Петербургского листка». Но как-то само собой получалось, что, глядя в строчки, могли говорить. Незаметно для посторонних.

– Все ли готово? – тихо спросил любитель шоколада.

– Можете не беспокоиться, – ответил в тон поклонник слабого кофе. – Весточка нашла адресата.

– Какова реакция?

– Исключительно ожидаемая.

– Есть хотя бы один шанс на провал?

– Исключено. Он ненавидит меня и считает полным идиотом. Не упустит случая поставить подножку.

– Плану поверил?

– Во всяком случае, согласился. У меня три дня разыскать злоумышленника.

– Уж постарайтесь.

– Приложу все усилия. А то не сносить головы.

Господин с шоколадом улыбнулся срочным депешам о переговорах в Портсмуте. А господин с кофе лишь перелистнул страницу.

– Одно только тревожит… – продолжил он.

– Что же?

– Случайность, которую невозможно предотвратить.

– Что именно? Расписание составлено, поменять его невозможно.

– Ключевая фигура. Уж больно умен и пронырлив. Как бы не залез глубоко.

– Каким образом?

– Не знаю. Фактор непредсказуемости.

– Случайности возможны.

– Только не сейчас. Постарайтесь держать ситуацию под полным контролем.

– Это несложно.

– Что ж, будем верить в силу нашего разума.

– Такое божество меня устраивает… Вам пора.

– Да, время пошло. В эти дни встречаемся только по особому поводу. Экстренную связь знаете.

– Конечно. Передайте нижайший поклон нашему другу.

– Непременно.

Господин одним глотком опустошил кофейную чашку, свернул газету, бросил мелочь, не считая, и вышел. А полковник Ягужинский наконец смог вплотную заняться любимым шоколадом. Начальник дворцовой стражи даже позволил себе легкий вздох облегчения. Только к чему относился вздох – к шоколаду или к окончанию встречи – осталось тайной.

Августа 6 дня, года 1905,

чуть позже, жарит безбожно.

У дома на Малой Конюшенной улице

Таинство обеденного часа для того и установлено начальством, чтобы чиновники всех Департаментов могли набраться сил для служения отечеству. Преступно отдавать священные минуты чему-либо, кроме наполнения желудка и освежения горла, особенно в такой денек.

Лишь один коллежский советник откровенно манкировал установления, которые и полиции касались. Извиняло лишь то, что ему срочно требовалось уединение среди незнакомой толпы. Идя по теневой стороне Казанской улицы к дому, он решительно не замечал ничего.

Итак, имеем: тело неизвестного юноши, жестоким образом разделанное в «чурку». Известно, что ковчежец, в котором его везли, принадлежит Одоленскому. В историю с кражей раритета верится с трудом. Несомненно, князь имеет к преступлению касательство. Какое именно – пока не ясно. Пряников опознал пассажира, но прислуга дает верное алиби. Известна причина смерти юноши: обильное излияние спермы в горло.

Далее – только вопросы. А именно: кто стал «чуркой», принимал ли Одоленский участие в «удушении», где произошел акт, кто лишил юношу конечностей, а также – где они находятся? И самое главное: зачем такое «живописное» убийство?

А что делать с невероятным участием Софьи Петровны?

Можно представить, как обожаемая супруга в черном платье вывозит сундук с места преступления на вокзал, потом едет к дому, потом возвращается на Арсенальную и оставляет поклажу. Что получается? Чтобы это провернуть, ей пришлось бы уехать с дачи поездом в шесть ноль пять… Вполне возможно! Сам господин Ванзаров позавтракал, как обычно, в глубоком одиночестве в восемь утра и, не решаясь будить любимую супругу, тихо удалился: на даче у них разные спальни. А вот была ли она дома? Пока неизвестно.