Руны грома

Локти больно стукнулись о твердую поверхность. Резкий запах выхлопных газов. Шуршание множества колес и истеричный визг тормозов. Прямо на меня надвигался какой-то темный силуэт. Сверкнула белая табличка с номерами… Черт! Громадный черный джип уже навис надо мной! В каком-то неимоверном прыжке взлетаю вверх, выворачиваясь из-под налетавшего бампера, и со всего маха обрушиваюсь всем телом на капот, высаживая при этом пятками лобовое стекло. Машина резко встала, сбрасывая меня вновь под колеса. Судорожно цепляюсь за бампер и, оборвав его, брякаюсь на асфальт. Тут же вскакиваю и отпрыгиваю подальше, так как в джип врезается сзади другая машина. Из распахнувшихся дверей вывалила целая орава коротко стриженных качков. Я давно не слышал такого количества матюгов в свой адрес. Но мне это казалось сладкой музыкой. Я понимал, что вернулся домой. В то самое место и время, откуда началось все это нелепое путешествие в прошлое. Вот он, мой шанс, вот момент истины, нужно лишь немного приложить усилия и шагнуть вперед. Вырваться из-под действия странного камертона, прорвать невидимую оболочку. Но эта мысль так и обрывается на половине. Чудовищным рывком пространство вокруг меня «схлопывается». Ошарашенные морды набегавших на меня братков словно растеклись в пространстве. Долетел исчезающий вопль:

— Сука! Бампер верни-и-и!

Как будто в негативе вижу призрачное свечение на кончиках пальцев. Еще удар, теперь такой, словно в момент столкновения автомобиля с бетонным столбом на скорости сто пятьдесят километров в час. Но в этом шоу не предусмотрены подушки безопасности. Как со спиральной горки на водных аттракционах, я вылетаю из воздуха и улавливаю в ярком свете дня мгновение происходящих событий. Непроизвольным движением выбиваю осколки треснувшей крышки саркофага. Одна плита соскальзывает и больно бьет в плечо. Изогнувшись, гортанно вопя то ли от страха, то ли от невероятности ощущений, отбрасываю и ее, вскакивая в полный рост. Временной взрыв выплюнул меня из саркофага каким-то остаточным импульсом, так что я разбил бедром торцевую стенку и вылетел на снег под ноги онемевших от страха зрителей. Сама Ольга тут же отпихнула с дороги оцепеневшего стражника и, сдернув с плеч меховую накидку, укрыла ею меня. Подоспевший Рашид подхватил за плечи, бросая мне под босые ноги соболиную шубу.

Щурясь от яркого света, я заметил, как епископ Алексий, всегда скептически и с подозрением относившийся к моим чудачествам, схватился за сердце и осел, удерживаемый десятком рук послушников и учеников. На высоком помосте, где стоял саркофаг, теперь была лишь бесформенная груда камней. Развалился от электрических разрядов и установленный в поле горн. Раскаленные угли раскатились вокруг, образуя как бы защитный барьер, за который никто не решался вступить. В голове все еще искрили наслоившиеся события и впечатления. Я не помнил, причудилось ли мне то, что я оказался в своей собственной мастерской, или это только образ, возникший в голове. Можно ли было сделать шаг? Вырваться из притяжения временной петли и обмануть судьбу?

— Минус двадцать лет с плеча. Прочь шрамы и отметины! — почти отчеканила Ольга, говоря со мной на том языке, что был моим родным в двадцать первом веке, но не здесь. — Первый раз всегда самый тяжелый и болезненный.

— В следующий раз воскрешение и омоложение буду совершать в одиночку, без свидетелей.

— Как ощущения? — спросила она, приседая возле меня на колени.

— Будто кожу с живого содрали…

— Привыкнешь, — ухмыльнулась она, — это быстро пройдет.

Ощупав онемевшими пальцами совершенно гладкий подбородок, я невольно скосил глаза на плечо. Никаких шрамов. Никаких отметин, что я успел насобирать за восемнадцать лет.

— Да уж, это стоит того, чтобы привыкнуть. Будь омоложение хоть в десять раз больней, я бы все равно согласился.

— Я первый раз тоже так думала. — Кивнула головой Ольга, протягивая мне бронзовое зеркало.

Ну и раскормленная же рожа у меня была восемнадцать лет назад. Взгляд жгучий, наглый. На широком лбу ни единой морщинки, ни одного седого волоса.

— Боже, как давно это было. Хижина на болотах, страх, непонимание. А сейчас, будто бы в один миг вновь пронеслось перед глазами.

— Не фокусируйся на одной мысли. Расслабься. Не ковыряйся в прошлом, живи будущим.

Нарастающий гул и гомон толпы прорвался криками. Две гигантские фигуры, разгоняя от себя людские волны, неслись к нам, отшвыривая замешкавшихся. Родные рожи запыхавшихся близнецов нависли надо мной. Смертельно побледневшая Ольга уставилась на них с ужасом, качнулась, теряя сознание, и, подхваченная своими людьми, исчезла в толпе. Сильные руки Наума и Мартына подхватили меня и понесли над головами ликующих людей к воротам крепости. Я еще не осознавал, какое феерическое шоу я только что продемонстрировал. Многое из моих дел относили к разряду чудес, но это должно стать венцом. Шутка ли, даже если кто-то и догадывался или точно знал, что я в действительности не был мертв, то фокус с омоложением развеивал сомнения любых скептиков. Даже Скосарь Чернорук минуты две пялился на меня выпученными глазами, когда встретил во внутреннем дворе. Пока Мартын легонько не двинул его по голове, сбив шапку.

— Ты ли это, батюшка?! — завопил Скосарь ошарашенно.

— Нет, блин! Тень отца Гамлета! Я конечно же! Или ты меня без бороды и не признал?

— Да что без бороды, — гаркнул Скосарь, отшатнувшись, — ты сейчас тех же лет, что и Александр Ярославович будешь.

— Дай срок, я еще его внучат поучать буду, когда они седыми бородами по пояс зарастут.

— Ну, до тех поучений нам еще не скоро, а то и не видать вовсе. Но нынче мы вновь силу свою утвердим! А! Князь! Михаила, как прыщ, из Москова выдавим. Тулу воевать пойдем, Коломну, Смоленск. — От полноты чувств старый вояка так разбушевался, что грозил нечаянно всех перекалечить своим протезом. Наум спеленал Скосаря своим тулупом и понес впереди, увертываясь от его бодливой головы.

— Тихо, тихо, вояка бесшабашный, — попытался я усмирить заводного воеводу. — Всему свой срок. Дел невпроворот, поспеть бы за всеми. Ты вот не дурак, сочти, сколько у нас стрелков да припасов. Новая Рязань, что прорва, все соки из моей крепости высосала. Тут ватагой да с наскока не осилить. Уймись и возвращайся в свой двор. Стрелки нужны. Теперь, когда слух о моем воскрешении разнесется, как чума, будь она проклята, к тебе в ополчение еще людишек прибавится.

Зал башни все наполнялся и наполнялся гостями. Все, кто только сумел прорваться через оцепление, выказывали желание лично поздравить меня с чудесным возвращением, приносили какие-то подарки, свитки с заверениями. Для себя я отметил тот факт, что среди гостей было немало бояр, причем не только рязанских. Это не могло не радовать. Задуманное объединение земель, этапы которого мне до сего дня казались сложными и долгими, теперь виделись в несколько другом, более красочном, позитивном свете. Но, исходя из опыта так бурно прожитых лет, я не склонен нынче верить убедительным заверениям и откровенной лести. Счетчик обнулили, как на спидометре автомобиля, прошедшего капитальный ремонт, но это не значит, что машина новая. Я уже не тот наивный парень с горячей головой, что явился сюда много лет назад. Под масками раболепных дворян скрывается гримаса страха. В их понимании я медленно, но верно превращаюсь в тирана. В диктатора, деспота, плюс ко всем ужасам еще и бессмертного, если, конечно, не пихать в меня острые предметы и не травить ядом. Примут ли после всех жесточайших экспериментов моего преемника, коль я решу его оставить? Человека, готового объединить Русь во имя ее же будущего? Нет. Я совершенно уверен в том, что кто бы ни пришел на мое место, будет нести на себе проклятье колдуна. Даже если я тихо уйду в тень, уеду на восток, на юг, вообще на другой континент, моего преемника будет ждать незавидная участь мученика. А нужен спаситель, избавитель от темных сил. Нужен человек, способный поменять полярность всего происходящего, но не сменить выбранный курс. Сегодня многие священнослужители стали свидетелями темного деяния ведьмы. Упорно и методично они посеют зерна сомнения в души людей. Из благодетеля я превращусь в мучителя, воплощенное зло. Но мне следует оставить после себя богатое наследство. Науку, технологии, торговые коммуникации, новые денежные отношения, то немногое, что я смог внедрить. Пусть мое наследство поменяет полярность, пусть станет завоеванием пришедшего на смену мне избавителя. Я, будто пахарь, взрежу землю острым, как бритва, мечом, стану боронить пиками и копьями, сея зерна цивилизации. Но когда настанет срок, пусть кто-то другой соберет урожай, пожнет плоды. И этим кем-то должен стать человек, которому я могу всецело довериться.