Правдивый ложью

– А и впрямь, – оживился он. – Мы ж опосля той встречи еще… – И, не договорив, проворно метнулся к катушке. – Ну-ка, ну-ка… – Но после некоторой возни с ней развел руками. – Верно ты сказывал, княже, и впрямь куска не хватает. – Повинившись: – Меня тут не было ден пять – спину прихватило, не разогнуться, вот и остался приказ без присмотра. Но я дознаюсь, куда оно все подевалось, – заверил он, угрожающе поглядывая на сбившихся в стайку перепуганных подьячих. – Непременно дознаюсь.

Однако результата я все-таки достиг и ответ на свой вопрос тоже получил. Правда, не письменный, а устный, но верить ему стоило.

Случилось это буквально через пять минут, сразу после того, как я настоятельно посоветовал Витовтову довести до конца свое расследование, за которое в случае положительного результата пообещал заплатить удвоенную сумму – два червонца.

Едва я спустился с крыльца и уже вдел ногу в стремя, как сзади раздался чей-то голос:

– Дозволь слово молвить, княже.

Повернувшись, я увидел невысокого парня лет двадцати, очевидно из подьячих, который выжидающе смотрел на меня.

– Ну молви, – рассеянно произнес я.

– А вот два десятка рублев, что тобой обещаны, они как, токмо за лист, али словеса изустные тоже подойдут?

Я внимательно посмотрел на круглое плутоватое лицо с небольшой курчавой и столь же плутовато вьющейся бородкой. Зеленые глаза его светились в предвкушении удачи.

– Смотря какие словеса, – осторожно произнес я. – Иным верить…

– Напрасно ты так, князь Федор Константиныч, – попрекнул он меня. – Мне ежели что увиделось али услышалось, то я и чрез полгода и чрез год припомнить смогу, ежели постараться да поднапрячься, а тут всего два месяца. Кого хошь вопроси, всякий поведает, что ежели подьячий Еловик Яхонтов что сказал, так уж тут без обману. Вот слухай. – И принялся нараспев цитировать… список сотников моего полка.

Совпадало точь-в-точь. Правда, четверых уже не было, но о них он как раз знать не мог. Зато прочие один в один. К тому же сразу после этого он, не переводя дыхания, перешел… к моим десятникам.

Вот это да! Действительно, феноменальная память.

Он остановился, перевел дыхание и торжествующе заметил:

– А оное верстание мне довелось перебеливать аж в прошлое лето. – И небрежно осведомился, явно гордясь своим даром: – Далее сказывать ли?

– Лучше сразу о встрече посла, – предложил я.

– Изволь, – пожал плечами он и вновь, полуприкрыв глаза, начал перечень лиц, но едва дошел до встречающих у лестницы, как заметил: – Далее тяжко. Тут и впрямь поднапрячься надобно. – И застыл, выжидающе глядя на меня.

И тут не подвел. Все, что он сказал, в точности совпадало со словами дьяка из Посольского приказа. Не забыл он упомянуть среди встречающих «у коня» и самого Дорофея Бохина.

Впрочем, после фамилий десятников моего полка я уже этому не удивлялся, но баловать Яхонтова похвалами не стал, сдержанно заметив:

– Вроде бы пока все правильно говоришь.

– Вроде! – фыркнул он. – Мне ж оную сказку и довелось переписывать, потому все в точности… – И осекся, поняв, что проболтался.

– Да ты не смущайся, – ободрил я, – лепи дальше. – Заверив: – За князем Мак-Альпином обещанное не пропадает, а кому деньгу отдавать, мне все равно.

– Ну-у тогда… – протянул он неуверенно, но после некоторого колебания принялся цитировать дальше: – А на третьей встрече, большой, в сенях: боярин, князь Тимофей Романович Трубецкой, да дворенин Петр Никитич Шереметев, да с ним дьяк Сапун Аврамов, да дьяк Иван Салманов новой четверти. А объявлял посла государю боярин Семен Никитич Годунов. Того ж дни ел посол в Грановитой полате. А бояре ели: князь Иван Иванович Шуйской, да князь Тимофей Романович Трубецкой, да князь Василий Карданукович Черкасской…[28]

«Вот оно, – понял я. – Все-таки был там этот самый Иван Шуйский, которого Бохин обозвал почему-то Пуговкой. Или я тороплюсь?»

– …а в столы смотрели и сказывали[29] стольники. В большой стол[30] сказывал стольник князь Михайло Васильевич Шуйской-Скопин…

«Неужто тот самый? – удивился я. – Уж его-то точно надо выкидывать из подозреваемых, хотя вообще-то он ведь тоже Шуйский, хоть и Скопин. Значит, родич, только неизвестно кем доводится этим, что без приставки. А с другой стороны, чего я уткнулся в Шуйских? Не-эт, тут надо всех прикинуть…»

– …а в кривой стол сказывал стольник князь Андрей Иванович Хованской. А потчевать посла опосля ездил на посольской двор князь… – меж тем бойко продолжал цитировать Еловик.

– Значит, так, – оборвал я его на полуслове. – У меня память не такая, как у тебя, потому я и половины не припомню, так что напишешь мне все на листе и принесешь на… Никитскую. Знаешь, где там мое подворье?

– А как же. И подворье ведомо, и про Домнино с Климянтино, и про Ольховку, и про Кологрив, – отбарабанил он названия всех моих поместий. – Сколь четей земли да душ людских сказывать? – Пояснив: – Я ить не так давно тута, всего четыре месяца, а допрежь в Поместном приказе службишку нес, потому и памятаю про вотчины и поместья.

«Ну ничего себе! – вновь восхитился я. – Не-эт, с такой памятью ни в Поместном, ни в Разрядном приказе штаны протирать тебе, орел, ни к чему. Мне ты больше нужен. Куда и зачем, пока сам не знаю, но нужен». Но от дальнейшей проверки паренька-феномена отказался:

– Про души и чети в моих вотчинах не надо, без того верю. Пока обойдемся пропавшей сказкой. Завтра жду у себя.

– Я прямо враз опосля заутрени, – заверил Яхонтов.

– Нет уж, рановато, – поправил я. – Мне бы попозже.

Подьячий с опаской покосился на крыльцо:

– Позжее токмо к обедне, уж больно Витовтов строг.

– Дьяка боишься? – понял я. – Так ведь это дело поправимое. Переходи ко мне на службу, и вся недолга. Мне такие, как ты, нужны, так что не обижу.

Еловик замялся.

– Мне тута о прошлый год деньгу прибавили, – медленно произнес он. – Ныне в год двенадцать рублев положили, да еще, почитай, столько же праздничных[31] денег уплатят. – И заметил с гордостью: – Эдакую деньгу ни одному подьячему не посулили. Беда токмо, что лета у меня уж больно малые, но ежели далее послужу по чести, так, глядишь, летов чрез десяток…

– Насчет праздничных денег не обещаю, – решительно заявил я, – поскольку у меня иная привычка – одаривать только за отличие в службе. Как потопаешь, так и полопаешь. Зато на малые лета не гляжу и годовой оклад тебе сразу положу двадцать рублей. Хватит ли для начала?

Он радостно заулыбался, закивал, но потом вспомнил:

– А те двадцать, кои ты…

– Их, само собой, получишь, – успокоил я его и, услышав первый удар колокола – к вечерне, не иначе – заторопился. – Ступай да скажи дьяку своему, что тебя князь к себе забрал, а завтра жду на подворье со списком.

Теперь Никодим. Заждался небось.

Впрочем, раньше появляться мне не стоило. Поспел как раз вовремя, даже пришлось немного подождать, пока монах допишет.

Ох и почерк у него…

Буковки вкривь и вкось, слова друг от дружки не отделены, знаки препинания… О них он вообще не слыхал, включая точки. Хорошо хоть изредка встречались в тексте заглавные буквы – только по ним и понимал, что начинается новое предложение. Как он с таким почерком ухитрился дойти до завхоза – кажется, келарь означает именно это, – убей, не пойму!

Уже на середине первого листа мое терпение лопнуло окончательно, и я велел ему самому зачитывать текст.

Кстати, читал он так же, как и писал – то есть невнятно, путаясь и запинаясь, будто не его рука выводила эти загогулины.

До конца слушать не стал – очень уж красочными оказались подробности.

Нет, для Дмитрия самое то: угроза оглашения такого позора – это что-то с чем-то. Думается, будущий государь пойдет на очень многое, чтобы его избежать, но слушать про «розовое мяконькое тельце» и прочее было отвратно, так что я прервал его на середине.

– Убедился уже, что раскаиваешься, – хмуро пояснил я и махнул рукой, чтоб проваливал.