Лев мисс Мэри

– Отправляйся в машину, котенок, и глотни из фляжки с джином. Я помогу им погрузить тушу в кузов.

– Пойдем, выпей со мной. Я только что накормила своей винтовкой восемнадцать человек, и я люблю тебя и хочу выпить. Не правда ли, мы с Чаро подкрались очень близко?

– Восхитительно близко. Лучшего нельзя было и ожидать.

Фляжка «Джинни» лежала в одном из карманов старой испанской патронной сумки, и в ней была пинта «Гордон'с», который я купил у Салтана Хамуда. Она была названа так в честь другой, старой, знаменитой серебряной фляжки, которая однажды во время войны протекла по швам на высоте в бог знает сколько тысяч футов, да так, что мне показалось, будто меня ранили в зад. Старую фляжку так и не удалось толком починить, но мы назвали эту плоскую бутыль в честь старой, высокой, плотно прилегавшей к бедру фляжки, где на закручивающемся серебряном колпачке было выбито имя девушки, но не было ни названий сражений, свидетелем которых она являлась, ни имен тех, кто пил из нее и кого уже не было в живых. Названия сражений и имена погибших даже при убористой гравировке покрыли бы обе стороны старой фляжки. Но новая, хотя и невзрачная, была нам не менее дорога.

Мэри отпила из нее глоток, потом выпил я, и Мэри сказала:

– Знаешь, Африка – единственное место, где неразбавленный джин на вкус не крепче воды.

– Немножко покрепче.

– В фигуральном смысле слова. Я сделаю еще глоточек, если можно.

Джин был действительно очень хорош на вкус, чистый и приятно согревающий, и вовсе не как вода, и после него все казалось прекрасным. Я протянул Мэри бурдюк с водой, она сделала большой глоток и сказала;

– Вода тоже прекрасна. Несправедливо сравнивать ее с джином.

Я подошел к заднему борту машины, откинутому для облегчения погрузки гну… Втиснутый в кузов, самец уже не выглядел так величественно и лежал там с остекленевшими глазами, огромным брюхом, несуразно вывернутой головой и вывалившимся, как у повешенного, серым языком. Нгуи, который вместе с Матокой поднимал его с самой тяжелой стороны, сунул палец в пулевое отверстие чуть повыше лопатки. Я кивнул, мы подняли борт, закрепили его, и я взял у Мэри бурдюк, чтобы вымыть руки.

– Пожалуйста, выпей еще, Папа, – сказала она. – Почему ты такой мрачный?

– Я не мрачный. Но выпить мне все-таки дай. Хочешь еще поохотиться? Нам нужно подстрелить томми и импалу[10] для Кэйти, Чаро, Муэнди, для тебя и меня.

– Я хотела бы убить импалу. Но стрелять мне уже сегодня не хочется. Не стоит портить этот выстрел. Я уже попадаю как раз туда, куда целюсь.

– И куда же ты целилась, малышка? – спросил я, пересилив себя. Мне очень не хотелось задавать этот вопрос, и, спрашивая, я сделал глоток, чтобы он прозвучал как можно безразличнее.

– Прямо в центр лопатки. Точно в центр. Ты же видел отверстие.

Большая капля крови скатилась из крошечного отверстия над лопаткой и застыла под ней. Я заметил ее, когда неуклюжая черная антилопа лежала в траве, и передняя половина туловища еще жила, хотя и не двигалась, а задняя уже омертвела.

– Хорошо, малышка, – сказал я. – Может быть, все-таки постреляешь еще?

– Нет. Теперь стреляй ты. Тебе тоже надо тренироваться.

«Да, – подумал я. – Может быть, и надо». Я сделал еще глоток джина.

– Отдай мне фляжку, – сказала Мэри. – Сегодня я больше не стреляю, Я так счастлива, что мой выстрел тебе понравился. Хорошо бы Старик был с нами.

Но Старика с нами не было, и, стреляя в упор, она все же попала на четырнадцать дюймов выше, чем целилась, случайно сразив животное удачным попаданием в хребет. Так что причины для беспокойства все еще оставались.

В лагере я нашел мисс Мэри, когда она, сидя на стуле под самым большим деревом, записывала что-то в дневник. Она подняла на меня глаза и улыбнулась, чему я очень обрадовался.

– Мне хорошо, – сказала она. – Утро такое прекрасное, я наслаждаюсь им и наблюдаю за птицами. Ты когда-нибудь видел такую великолепную сизоворонку? Я была бы счастлива просто так наблюдать за птицами.

– А может быть, тебе еще чего-нибудь хочется?

– Нет. Как по-твоему, могли бы мы до наступления жары отправиться в район, где водятся геренук, и немного поохотиться? Мне кажется, теперь я разбираюсь в этом чуточку больше.

Но район, где водились геренук, по-прежнему оставался труднодоступным. Мэри нисколечко не подросла, а кустарник не стал ниже. Она охотилась очень старательно, а Нгуи и я держались как можно дальше от нее, так далеко, что я волновался. Правда, накануне я не видел здесь ни одного носорога, и свежих следов мы не обнаружили. Мэри ужасно переживала, что ей не доверяют охотиться самостоятельно, и я расширил границу безопасности настолько, насколько мог отважиться. Потом я вспомнил обещание, данное Старику, и, рискуя попасть в немилость Мэри, сократил дистанцию. Но она, похоже, не возражала, и мы с Нгуи подошли еще ближе, так, чтобы исключить всякий риск. Немного погодя мы увидели след носорога, и я отправил Нгуи к машине, а сам с двустволкой пошел рядом с Мэри. Район этот был более надежен, чем район Магади, но все же достаточно опасен, чтобы заставить меня попотеть. Чаро и я услышали легкий звук, напоминающий тихое ворчание или шорох взлетающей куропатки. Я обернулся и увидел Нгуи. Он стоял на крыше охотничьей машины и показывал рукой влево от нас. Потом Чаро тронул мисс Мэри за руку, и все мы пошли вправо, стараясь держаться по ветру, и, выйдя на небольшое открытое место, подождали, пока подъехала машина.

– Думе! – сказал Нгуи. – Большой самец. А рог короткий и широкий.

– Можно взглянуть? – спросила Мэри.

Чаро и Нгуи помогли ей забраться на крышу, и в зарослях она увидела носорога, огромного и серого, почти белого от высохшей болотной грязи. Голова его была поднята, уши подались вперед, носом он старался поймать приносимые ветром запахи.

– Хочешь его сфотографировать?

– Нет. Он слишком далеко, чтобы казаться страшным.

– Мы не можем пригласить его подойти поближе. В этих зарослях на охотничьей машине от него не уйти. Я найду тебе другого там, где он будет преследовать нас на открытой местности.

– Всякий раз что-нибудь мешает охоте на геренук. Мы сейчас поблизости от одного из лучших мест.

Я был напуган, как и всегда, когда Мэри охотилась в густых зарослях и рядом оказывался носорог. Я знал нрав носорогов, они бросаются на запах, но зато глупы и их легко обмануть. Они почти слепые, но некоторые видят чуть-чуть получше, и, когда они мчатся через заросли, подобно взбесившемуся локомотиву, это производит сильное впечатление. Убить носорога нетрудно, но как-то раз я попал одному прямо в сердце, и он пронесся на полной скорости еще ярдов сто, прежде чем повалился замертво. Охотясь в одиночку, я был совершенно спокоен, потому что пуля всегда могла остановить носорога, даже если она не попадала в кость. Но в густых зарослях никогда не знаешь, где находится второй носорог, а именно он и представляет смертельную опасность. Итак, я смотрел на одетое в невероятную броню, глупое, злое и несимпатичное животное, которое в своем покрытии из белой высохшей грязи все же выглядело удивительно прекрасным и воинственным, как сбитый с курса танк. «Всю жизнь им приходится быть начеку с задраенным башенным люком», – подумал я.

– Ты уверена, что фотография не получится? – спросил я.

– Уверена, – сказала мисс Мэри. – Для этого надо подойти поближе.

На том мы и порешили и перебрались подальше, на более открытую местность, где продолжили охоту на геренук. На этот раз мне было решительно наплевать, будут ли меня упрекать в том, что я играю роль няньки или вооруженной до зубов гувернантки, и оставался точно на положенном месте и действовал так, как учил Старик. Я уже давно понял, почему белым охотникам так хорошо платили и зачем они меняли место расположения лагеря: чтобы клиенты охотились там, где их можно было надежно защитить. Я знал – Старик никогда не позволил бы мисс Мэри охотиться здесь и не потерпел бы никакого сумасбродства. Но я также помнил, как женщины почти всегда влюблялись в своих белых охотников, и надеялся, что произойдет чудо, я стану героем в глазах своей подопечной и из бесплатного и действующего на нервы телохранителя превращусь в охотника-возлюбленного собственной жены…

10

Африканская антилопа.