ТАНЕЦ С ДРАКОНАМИ

Моссадор. Дени сжала кулаки. Миссандею и ее братьев забрали из дома в Наахе разбойники с Островов Василиска и продали в рабство в Астапоре. Будучи совсем ребенком, Мессандея продемонстрировала таке способности к языкам, что Добрые Хозяева сделали ее писцом. Моссадор и Марселен не были столь удачливыми. Их оскопили и сделали Безупречными.

– Сколько убийц удалось схватить?

– Ваши слуги арестовали хозяина винной лавки е его дочерей. Они уверяют в собственной невиновности и молят о милосердии.

"Все они уверяют в собственной невиновности и молят о милосердии."

– Отдайте их Бритоголовому. Скахаз, раздели их и допроси.

– Будет сделано, Ваша Светлость. Мне допрашивать их мягко или жестко?

– Мягко, для начала. Послушай какие выдумки они будут говорить или какие имена назовут тебе. Может оказаться, что они и правда не участвовали в этом. – Она не решалась спросить. – Девять, сказал благородный Резнак. Кто еще?

– Три освобожденных, убитые в собственных домах. – ответил Бритоголовый. – Ростовщик, сапожник и арфистка Рилина Рии. Они отрезали ей пальцы перед тем как убить ее.

Королева вздрогнула. Рилона Рии играла на арфе чудесно как сама Дева. Когда она была рабыней в Юнкае, она играла для каждого высокородного дома города. В Меерине она стала главной среди юнкайских освобожденных, их голосом в совете Дени.

– Вы взяли еще кого-нибудь кроме этого виноторговца?

– Никого, и этот, к сожалению, отказывается сознаться. Просим прощения.

"Милосердие", подумала Дени. "У них будет милосердие дракона."

– Скахаз, я передумала. Допроси этого человека жестко.

– Я мог бы. Или я могу допрашивать пожестче его дочерей, на глазах у их отца. Это выжмет из него несколько имен.

– Делай так, как посчитаешь самым правильным, но принеси мне это имена.– Ярость подобно пламени обжигала ее изнутри. – Больше ни одного моего Безупречного не убьют. Серый Червь, верни своих людей в казармы. Впредь вели им охранять только мои стены, ворота и меня. С этого дня сохранение мира в Меерине станет задачей самих жителей Меерина. Скахаз, собери новую стражу из Бритоголовых и освобожденных, в равном количестве.

— Как прикажете. Сколько человек призвать?

- Столько, сколько тебе потребуется.

Резнак мо Резнак открыл рот от удивления.

– Великолепная, откуда возьмутся деньги заплатить стольким людям?

– Из пирамид. Назовем это кровавым налогом. Я буду брать сто золотых в каждой пирамиде за каждого освобожденного, убитого Сынами Гарпии.

Это вызвало улыбку у Бритоголового. – Будет сделано. – Но Ваше Сиятельство должно знать, что Великие Хозяева Зхак и Меррек собираются закрыть свои пирамиды и покинуть город.

Дейенерис устала до смерти от Зхака и Меррека, от всех этих мееринцев, великих и простых смертных.

– Разреши им уйти, но проследи, чтобы они не унесли с собой ничего кроме одежды на своих плечах. Убедись, что все их золото останется здесь, у нас. И склады еды тоже.

– Великолепная, – пробормотал Резнак мо Резнак – мы не можем знать точно, что эти знатные люди задумали присоединиться к нашим врагам. Скорее всего, они просто решили переселиться в свои поместья на холмах.

– Тогда они не будут против, что мы присмотрим за их золотом. Все равно на холмах ничего не купишь.

— Они беспокоятся о детях, — произнёс Резнак.

"Да", подумала Дейенерис, "и я за своих тоже."

– И мы должны о них позаботиться. Возьми у каждого из них двух детей. И столько же из других пирамид. Мальчика и девочку.

– Заложники, – произнес Скахаз со счастливым видом.

– Пажи и виночерпии. А если Великие Хозяева будут возражать, объясни им, что в Вестеросе это большая честь для ребенка быть выбранным служить при дворе. – Остальное она оставила недосказанным. – Ступай и исполни мой приказ. А я буду оплакивать своих умерших.

Вернувшись в свои покои на вершине пирамиды, она нашла Миссандею, которая тихо плакала на своем тюфяке, изо всех сил стараясь приглушить звук рыданий.

– Пойдем спать ко мне. – сказала она маленькой переписчице. – Рассвет еще не скоро наступит.

– Ваша Светлость очень добра ко мне. – Миссандея скользнула под простыни. – Он был хорошим братом.

Дени обняла ее. – Расскажи мне о нем.

– Он учил меня лазить по деревьям когда мы были маленькими. Он умел поймать рыбу голыми руками. Однажды я обнаружила его спящим в нашем саду и сотни бабочек порхали над ним. Он был таким прекрасным в то утро, в то... я любила его.

– И он любил тебя. – Дени погладила девочку по волосам. – Скажи только слово, моя милая, и я отправлю тебя прочь из этого ужасного места. Я как-нибудь найду корабль и отправлю тебя домой. В Наатх.

– Я бы лучше осталась с вами. В Наатхе я буду бояться. Что, если работорговцы снова придут? Я чувствую себя защищенной, когда я с вами.

Защищенной. При этом слове глаза Дени наполнились слезами. – Я буду тебя защищать. – Миссандея всего лишь ребенок. Рядом с ней она тоже почувствовала себя ребенком.

– Никто не мог защитить меня, когда я была маленькой. Ну, сир Уиллем мог, но потом он умер, и Визерис... Я хочу защитить тебя, но... это так тяжело. Быть сильной. Я не всегда знаю что мне делать. Однако, я должна знать. Я – это все, что у них есть. Я – королева... и... и...

– ... и Мать. – прошептала Миссандея. – Матерь Драконов. – Дени вздрогнула. – Нет, Матерь всех нас. – Миссандея обняла ее еще крепче. – Вашей Светлости нужно поспать. Скоро рассвет и суд.

– Мы обе поспим, и нам приснятся лучшие дни. Закрой глаза. – Когда она сделала это, Дени поцеловала ее веки и девочка хихикнула.

Но поцеловать легче, чем уснуть. Дени закрыла глаза и постаралась думать о доме, Драконьем Камне и Королевской Гавани и о всех других местах, про которые ей рассказывал Визерис, находящихся в более доброй стране чем эта. Но ее мысли снова вернулись к Заливу Работорговцев подобно кораблям, гонимым злыми ветрами. Когда Миссандея уснула, Дени выскользнула из ее объятий и вышла на предрассветный воздух. Она облокотилась на прохладные каменные перила и пристально посмотрела на город. Тысячи крыш раскинулись под ней, расскрашенные луной в цвета слоновой кости и серебра.

Где-то внизу, под этими крышами, собирались Сыны Гарпии, придумывая способы убить ее и всех, кто ее любит и снова одеть цепи на ее детей. Где-то внизу голодный младенец плакал и просил молока. Где-то умирала пожилая женщина. Где-то обнимались юноша и девушка, неловко раздевая друг друга нетерпеливыми руками. Но здесь, наверху, были только сияющие в лунном свете пирамиды и ямы, без единого намека на то, что лежало под ними. Здесь, наверху, была только она, в одиночестве.

В ней текла драконья кровь. Она могла убить Сыновей Гарпии, и их сыновей, и сыновей их сыновей. Но разве дракон может накормить голодного младенца, разве может он унять боль умирающей старухи? И разве кто-нибудь когда-нибудь осмелится полюбить дракона?

Она поймала себя на том, что вновь думает о Даарио Наарисе, о Даарио с золотым зубом и бородой в форме трезубца, о его сильных руках, покоящихся на рукоятях аракха и стилета, сработанных одним мастером, выкованных из золота в форме нагих женщин. В день их прощания она говорила ему о том, что он должен уехать, а он поглаживал их подушечками больших пальцев, едва касаясь. Я ревную его к рукояти меча, — подумала она тогда, — к женщинам из золота. Отправить его к овечьему народу было мудрым решением. Она была королевой, а путаться с таким, как Даарио Наарис, было недостойно королевы.

– Его так долго нет, – только вчера она говорила сиру Барристану. – Что если Даарио предал меня и перешел на сторону моих врагов? – "Три измены должна ты испытать..." – Что если он встретил другую женщину, какую-нибудь принцессу в Лхазарине.

Она знала, старому рыцарю не нравится Даарио, и он ему не доверяет. Тем не менее, ответ его был галантным: "Нет на свете женщины прекраснее Вашей светлости. Только слепой может думать иначе, а Даарио Наарис вовсе не слеп".