Три чашки чая

Преодолев узкое ущелье, наконец ступили на твердую землю. Выступ ледника Балторо лежал на дне каньона — почерневший от грязи и напоминавший нос «Боинга-747». Из-под него, подобно реактивным струям, вырывались подземные реки, которые на протяжении шестидесяти двух километров текли под толстым слоем льда и снега. Пенистые бурные потоки были верховьями реки Бралду. Пятью годами позже шведский спортсмен прибыл сюда со съемочной группой. Он хотел пройти на байдарке по реке Бралду до Инда и дальше, в Аравийское море. Через несколько минут после спуска байдарки на воду спортсмен погиб — первобытная сила реки перевернула лодку, и швед разбился о камни.

ПРЕОДОЛЕВ УЗКОЕ УЩЕЛЬЕ, ГРЕГ НАКОНЕЦ СТУПИЛ НА ТВЕРДУЮ ЗЕМЛЮ — ВПЕРВЫЕ ЗА ПОСЛЕДНИЕ ТРИ МЕСЯЦА.

В каньоне Мортенсон в первый раз за последние несколько месяцев увидел цветок — пятилепестковый розовый шиповник. Он упал на колени, чтобы полюбоваться им. Цветок стал символом возвращения из края вечной зимы. Вдоль берега реки росли тростник и полынь. Грег смотрел на них, и его охватывало ощущение настоящей жизни, хотя в скалистом ущелье растительность была более чем скромной. Осенний воздух на высоте трех с половиной тысяч метров казался роскошным. Мортенсон дышал полной грудью и наслаждался. Он забыл, что так бывает.

Теперь, когда опасности Балторо остались позади, Музафар каждый вечер уходил вперед, разбивал лагерь и готовил ужин к приходу Грега. Мортенсон даже здесь ухитрился заблудиться, попав на развилку дорог, одна из которых вела на летнее пастбище. К счастью, он быстро сориентировался, вернулся к реке и вышел на дымок лагеря Музафара. Ноги по-прежнему слушались плохо, но Грег упорно шел вперед, часто останавливаясь для отдыха.

На седьмой день после спуска с К2 Мортенсон увидел деревья — на южном берегу ущелья реки Бралду. Пять тополей сгибались под сильным ветром. Они напоминали приветственный взмах руки друга. Деревья росли рядком — их посадил человек. Стало ясно, что здесь кончается жестокая сила Каракорума, которая посылает лавины из снега и камней, способные смести со своего пути любое живое существо. Увидев тополя, Мортенсон понял, что выжил.

УВИДЕВ ТОПОЛЯ, МОРТЕНСОН ПОНЯЛ, ЧТО ВЫЖИЛ.

Засмотревшись на деревья, он опять, как и несколько дней назад, пропустил развилку. Главная тропа шла к реке и дальше — к веревочному мосту, «zamba». (Впрочем, мостом эти веревки из шерсти яка, натянутые между двумя валунами, можно было назвать с большой натяжкой.) Перейдя через мост, Грег прибыл бы в деревню Асколи. Она располагалась на северном берегу реки, в тринадцати километрах от «zamba». Но Мортенсон заблудился во второй раз и остался на гребне, на южном берегу. Он пошел к деревьям.

За тополями начались абрикосовые сады. Здесь, на высоте три тысячи километров, к середине сентября урожай уже собрали. Груды спелых фруктов лежали в сотнях плоских плетеных корзин. Яркие абрикосы буквально светились на фоне зеленых листьев. Между корзинами на коленях ползали женщины. Они доставали косточки из плодов. Увидев Мортенсона женщины закрыли лица платками и бросились бежать от странного белого человека.

ПРИ ВИДЕ МОРТЕНСОНА ЖЕНЩИНЫ ЗАКРЫЛИ ЛИЦА ПЛАТКАМИ И БРОСИЛИСЬ БЕЖАТЬ ОТ СТРАННОГО БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА.

Дети оказались смелее. Грег шел по бурым полям в сопровождении целой свиты малышей и подростков, а женщины издали наблюдали за ним. Дети указывали пальцами на его одежду, рассматривали запястья в поисках часов, которых не было, и смело хватали незнакомца за руки.

Впервые за много месяцев Мортенсон подумал о том, как выглядит. Длинные волосы спутались, он чувствовал себя огромным и грязным. «К тому времени прошло уже больше трех месяцев с того момента, как я принимал душ», — вспоминает он. Ему показалось, что он может напугать детей. Но они не боялись. Их одежда была такой же грязной и рваной, как и у него. Несмотря на холод, многие бегали босиком.

Воздух деревни Корфе Мортенсон почувствовал за километр. Запах можжевелового дыма и немытого человеческого тела после стерильного горного воздуха был невыносим. Думая, что все еще находится на верном пути, Мортенсон решил, что подходит к Асколе, откуда три месяца назад отправился штурмовать К2. Но все вокруг казалось незнакомым. Он подошел к церемониальным воротам деревни — простой деревянной арке, стоящей на краю картофельного поля. К этому времени его уже сопровождало около пятидесяти мальчишек.

Мортенсон осмотрелся, надеясь увидеть Музафара. Но увидел только пожилого человека в шерстяной шапочке топи, такой же серой, как и его борода. Тот ждал Грега за воротами. Черты его лица были настолько резкими, что казались вырубленными из камня. Старика звали Хаджи Али. Он был вождем Корфе, «nurmadhar» на местном наречии.

«Ассалам алейкум», — произнес Хаджи Али, пожимая руку Мортенсона. Он торжественно провел гостя через ворота. Закон гостеприимства балти соблюдали свято. Сначала Али подвел Грега к церемониальному источнику, где следовало вымыть руки и лицо, затем пригласил к себе домой.

Корфе находилась на горном уступе в 250 метрах над уровнем реки Бралду. Эта своеобразная «полка» напоминала платформу альпиниста, подвешенную на отвесной скале. На ней теснились квадратные трехэтажные каменные домики безо всяких украшений. Они почти слились бы со стенами каньона, если бы на их плоских крышах не сушились абрикосы, лук и пшеница.

Хаджи Али привел Мортенсона в дом, который ничем не отличался от остальных. Он быстро убрал постельные принадлежности (при этом пыль из них распространилась по всей комнате), разложил подушки рядом с очагом и пригласил Мортенсона садиться.

Пока готовился чай, хозяин и гость молчали. Слышались только шаги и шорох подушек: двадцать мужчин из большой семьи Хаджи Али входили и занимали свои места у очага. Едкий дым ячьего навоза уходил в большое квадратное отверстие в потолке. Мортенсон заметил, что дети, которые провожали его в деревню, заглядывают в это отверстие. Судя по всему, они расположились на крыше. До этого в Корфе ни разу не было иностранцев.

МОРТЕНСОН БЫЛ ПЕРВЫМ ИНОСТРАНЦЕМ В КОРФЕ.

Хаджи Али сунул руку в карман своего расшитого жилета, вытащил куски вяленого мяса горного козла и энергично размял их с листьями крепкого жевательного табака «naswar». Затем предложил кусочек Мортенсону. Под доброжелательными взглядами десятков зрителей тот сумел справиться с одной из самых сложных задач в своей жизни. А когда хозяин предложил Грегу чашку чая с маслом, тот выпил ее почти с удовольствием.

Наконец, ритуал гостеприимства был исполнен. Вождь наклонился вперед, и его бородатое лицо оказалось прямо перед лицом Мортенсона. «Cheezaley?» — рявкнул он. Это непереводимое с балти слово означает что-то вроде «какого черта?». Пользуясь известными ему словами и массой жестов, Грег объяснил собравшимся, что он американец, что пытался покорить К2 (это заявление было воспринято одобрительно). Сказал, что ослаб и болен и теперь идет в Асколе, где его ждет джип, который отвезет его в столицу Балтистана, Скарду.

Исчерпав последние силы, Мортенсон откинулся на подушки. Бесконечный путь и попытки изложить свою историю окончательно его измотали. Мягкие подушки, тепло от очага, множество людей… Мортенсон почувствовал такую усталость, что, казалось, сейчас заснет прямо здесь.

«CHEEZALEY?» — РЯВКНУЛ ОН. ЭТО НЕПЕРЕВОДИМОЕ С БАЛТИ СЛОВО ОЗНАЧАЕТ ЧТО-ТО ВРОДЕ «КАКОГО ЧЕРТА?».

«Met Askole (не Асколе), — со смехом сказал Хаджи Али и указал пальцем себе под ноги. — Корфе».