Три чашки чая

Два дня Мортенсон и Дарсни то засыпали, то просыпались, длительное пребывание на такой большой высоте не проходит даром даже для отлично тренированных людей. Ветер, завывавший вокруг их палаток, раскачивал металлические тарелки, на которых были выгравированы имена сорока восьми альпинистов, погибших на К2. Эти тарелки развесили на мемориале Арта Гилки, американского альпиниста, который погиб здесь в 1953 году.

Окончательно проснувшись, Мортенсон и Дарсни нашли записку от Пратта и Мазура. Они вернулись в верхний лагерь и приглашали товарищей присоединиться к ним в штурме вершины, когда появятся силы. Но силы не появились. Спасательная экспедиция лишила альпинистов остатков энергии.

Когда они наконец выбрались из палатки, оба еле передвигали ноги. Спасение Этьена далось слишком дорого. Через неделю Мазур и Пратт сообщили миру о том, что достигли пика — и вернулись домой со славой. Но в том сезоне увеличилось количество металлических мемориальных тарелок — четверо из шестнадцати альпинистов погибли во время спуска.

СПАСЕНИЕ ЭТЬЕНА ДАЛОСЬ СЛИШКОМ ДОРОГО. ДАРСНИ И МОРТЕНСОН ПОТЕРЯЛИ ПОСЛЕДНЮЮ НАДЕЖДУ ПОКОРИТЬ ВЕРШИНУ, К КОТОРОЙ ТАК СТРЕМИЛИСЬ.

Мортенсон был так слаб, что стал серьезно опасаться: как бы на одной из таких тарелок не появилось и его имя. О том же думал и Дарсни. В конце концов друзья оставили надежду покорить вершину, к которой так стремились. Они решили вернуться к цивилизации…

Черная ледяная ночь казалась бесконечной. Заблудившийся, перенесший испытания тяжелейшего спасательного рейда, Грег ворочался на небольшой каменной плите, кутался в одеяло и мучительно пытался устроиться поудобнее. При его росте никак не удавалось улечься так, чтобы голова или ноги не свисали с неудобного ложа. На горе он потерял в весе четырнадцать килограмм; и теперь, как бы ни поворачивался, голый камень жестоко давил на исхудавшее, измученное тело. То приходя в себя, то теряя сознание, он слушал ворчание таинственного внутреннего механизма ледника. Грег уже смирился с тем, что не смог почтить память Кристы. Его подвело тело, а не дух. Да, у каждого есть свой предел…

Впервые в жизни Грег Мортенсон дошел до этого предела.

Глава 2

На тот берег реки

Что будущею занят ты судьбой,

Терзаешься бессмысленной борьбой?

Живи беспечно, весело. Вначале

Не посоветовались ведь с тобой.

Мортенсон открыл глаза. Рассвет был необыкновенно, фантастически тихим. Грег высвободил руки из тугого кокона одеяла, с трудом поднес их к лицу. Он лежал на голом камне, рот и нос покрылись коркой льда. Грег стряхнул лед и сделал первый глубокий вдох. Затем сел и засмеялся: он проспал довольно долго — и полностью потерял чувство реальности..

Мортенсон потянулся, пытаясь вернуть чувствительность онемевшим конечностям. Острые камушки отпечатались на теле. Осмотрелся. Горы окрасились в яркие, сочные тона: розовые, фиолетовые, голубые. Ветра не было. Небо перед рассветом выглядело абсолютно ясным. Осознание своего положения вернулось к Грегу вместе с чувствительностью конечностей. Он по-прежнему был один. Он заблудился. Но это больше его не беспокоило. Утро все расставило по своим местам. Оглянувшись на бесконечную долину, откуда пришел, он сразу понял, что ему не вернуться обратно на тропу, даже если несколько часов идти в обратном направлении.

Высоко над ледником кружил орел. Его большие черные крылья четко выделялись на фоне заснеженных гор. Непослушными от холода руками Мортенсон сложил одеяло, спрятал его в свой маленький фиолетовый рюкзак и попытался открыть бутылку с водой. Но потом спрятал ее и сказал себе, что напьется, как только согреются руки. Орел, увидев, что Мортенсон шевелится, разочарованно полетел дальше в поисках другой жертвы.

ГРЕГ ПО ПРЕЖНЕМУ БЫЛ ОДИН. ОН ЗАБЛУДИЛСЯ. ОН ПОНЯЛ, ЧТО ЕМУ НЕ ВЕРНУТЬСЯ ОБРАТНО НА ТРОПУ, ДАЖЕ ЕСЛИ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ИДТИ В ОБРАТНОМ НАПРАВЛЕНИИ.

Грег двинулся на север, спотыкаясь о валуны, перепрыгивая только самые узкие трещины — ноги все еще не слушались. Вспомнилась песня из африканского детства. Тогда он часто пел ее при ходьбе: «Yesu ni refiki Yangu, Ah kayee Mbinguni» («У нас есть настоящий друг, Иисус, он живет на небесах»). Мортенсон пел на суахили. На этом языке говорили в церкви, откуда была видна гора Килиманджаро и где каждое воскресенье проходили службы. Он не обращал внимания на необычность происходящего: американец заблудился в Пакистане и поет немецкий религиозный гимн на суахили. Среди лунного ландшафта, среди валунов и голубого льда, там, где камешки, отброшенные ударом ноги, исчезали в трещинах и через секунды падали в подземные реки — старая мелодия пробудила в нем чувство ностальгии. Это был привет из страны, которую он когда-то называл своим домом.

Прошел час. Потом второй. По крутой тропе Мортенсон выбрался из ущелья, по которому шел. Здесь он упал на четвереньки и стоял так, пока поднявшееся солнце не осветило всю долину. И тогда его что-то словно ударило: открывшаяся панорама буквально ослепила. Гашербрум, Броуд-пик, Митр-пик, башня Музтаг — заледеневшие гиганты, купавшиеся в лучах утреннего солнца, пылали, как гигантские костры.

Известный фотограф Гален Роуэлл, который в 2002 году погиб в авиационной катастрофе, долгие годы провел, пытаясь запечатлеть ускользающую красоту гор, окружающих ледник Балторо. Его фотографии поражали воображение, но Роуэллу всегда казалось, что они не могут сравниться с теми ощущениями, которые он испытывал, просто находясь здесь и ощущая свое ничтожество перед заснеженными колоссами. Роуэлл считал это место самым прекрасным на земле, «тронным залом горных богов».

ХОТЯ МОРТЕНСОН УЖЕ ПРОВЕЛ В ГОРАХ НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ, ОН УПИВАЛСЯ ОКРУЖАВШЕЙ КРАСОТОЙ ТАК, СЛОВНО НИКОГДА ПРЕЖДЕ НЕ ВИДЕЛ НИЧЕГО ПОДОБНОГО.

Хотя Мортенсон уже провел в горах несколько месяцев, он упивался окружавшей красотой так, словно никогда прежде не видел ничего подобного. «Так никогда не было, — объясняет он. — Все лето я смотрел на эти горы как на цель, полностью сосредоточившись на самой высокой — К2. Я думал об их высоте, о технических трудностях при подъеме. Я мыслил как альпинист. Но тем утром я впервые просто увидел их. Это было потрясающе».

Архитектурное совершенство гор — широкие откосы и настоящие крепости из красновато-охристого гранита, гармонично завершенные острыми заснеженными пиками, — подействовало на него неожиданным образом. Оно ободрило, укрепило дух. Мортенсон сел на камень и стал пить, пока бутылка не опустела. Несмотря на слабость, отсутствие пищи и теплой одежды, несмотря на четкое понимание того, что, если он быстро не выйдет к людям, шансы на выживание ничтожно малы, Мортенсон теперь ощущал странную уверенность. Он наполнил бутылку под струйкой воды, стекающей с ледника, сделал глоток — и содрогнулся от ледяного холода. «Спокойно, — сказал он себе. — Голод станет проблемой лишь через несколько дней, но пить нужно обязательно».

Ближе к полудню послышался легкий звон колокольчиков где-то на западе. Там шел караван, лежала главная тропа по Балторо! Он стал искать каменные вешки, отмечавшие тропу, но увидел только разбросанные камни. Перебравшись через крутую осыпь на краю ледника, Грег неожиданно оказался перед стеной высотой в полтора километра, она полностью преграждала путь. Мортенсон понял, что перешел тропу, не заметив ее, поэтому пришлось вернуться прежним путем, полностью сосредоточившись на поиске следов. Любоваться горами было нельзя. Через полчаса он нашел окурок, потом каменную вешку. И пошел по еле заметной дорожке туда, откуда все четче слышался звон колокольчиков.