Мы все - осетины

— Не надо у окна маячить, брат. Заметят раньше времени.

— Да я знаю, — порывисто дернулся молодой ополченец. — Просто примерялся, как стрелять буду, позицию выбирал.

Руслан ухмыльнулся отвернувшись в сторону и даже качнул головой, словно приглашал меня тоже повеселиться над смороженной молодым глупостью, но вслух сказал Артуру без малейшей насмешки:

— Это ты хорошо придумал, брат. Только позиция не самая удачная.

— Почему? — сразу вскинулся горячий мальчишка. — Оттуда все хорошо видно и стрелять удобно, упор есть!

— Так-то, оно так… — покивал в ответ Руслан. — Вот только и ты там виден снизу как на ладони. Два раза выстрелил и все — считай, умер.

— И что же теперь, прятаться? Даже если одного грузина убью, уже не жалко погибнуть! — он говорил сейчас вполне искренне, вот только лицо побледнело, и губы предательски задрожали.

— Э, брат… — словно и не заметил этого проявления слабости Руслан. — Так дело не пойдет. Грузинов несколько миллионов, а нас всего сотня тысяч. Нам такой размен, как ты предлагаешь не по карману.

Артур пристыжено опустил голову, что тут скажешь, Руслан абсолютно прав и возразить ему нечего. Ничуть не показывая, что вообще заметил эту свою маленькую победу старший ополченец, потянув товарища за рукав отвел его к ведущей из комнаты в общей коридор двери.

— Вот здесь тебе будет гораздо безопаснее, брат, — мягко произнес он, глядя Артуру прямо в глаза. — Отсюда ты сможешь убивать грызунов, и сам будешь оставаться живым.

— Но отсюда почти ничего не видно, — запротестовал было юноша, но сразу же смолк, наткнувшись на ставший вдруг жестким и не располагающим к спорам взгляд товарища.

— Ничего, — отрезал Руслан. — Все что нужно будет, увидишь. Помни главное, не при каких обстоятельствах, чтобы не произошло, не входи в саму комнату. Бей отсюда, из коридора, старайся все время быть за стеной, тогда будешь цел, когда они начнут стрелять сюда из подствольников. А может и танковая пушка тебя не достанет…

— А они что, обязательно будут стрелять из подствольников? — нервно переспросил я.

Для себя я уже безоговорочно признал в Руслане настоящего лидера, несмотря на молодость, этот ополченец знал о войне в городе удивительно много. Больше того, сразу видно было, что его знания не мертвая заученная по учебникам теория, а самая что ни на есть реальная практика. Где он так навострился в свои-то годы? Впрочем этот вопрос волновал меня сейчас куда меньше, чем к примеру те же подствольники. Во время своей армейской службы с этим оружием я не сталкивался, даже вообще понятия не имел тогда, что оно существует. Уже много позже из фильмов и рассказов о двух чеченских войнах я узнал, что это за штука. Потому сейчас реально мандражировал, как-то не хотелось думать, что в ответ на первый же выстрел, грузины запулят мне в окно несколько этих похожих на картофелины гранат.

— Обязательно, — значительно припечатал Руслан. — Подствольник в городском бою — первое дело. Лучшее средство, чтобы противника из укрытий выковыривать. Жаль, что у нас их нет.

— Может и у тех не будет? — робко предположил я.

В ответ оба ополченца грустно рассмеялись.

— У тех будет, можешь за них не переживать, — успокаивающе хлопнул меня по плечу Руслан. — У них все есть. Хорошо подготовились, гады! Ладно, хватит болтать, пойдем, покажу тебе твое место.

Я согласно кивнул и молча побрел за ним к выходу, гадая, где же он поставит меня, и будет ли моя позиция так же надежно укрыта, как у Артура. Пройдя через длинный коридор, мы свернули налево в узкое его ответвление. Мое место оказалось у входа на просторную кухню.

— Смотри, — наставлял меня Руслан. — Ты от грызунов будешь дальше нас, поэтому стреляй только после того, как мы с Артуром начнем. Старайся бить одиночными, патроны надо беречь. Да так и точнее выходит. Целься в центр туловища, не старайся попасть в голову — промажешь, только центр туловища, не убьешь, так все равно надежно выведешь из строя. А это может быть еще и лучше, с раненым возни побольше, чем с убитым. В кухню не выходи, бей отсюда, из-за косяка. Если увидишь, что летит граната, прячься за стену и лучше падай на пол, тогда не заденет…

Я кивал напряженно стараясь запомнить его торопливую лекцию, понимая уже, что в нужный момент все эти поучения разом вылетят из головы, потому что не закрепленные, не вбитые на уровне инстинктов в подкорку они очень не дорого стоят. Однако все равно, я продолжал внимательно слушать его, зная, что вот сейчас он закончит и уйдет туда, где выбрал огневую точку для себя, и пусть мы все трое будем в пределах одной и той же квартиры, но все равно я останусь один. Совсем один против танка и двух десятков обученных американскими инструкторами, опьяненных первыми успехами и пролитой уже чужой кровью головорезов. Сказать что мне было в тот момент страшно, значит, ничего не сказать, меня просто пронзало диким ужасом, пробивало нервной дрожью, выкручивало внутренности и суставы. Даже надежно притулившийся к моему боку автомат и тот не мог сейчас помочь вернуть утраченную уверенность в собственных силах. Потому я очень хотел, чтобы Руслан продолжал говорить дальше и дальше, не закончил бы свои поучения никогда, словно, пока он говорит грузинский танк замирает, прерывая свое размеренное неуклонное продвижение ко мне, словно время останавливается, давая нам последнюю передышку, последнюю возможность одуматься и просто убежать, бросив оружие, и тем самым спасая свою жизнь.

Но вот вроде бы все необходимые слова сказаны, все инструкции озвучены, и Руслан уже повернулся ко мне боком, протискиваясь мимо меня в коридор. Не зная, как бы еще потянуть эти последние оставшиеся секунды киваю на притороченные у него за спиной два зеленых цилиндра переносных гранатометов.

— А ты «мухами» по танку будешь стрелять?

Он останавливается, очень длинное, растянутой мгновение непонимающе смотрит на меня, а потом улыбаясь хлопает по плечу.

— Дай бог, чтобы до этого не дошло, Андрей. Там внизу, в люке у дороги, засел Сослан. Он опытный гранатометчик и у него нормальное оружие. РПГ-7, не чета этим пукалкам. Надеюсь, он сможет подбить танк.

— А защита, там же динамическая защита, я слышал…

— У него есть «карандаши», — ободряюще скалится Руслан. — Специальные гранаты с двойным зарядом. Ты не волнуйся, Сослан справится, он много вашей техники сжег в Чечне!

Меня будто кувалдой ударяют по голове. «В Чечне… — тупо отдаются слова Руслана в мозгу. — В Чечне… Много вашей техники сжег… Техники вашей… Вашей…» И снова набатом одно и то же слово, раз за разом: «В Чечне… В Чечне…».

— А ты? — разом осипшим, каким-то чужим голосом спрашиваю я.

Слова не даются, падают изо рта тяжелыми каменными глыбами, все встает на свои места, и спокойная уверенность Руслана перед боем, и сноровка при выборе позиций, и сразу бросившаяся мне в глаза серьезная подготовка…

— Что я? — удивленно оборачивается ко мне он.

— Ты… — стараюсь говорить четко и как можно членораздельно, тщательно выговаривая каждый звук. — Ты… тоже… там… воевать… научился?… В Чечне?

— Вон ты о чем? — он на секунду замирает, пристально в меня вглядывается, потом смущенно и даже вроде бы виновато опускает глаза. — Прости, я не подумал…

Я молча смотрю на него, и он вновь вскидывает голову, на этот раз уже с вызовом.

— Чеченцы пришли к нам на помощь во время первой войны, когда вы, русские отказались от нас. От нас все отвернулись, все бросили… А они помогли… Как я должен был поступить потом, когда им самим нужна была помощь? Как, скажи?

Теперь опускать глаза приходится мне. Да, я очень хорошо его сейчас понимаю, слишком хорошо… Я помню ту, первую войну, помню, как это было…

Тяжелая рука ложится мне на плечо.

— Эта война в Чечне, она была неправильная, понимаешь. Не такая, как сейчас. Она была никому не нужна. Ее затеяли ублюдки, чтобы нахапать денег. А у обычных людей просто не было выбора… Ведь ни ты, ни я, ни чеченцы, никогда не хотели стрелять друг в друга, нас всех тогда просто подставили… А сейчас все по-другому… Совсем по-другому… И теперь мы с тобой в одном окопе, русский, ведь правда?