Страница 10 из 15
Постепенно на заставу опустилась ночь. Темное небесное покрывало обильно усыпали яркие осенние звезды. Зазвенели назойливые комары. От прокалившейся за день земли исходил горьковатый запах полыни. Бойцы, разобрав бронежилеты, разбрелись по своим ячейкам.
— Не спать! Уроды! — расталкивал Шилов, проходя по окопу, задремавших стоя солдат и щелкал их по каскам. Ромке досталось по «черепушке» дважды.
— Ну, чего, зенки вылупил?! «Чехи» будить не будут! — капитан с силой встряхнул за плечо рядового Чернышова, который клевал носом.
Неожиданно в степной темени раздался противный свист, вверх взметнулись разноцветные «звездочки»: сработала одна из «сигналок». В ночи затарахтели автоматные очереди, вычерчивая трассерами во мраке светящиеся точки, тире. На далекие вспыхивающие огоньки стали отвечать редким огнем. Выпустили несколько осветительных ракет.
Вдруг над головами завыло, все как один повалились на дно траншеи, закрывая уши ладонями, открыв рты. Мина взорвалась с оглушающим грохотом, шлепнувшись в небольшое болотце, поросшее камышом, в метрах семидесяти от окопов, подняв сноп ошметков и грязных брызг. Земля вздрогнула словно живая. С бруствера в окоп потекли тонкие ручейки песка.
- Котелки не высовывать! Не курить, если жизнь дорога! — откуда-то издалека послышался голос Шилова.
В темноте по траншее, спотыкаясь на каждом шагу, с трудом пробирался сильно поддатый старший прапорщик Сидоренко, с автоматом за спиной и изрядно потрепанным видавшим виды баяном в руках, он лихо наяривал что-то разухабистое, народное. К его причудам все давно уже привыкли в части. Списывали то ли на контузию, полученную им в Карабахе, то ли на ранение в голову в ту самую новогоднюю ночь 95-го в Грозном. В паузах между выстрелами и короткими очередями из окопа доносилось весёлое:
— Ну и где же вы, девчонки, короткие юбчонки…?
Потом на него что-то нашло, и он, отставив баян в сторону, с трудом вскарабкался на осыпающийся бруствер. И стоя во весь рост, широко расставив ноги, начал строчить из автомата, к которому был пристегнут рожок от пулемета РПК. Шилов, матерясь на чём свет стоит, безуспешно пытался за ногу стащить новоявленного «рэмбо» в окоп. Вдруг над головами прогрохотала пулеметная очередь, это заговорил с боевиками КПВТ одного из «бэтээров». На его голос короткой очередью откликнулся КПВТ с правого фланга, потом со стороны артдивизиона оглушительно бабахнул миномет…
28-го перешли в наступление. Накануне штурмовики и «вертушки» бомбили противника. В полдень бойцы бригады оперативного назначения вошли в станицу. На въезде им попался покореженный сгоревший москвич-"пирожок", дверцы нараспашку, внутри приваренный станок АГСа. Видно того самого, из которого ночью по их позициям из ночной степи велся безнаказанный, можно сказать, наглый огонь. Где-то рядом за селом, словно переругиваясь, одиноко стучали пулеметные очереди.
Глава десятая
Первые дни октября особенно выдались жаркими. Осеннее солнце напоследок припекало, плавило заплаты битума на асфальте, как бы прощаясь. Ромка и Чернышов раздетые до пояса стояли у «водовозки», наполняли бачки водой. На обочине проходившей рядом дороги остановилась военная колонна. Отделившись от колонны, к площадке подрулили несколько «Уралов» набитых «контрабасами». Первым выпрыгнул загорелый старший прапорщик в пропыленном «комке» с «акаэсом». Следом за ним из кузова посыпался как горох служивый народ. Слегка припадая на правую ногу, контрактник подошел к пацанам.
— Здорово, мужики!
— Здорово, земеля!
— Водицей не угостите?
— Отчего же не напоить хороших людей! — бодро отозвался Ромка Самурский, окидывая внимательным взглядом контрактника.
— Откуда будете? — полюбопытствовал Чернышов.
— Из Тоцкого!
— Из-под Оренбурга?
— Ага.
— Из оренбугских степей на курорт потянуло? — съязвил напарник.
— Да, вот решили развеяться, чеченским абрекам холку начистить, уж больно они обнаглели!
— Что, помоложе у вас там никого не нашлось? Древних пенсионеров набираете! — Ромка Самурский, присвистнув, кивнул на одного из «контрабасов», здоровенного мешковатого мужика с запорожскими усами, увешанного как новогодняя елка оружием и боеприпасами, который не без посторонней помощи с трудом спускался с машины.
— Этот дедушка в свое время Афган прошел! — криво усмехнулся в ответ старший прапорщик. — Вы еще под стол ходили, а он уже две Звезды за спецоперации имел. Не один «духовский» караван с оружием раздолбал. Не смотрите, что он с виду такой домашний. Наш пенсионер еще себя покажет в деле, такие, как он, тридцати гавриков, как вы, стоят!
— Сидел бы дома да внуков нянчил, зеленые сопли им смахивал да засранные подгузники стирал! Понесла дедка нелегкая в тьму таракань за приключениями на свою жопу!
— Посидел бы ты на его нищенскую зарплату с кучей голодных ребятишек, глядишь, и не туда бы занесло!
В толпе среди прибывших мелькала, то здесь, то там, разбитая, сильно поцарапанная, с темным фингалом под глазом, физиономия одного из бойцов.
— Чего это пулеметчик у вас такой разрисованный как индеец, вышедший на тропу войны; мода что ли нынче такая или маскировочный макияж навел?
— Подскользнулся на арбузной корке, — улыбнулся в ответ приезжий в усы.
— А я слышал, что у контрактников дедовщины не бывает? — продолжал подтрунивать над ним Ромка, не обращая внимания на Танцора, который настойчиво толкал его в спину.
— Я раньше тоже так думал, — беззлобно отозвался старший прапорщик и, наклонившись над кишкой, жадно припал губами к ленивой теплой струе. Вокруг «водовозки» столпились покрытые пылью молчаливые бойцы. Молодых лиц среди них встречалось мало. В основном это были зрелые мужики, лет по тридцать, сорок.
— Да, братцы, вода здесь дерьмо, вонючая какая-то! С сероводородом, — сказал контрактник, поднимая лицо и сплевывая. — Наша вкуснее!
— Спору нет, Михалыч! Наша, конечно, лучше! Особенно родниковая! — послышались со всех сторон возгласы.
— Мужики! Объявляю двадцатиминутный перекур!
Дождавшись, когда приехавшие «контрабасы» вдоволь напьются, Ромка и Танцор наполнили бачки водой подзавязку и, взвалив на спину, потащились к себе в лагерь.
Глава одиннадцатая
Через полчаса колонна ожила: заревели движки бронетехники, выплевывая вонючую гарь, заурчали монотонно грузовики, бойцы разползлись по машинам. Вишняков сначала помог могучему Любимцеву забраться в кузов, потом уж вскарабкался сам. Устроившись на своем месте, постучал кулаком по кабине водителю:
— Виктор! Трогай!
«Уралы» вслед за головным БТРом вывернули на разбитую дорогу.
Старший прапорщик вновь погрузился в свои, прерванные остановкой, воспоминания:
«Что-то в их отношениях произошло. Нина за последний год сильно изменилась. Может быть, отпечаток наложила ее ответственная скрупулезная выматывающая работа. Может быть, всему виной новая начальница-самодурка. Стерва, ушедшая с головой в работу, будто комсомолка тридцатых, псотоянно капающая на мозги, не дающая подчиненным ни на минуту расслабиться. А может быть — ее дети, два ленивых избалованных шалопая. Вместо того, чтобы беречь и помогать матери, эгоисты треплют ей нервы своими капризами и постоянными мелочными разборками; так и чешутся порой руки, раздать налево и направо оплеух и подзатыльников. Может быть, их совместная жизнь стала похожа на обычную семейную, полную рутины, обыденных забот. Наверное, и первое, и второе, и третье. Вероятно, это правда, что пишут о любви. Что в среднем она живет около трех-пяти лет. Потом вся восторженность, нежность, влюбленность притупляются и пропадают безвозвратно. В лучшем случае остается уважение, дружба, а в худшем непримиримая вражда.
Когда он появлялся у нее, она уже не встречала его сияющая как прежде у порога, обнимая и целуя, а покоилась в кресле перед включенным телевизором или, стоя в кухне у плиты, поворачивала голову и отзывалась как-то без эмоций, сухо: «Привет!» И не старалась обернуться и прижаться, как бывало раньше, когда он обнимал ее сзади и целовал в шею под копной волос. Куда пропала эта пылкая восторженная женщина? Откуда ее, участившиеся в последнее время, упреки, нервные срывы. Он понимал, что сам не меньше виноват в случившемся, которое, постоянно, точит, гложет и выматывает его. У Нины в отличие от Александра была хорошая зарплата. Он все время ощущал себя нахлебником, эдаким «альфонсом», так как ему постоянно приходилось выкраивать, экономить, занимать деньги, во многом себе отказывая. В некоторых ситуациях он выглядел просто глупо и чувствовал себя униженным, иногда полным болваном, ничтожеством рядом с этой женщиной. Принца, увы, из него не получилось. Ему приходилось содержать старую больную мать и взрослого сына-инвалида. Денег катастрофически не хватало. Цены росли не по дням, а по часам, зарплата оставалась прежней. Надо было что-то делать. А не сидеть «сиднем» как Емеля на печи и чесать «репу». Сплошные наступили в жизни черные полосы. Прямо, тельняшка какая-то».