Страница 52 из 67
Вся власть в новом обществе «Законов» должна быть отдана старцам, говорит старец Платон, поскольку старцы консервативны.
Имеются также рабы.
Имеется также двенадцать родов, и в каждом роду по четыре класса, а принадлежность к классу, совершенно как в древних Афинах Солона, определяется обладанием собственностью. Чрезмерное богатство запрещено, стремление к наживе запрещено, запрещены также разведение скота и торговля. Тем не менее заседать в правящем Сенате могут лишь те представители двенадцати родов, которые владеют собственностью и вообще занимают высокое положение.
Запретив богатство, он отдал власть богатеям.
И перед нами снова возникает классическая греческая олигархия, которая, как ее ни называй, всегда триумфально вылезает на передний план. Аристотель был, вероятно, первым, кто отметил, в письменной форме, что при всех конституциях собственность есть главное средство достижения политической власти. А отсюда следует, заявляет он в своей «Политике», что обеспечение дополнительных привилегий для не владеющих собственностью и не состоящих при власти граждан усиливает их лишь в малой мере, зато весьма помогает внушать им чувство довольства.
Право голоса как раз является одной из таких дополнительных привилегий, которые не оказывают почти никакого влияния ни на государственную политику, ни на перераспределение собственности либо политической власти.
Вот что сказал Корнелиус Вандербилт, в некоторых биографических словарях все еще по старинке именуемый американским капиталистом девятнадцатого столетия: «Закон? Чего мне думать о законе? Разве я не у власти?» Не получивший высшего образования Корнелиус Вандербилт тем не менее сформулировал на простом английском языке принцип политической науки, ныне повсеместно известный как Вандербилтов первый закон правления.
Теперь в Америке никаких капиталистов не сыщешь: они теперь все — промышленники, мелкие предприниматели, менеджеры, финансисты, учредители того-этого и филантропы.
Мы забыли, как звалось славное американское семейство, основы финансовой династии которого были заложены посредством продажи правительству гнилого мяса во время Гражданской войны. Или другое, продававшее племенам американских индейцев одеяла, зараженные оспой. Или еще одно, дававшее скоту лизать соль и пить воду, прежде чем загнать его на весы мясного рынка в Нью-Йорке. Мы, впрочем, помним имя человека, разбогатевшего на продаже Армии Союза негодных мушкетов. Им был Дж. П. Морган.
Нынче серьезные деловые решения подобного рода принимаются привилегированными корпорациями.
Приморские государства нестабильны и привержены погоне за прибылью, говорит Платон и добавляет, что города торговцев и лавочников всегда будут недружественны и нечестны в отношениях как с другими народами, так и с собственными гражданами.
В 1947 году, после второй мировой войны, Военное министерство США, ведомство американского правительства, существовавшее с 1789 года, было ликвидировано и затем преобразовано в Министерство обороны, а военного министра переименовали в министра обороны.
С того дня и по нынешний опасность войны никогда больше не угрожала Соединенным Штатам Америки.
Им угрожала опасность обороны.
Город, вооружившийся против своих соседей, говорит Платон, не может не вызвать опасений в соседнем городе, не может не понудить его вооружаться для своей защиты, не может, следовательно, не обратить в реальность угрозу, которой он сам опасался, или не привести к нескончаемой гонке вооружений, а та, скорее всего, закончится войной, ради сдерживания которой она и была затеяна.
Не кто иной, как Уильям Генри Вандербилт, сын Корнелиуса, заложил в 1882 году основы изучения политической науки как академической дисциплины, для чего ему хватило афоризма, известного ныне всему просвещенному миру в качестве Вандербилтова второго закона правления:
«Плевать на народ».
В тоталитарных странах вроде Китая и России народ оплевывают посредством указов, регламентации, полиции и террора.
В индустриальных демократиях его оплевывают простым актом пренебрежения.
И фаворитизмом.
В Платоновых «Законах», имевших целью искоренение всяческого зла, содержатся десятки предписаний, а также предписания о карах для тех, кто предписаниями пренебрегает.
— Невысокого же ты мнения о людях, — заметил один из его слушателей.
Людские дела навряд ли стоят серьезного рассмотрения, говорит Платонов Афинский Странник, чьей аудитории, состоящей из двух человек, едва удается вставить словцо на протяжении всех двенадцати книг, заполненных бессвязными рассуждениями, в равной мере замешанными на мизантропии и злобе.
В сравнении с Платоном «Законов» Джонатан Свифт выглядит Санта-Клаусом.
Людские дела, на взгляд Платона, серьезного рассмотрения, может быть, и не стоят, однако среди преступников против веры, для которых он устанавливает суровые наказания, имеются и те, кто, подобно Аристотелю в его «Метафизике», верит, что боги к людским делам равнодушны.
Платон в своих «Законах» более суров, нежели судьи, приговорившие Сократа к смерти за нечестие, а позже предъявившие и Аристотелю то же самое обвинение.
Всякий, преподающий знания о Гомере или ином сочинителе, у которого боги не непременно справедливы, нравственны и благожелательны к людям и друг к дружке, при первом таковом преступлении заключается в тюрьму на пять лет. В случае рецидива его ожидает смерть без погребения.
Гесиод и Гомер, говорит Платон, распространяют ложь наихудшего сорта. Кто распространяет ложь наилучшего сорта, он, к сожалению, не говорит.
Детей следует воспитывать на единообразный манер: если они будут играть в одни и те же игры, по одним и тем же правилам и при одних и тех же условиях, а удовольствие будут получать от одних и тех же игрушек, то они и вырастут один в одного и во взрослой жизни не станут стремиться к новшествам или желать изменения законов и обычаев государства.
На празднествах надлежит иметь три хора — детский, юношеский и еще один, составленный из людей от тридцати до шестидесяти лет, петь же им всем надлежит одно:
Добродетель и счастие неразделимы.
Закон, понятное дело, превыше всего. За Стражами приглядывают Надзиратели, за Надзирателями — Ночной Совет, однако все правители суть просто слуги Закона, совершенного и неизменного.
Платон по-прежнему держался о женщинах более высокого мнения, чем Аристотель. Он верил, что они способны научиться чему-то, так что женщинам предстояло получать то же образование, что и мужчинам, дабы они не оставались и впредь никчемным бременем, каким были всегда.
Всего же граждан должно быть ровно пять тысяч да еще сорок.
Эта обрисованная им конституция будет, конечно, не лучшей из конституций, с некоторым раздражением и досадой признает Платонов Афинский Странник. Самую лучшую, то есть коммунизм его более раннего «Государства», приходится отставить как непригодную для граждан, воспитанных на описанный им манер.
Граждане Платона будут все же недостаточно хороши для коммунизма, описанного в его «Государстве».
Зато теперь мужчины смогут иметь собственных жен и детей и получат каждый по равному наделу земли.
Левую руку надлежит воспитывать в духе равенства с правой.
Детям в первые три года жизни ходить не дозволяется, дабы нежные члены их не деформировались слишком ранними усилиями. Впрочем, няньки будут безостановочно таскать их взад-вперед, ибо движение обладает чудодейственными свойствами, благодетельными для растущего организма.
Не менее благодетельно движение и для души, признавал Афинский Странник, ибо оно умеряет страхи и вострит бодрость и отвагу.
Ростовщичество и разные там приданые не допускаются ни под каким видом.
А всякого главу семьи, опозорившего оную стяжательством, следует для первого раза сажать в тюрьму на год, для второго — на два, ну и так далее.
Государству должно быть добродетельну, а не богату, поскольку быть и таким и этаким сразу ни одно государство не способно.