Страница 53 из 62
— Здесь много тоннелей? — спросил Юрген.
— Думаю, что очень много. В них сам черт голову сломит, как и в этом здании. Не представляю, как комендант гарнизона будет руководить боем. Занять позицию в комнате 289! По коридору, по лестнице, третий поворот направо, четвертый поворот налево, там спросить у фельдфебеля, бегом марш!
— Велик ли гарнизон?
— По наименованию частей — велик. Батальоны, полки, дивизии! СС, Вермахт, фольксштурм! Тысяча наберется, дай бог.
Юрген уже имел некоторый опыт размещения солдат в доме для его обороны. Тысяча для такого здания — это ничто. Тем более что когда русские подойдут к зданию, из этой тысячи останется в строю не больше половины.
— Смотрите, Юрген! — воскликнул Фрике.
Он стоял, приложив к глазам бинокль, и смотрел в сторону Бранденбургских ворот. Там солдаты выкатывали из укрытия самолет, казавшийся игрушечным. К самолету бегом приближались двое, — мужчина в блистающем погонами, эмблемами и орденами мундире и… женщина. Женщина, черт побери, это Юрген мог определить даже на таком расстоянии без всякого бинокля. Это могла быть только Ханна Райч![29]
— Кто мужчина? — возбужденно спросил Юрген. На какое-то мгновение ему показалось, что это фюрер. Защелкнулась цепь ассоциаций в голове: Ханна Райч за штурвалом самолета, на котором фюрер летит на съезд в Нюрнберг, «Триумф воли», Лени Рифеншталь… Но потом все встало на свои места. Он не сомневался в ответе. Всем было известно, кто является любовником легендарной летчицы.
— Генерал-полковник фон Грейм, — сказал Фрике и тут же, спохватившись: — Извиняюсь, генерал-фельдмаршал авиации Роберт Риттер фон Грейм, командующий люфтваффе.
— Что?!
— Что слышали, Юрген. Честно говоря, я сам узнал об этом только сегодня ночью, хотя новости уже пять дней. Где мы были пять дней назад? Ну да это несущественно.
Все они завидовали фон Грейму — иметь такую женщину! Если она в постели вытворяет то же, что и в небе… Вечерами солдаты частенько обсуждали эту тему, фантазируя и смакуя детали. Но иметь такую должность в такой момент — нет, тут нечему было завидовать, тут можно было только посочувствовать.
— А что с рейхсмаршалом? — спросил Юрген.
— Отставлен со всех постов, — коротко ответил Фрике.
Вот это да! Слетел казавшийся вечным и непробиваемым Геринг. Ну и хрен с ним, Юрген не собирался ему сочувствовать. Сочувствовать надо было им, солдатам, на которых в первую очередь отливалась грызня наверху. Нашли время!
— Они собираются взлетать?! — воскликнул Фрике с удивлением и тут же с восхищением: — Они взлетают!
Это было поразительное зрелище. Маленький тренировочный самолетик разбежался по полотну улицы, шедшей от Бранденбургских ворот к колонне Победы, и взмыл вверх. Почти сразу заработали русские зенитки, и скоро весь путь самолета был усеян небольшими аккуратными облачками дыма от разрыва снарядов. Самолет вилял из стороны в сторону, и было непонятно, то ли его отбрасывает взрывная волна от разрывов, то ли он сам уворачивается от летящих снарядов. Последнее не казалось невозможным, ведь за штурвалом была сама Ханна Райч!
Самолет растаял в небе, но осиное гнездо было растревожено — русские перенесли огонь с неба на землю, начался новый день их штурма. Но русские были далеко, метрах в семистах-восьмистах, на другом берегу Шпрее, и у них были пока другие объекты для атаки. Можно было спокойно заниматься текущими делами подготовки к обороне здания. И Юрген вслед за Фрике покинул крышу Рейхстага.
Он еще раз прошелся по второму этажу, потом по первому, закрепляя в памяти расположение залов, коридоров и лестниц. Толкнул очередную массивную дверь и неожиданно увидел еще одну широкую мраморную лестницу с массивными чугунными перилами, ведшую вниз. Первая лестничная площадка, вторая, третья — Юрген был глубоко под землей. Во все стороны простиралось обширное подземелье с монолитными железобетонными стенами, потолками и полами.
Сразу у лестницы был большой зал, в котором на нарах лежало около двухсот раненых. Рядом был штаб, у большого стола стояли несколько старших офицеров и два генерала, они рассматривали какую-то схему, устилавшую почти половину стола. Вероятно, это была карта театра грядущих военных действий, карта, на которой можно было отобразить каждое орудие, а то и каждого солдата. На отдельном столике стояла батарея телефонов, еще дальше — несколько радиостанций, у которых дежурили радисты с наушниками. «Хотя бы будем знать новости», — подумал Юрген.
Дальше тянулись складские помещения, забитые под завязку. Можно было подумать, что склад — это основное предназначение здания.
Обо всем увиденном Юрген рассказал солдатам своего взвода, которых успели поднять перед самым его приходом.
— Всю войну мечтал оборонять склад! — воскликнул Отто Гартнер.
— Со склада мы ни ногой! — подхватил Фридрих. — Будем стоять до последнего!
Все они понимали, что это их последняя позиция, что идти им больше некуда, потому что они окружены со всех сторон. Но они смеялись и перебрасывались шутками, чтобы не думать о том, что скоро они вступят в свой последний бой. И еще потому, что судьба улыбается веселым. Она сама озорная девчонка — судьба.
У них подбиралась отличная компания. Те, кто дошли до Рейхстага, не могли быть плохими солдатами, и они были стойкими парнями, на них можно было положиться.
Особенно приятно было увидеть старых знакомых.
— Hei, navnebror![30] — так приветствовал Юрген Йоргена Йоргенсена, шарфюрера из дивизии СС «Нордланд». Он становился настоящим полиглотом, столько словечек на разных языках он нахватался за время войны.
— Привет, старый волчара, — ответил Йорген, пожимая ему руку.
Он рассказал о том, что было с ними после отхода с Зееловских высот. Они шли немного севернее. В первую ночь они разместились в какой-то большой деревне, у них было слишком много раненых и они были слишком вымотаны трехдневным непрерывным боем. Там-то их и накрыли «сталинские органы». Это был ад, сказал Йорген, а в аду он побывал, он где только не побывал. За несколько минут мы потеряли больше людей, чем за всю оборону высот, сказал он, мы потеряли всех раненых, которые заживо сгорели в домах, и еще множество здоровых парней, которые метались по улицам в поисках укрытия. Потом викинги обороняли аэропорт в Штраусберге, тут Юрген с Йоргеном сопоставили свои воспоминания, они были схожи, как их имена.
— Помните оберштурмбаннфюрера Клоца, командира датчан? — спросил Йорген у зашедшего в комнату подполковника Фрике.
— Отлично помню, — сказал Фрике, — прекрасный командир полка!
— Погиб, — сказал Йорген, — прямое попадание снаряда в машину. Парни сдерживали русских, пока их товарищи не отнесли тело командира в часовню при близлежащем кладбище. Там они препоручили его Богу.
— Да почиет он в мире, — сказал Фрике, и они все склонили головы, поминая всех погибших на этой войне.
— А потом мы все время отступали на юг, — прервал молчание Йорген.
— А мы все время на север, — сказал Юрген.
— Отступление закончено, господа, это не может не радовать, — сказал Фрике.
Это была хорошая шутка. Это было больше, чем шутка. На фронте они научились извлекать положительные эмоции из всего, даже ужасающего и страшного, они полюбили жизнь во всех ее проявлениях. Встреча старых товарищей — это ли не повод для радости, еще один повод. Как и приобретение новых.
Его привел Кляйнбауэр, они были почти одногодками, это облегчило знакомство.
— Готтхард фон Лорингхофен, военно-морской флот, — несколько напыщенно отрекомендовался он, — потомственный военный.
На нем была непривычная форма, но и так было понятно, что он всего лишь курсант. Юрген с улыбкой смотрел на юношей, они составляли отличную пару, маленький крестьянин и фон, потомственный военный, война их уравняла и сблизила.
29
Ханна Райч (Ha
30
Привет, тезка! (норв.)