Бриллианты для невесты

Пожить у нее?

Да! Ты представляешь? Она сказала, что они подружились. Что я недооценивала Отиса, а она возродила его для новой жизни.

– И что ты ответила?

– Ты еще спрашиваешь? Сказала, что она абсолютно права, я его недооценивала, и наверное, мы с ним никогда не подружимся. Что если она пока не хочет с ним расставаться, я, вероятно, найду в себе силы позволить это. Все случилось два месяца назад. Я разговаривала с ней сегодня утром, и они как раз направлялись в «птичкино спа» — это слова, не мои. Я затаила дыхание и помолилась, чтобы это не оказалось сном.

Дункан снял пальто и бросил его на стул. Он был в костюме, пришел сюда прямо с работы. С собой он принес простой коричневый пакет, и Эмми невольно спросила себя, не подарок ли это ко дню рождения.

Вот, я кое-что тебе принес, — сказал Дункан, увидев, что она смотрит на пакет.

Правда?

В ее голосе прозвучало больше надежды, чем ей бы хотелось. Объемистый пакет оказался тяжелым, когда Дункан передал его Эмми, и она решила, что это, наверное, фотоальбом. Возможно, фотопутеводитель по известным отелям или тур по одному из Карибских островов, которые они посетили за время редких отпусков Дункана.

Эмми с воодушевлением открыла пакет и пережила мгновенный шок, обнаружив там всего лишь рулон бумаги для принтера.

Заметив изумление на ее лице, Дункан пожал плечами.

Я сидел в этом проклятом салоне больше часа. Мне пришлось что-нибудь купить.

Она пробормотала в ответ нечто нечленораздельное.

Значит, он не помнил о дне ее рождения, не принес подарок по своему выбору. Это не должно было бы ни удивить, ни разочаровать, но почему-то и удивило, и разочаровало.

Ну, тебе, наверное, интересно, зачем я пришел... — Он умолк, но и Эмми молчала.

Я знаю, вся эта ситуация с Брианной была нелегкой для нас обоих, но она... э-э теперь закончилась, и я надеюсь, что мы могли бы... э-э… пробовать начать сначала.

Так. Вот оно. Эмми была настолько поражена, что пришлось ухватиться за кухонный стол. Она не знала, что сказать. Он только что сделал три совершенно независимых,

однако в равной мере шокирующих заявления в одном предложении. Во-первых, драматический финал их пятилетних отношений, связанный с его изменой с тренершей по фитнесу, которую купила ему Эмми, назвал «ситуацией» – не говоря уж об отвратительном маленьком дополнении, что ему это тоже нелегко. Затем последовало небрежное заявление, будто означенная «ситуация» закончилась — подробность, о которой Эмми, видимо, предполагал он, знала, поскольку, как же она может не следить за мелочами его жизни? И последняя, самая крупная: Дункан сидит в ее квартире холодным февральским вечером, хотя при других обстоятельствах должен бы встречаться со своими друзьями, и, нервничая, предлагает «начать сначала». Эмми знала, что склонна к преувеличениям и полетам фантазии — и, разумеется, требовалось дальнейшее подтверждение, — но, похоже, он действительно предлагает им воссоединиться.

У нее был к нему миллион, триллион вопросов (Из-за чего они расстались? Чья это была инициатива? И — самый важный — почему он захотел вернуться к ней?), но Эмми отказалась доставить ему такое удовольствие. Вместо этого она скрестила на груди руки и уставилась на Дункана.

Ты ничего не хочешь сказать? — спросил он и принялся обгрызать кутикулу на указательном пальце. «Номер восемьсот восемнадцатый из того, почему я не скучаю», — подумала Эмми.

У меня сегодня нет настроения разговаривать, — ровно проговорила Эмми, глядя на Дункана.

Он вздохнул, словно намекая, что все это очень сложно.

– Эм, послушай, я идиот, хорошо? Я знаю, что все испоганил, и хочу исправить дело. Вся эта история с Брианной – случайность, ухаб на дороге, совершенно ничего не значащий эпизод, которого вообще не должно было быть. Ты и я — мы созданы друг для друга. И оба это знаем. Так что скажешь? Я стою перед тобой со шляпой в руке, — при этих словах он снял воображаемую шляпу и протянул ее к Эмми, — умоляя тебя вернуться.

Он подошел к ней, обнял за плечи и легко поцеловал в губы. Эмми позволила поцеловать себя и насладилась привычным покоем. Дункан отстранился и, нежно отводя назад волосы Эмми, посмотрел ей в глаза:

– Ну? Что ты скажешь?

Она ждала этого момента десять месяцев, и вот он настал, и она чувствует всю невероятность происходящего, как и предвидела. Эмми ответила на его взгляд сладчайшей улыбкой.

Что я скажу? — с напускной скромностью кокетливо переспросила она. — Скажу, что собираюсь сделать себе самый лучший в мире подарок на свое тридцатилетие — прямо здесь, прямо сейчас и в самый последний раз: катись к черту из моей квартиры. Вот что я скажу.

Ты этого не сделала! — заверещала Адриана, всплеснув руками.

– Сделала, — улыбаясь до ушей, заверила Эмми.

Нет!

Да. И словами не передать, как хорошо себя чувствую.

Адриана обняла Эмми и притянула к себе, насколько позволял их крохотный столик. Они сидели в «Чайной чашке Алисы» в Верхнем Ист-Сайде, до предела забитой сотнями женщин, наверное, всех мыслимых возрастов, и переживали момент торжества Эмми. — Ты поступила совершенно правильно.

В общем, да! — согласилась та. — Даже не думай, что я в этом сомневаюсь. Ты можешь поверить, что этот негодяй имел наглость заявиться ко мне накануне моего

тридцатилетия и просить принять его обратно даже не извинившись? Он отвратителен.

Всегда был. — Адриана кивала, пока не заметила что Эмми как-то странно на нее смотрит. — О, милая, я ничего такого не хотела сказать. Только согласилась, что в этот

раз его действия были особенно омерзительными. – Господи Боже, как же чувствительна эта девушка!

К их столику подошла бойкая очаровательная официантка:

Отмечаем сегодня что-то особенное, дамы?

Эмми фыркнула.

Что нас выдало? «Гусиные лапки» в уголках глаз или то, что три неокольцованных чуда попивают дневной чай, как будут делать это и в пятьдесят лет?

Три неокольцованных чуда? Это что-то новенькое. — Адриана закатила глаза и посмотрела на Ли, которая сидела с каменным лицом, засунув под себя левую руку. Адриане стало нехорошо — Эмми, должно быть, не знает, что накануне вечером Ли вернула Расселу кольцо.

Здорово, правда? Я только что это придумала. Но кольца для чудес нам и не нужны... ха! Я и не собиралась каламбурить! — похвасталась Эмми.

Простите, я просто подумала...

Официантка кашлянула и опустила глаза.

Вмешалась Адриана:

Вообще-то мы действительно отмечаем... ее тридцатилетие. И как видите, не сдаемся.

Тридцатилетие? Серьезно? Вы отлично выглядите для своих тридцати! — восхищенно воскликнула девушка. Самой ей было не больше двадцати четырех. Могу только надеяться, что в этом возрасте буду выглядеть так же.

К счастью, в разговор вмешалась Ли, прежде чем Эмми успела сказать какую-нибудь гадость, и подхватила:

Да, действительно отлично, правда? Мы готовы сделать заказ.

Официантка с улыбкой приняла заказ и бодро удалилась, убежденная, что кого-то осчастливила.

– Стерва, — прошипела Эмми. — Пусть к тридцати годам ее огромные сиськи отзовутся ей болью в пояснице.

Адриана хлопнула ладонью по столу:

Ты видела, что с ней сделало солнце? Я тебя умоляю! Когда этой девице исполнится тридцать, она будет похожа на кожаный мешок. Ее сиськи станут наименьшей из проблем.

Не знаю, куда смотрели вы, а я не могла оторвать глаз от ее волос, — сказала Ли.

От ее волос? А что у нее не так с волосами? — спросила Эмми.

Ну, сейчас-то все в порядке, но они наверняка поредеют. Я точно не хотела бы подойти к тридцати годам с залысинами и просвечивающей макушкой.

Подруги рассмеялись.

Да, конечно, ты права... Это давно уже должно было произойти, — заметила Эмми, возобновляя разговор с того места, на котором их прервала злополучная официантка. — Просто удивительно, как все разворачивалось, понимаете? Я мечтаю о возвращении Дункана и его словах о неумирающей любви ко мне, представляя, как мы бежим навстречу закату и он сознает, какую ужасную ошибку совершил, а в тот самый момент, когда именно это и случилось, мне хотелось только, чтобы его переехал автобус. Это нормально?