Параллельно любви

- Что за фильм? – мягким тоном поинтересовалась она, ложась в постель и придвигаясь к мужу. Тот пожал плечами.

- Понятия не имею. – И переключил на другой канал. – Ты дверь в детской открытой оставила?

- Конечно. – Её рука оказалась на его груди. Погладила, но Алексей почему-то был уверен, что на романтический лад жена совсем не настроена, что-то её беспокоит. И оказался прав. – Алёш, а о чём вы весь вечер шептались?

- В смысле?

Соня отодвинулась от него и села, чтобы видеть его лица.

- Не притворяйся. Ты весь вечер о чём-то шептался с родителями, стоило мне выйти, а потом переглядывались. Думаешь, я не заметила?

- Ты обиделась?

- А ты думаешь, что нет? Меня никто всерьёз не воспринимает.

- Сонь, это обычные разговоры между сыном и родителями, вот и всё.

- Ах, так они у тебя выспрашивают, хорошо ли тебе со мной живётся?

- Соня!

- Ну что? Я хочу знать!

Алексей долго смотрел на неё, потом хмыкнул, продолжая раздумывать. Соня потрясла его за руку.

- Лёша!

- Марина берёт ребёнка из детдома. Отец помог ей… с оформлением бумаг, вот и всё. Твоё любопытство удовлетворено?

Он специально ей рассказал, зная, что иначе она его с ума сведёт своими придирками, да и скрывать ему, по сути, было нечего. Всё равно Соня всё узнает и довольно скоро, и ему совсем не хотелось, чтобы она взорвалась, не дай бог, на глазах у людей, а ещё хуже, родителей. Рассказал и сразу отвернулся к телевизору, не желая наблюдать, как меняется взгляд жены, как он застывает или наоборот загорается не добрым огнём.

- Ребёнка из детдома? – выдохнула она наконец, и пренебрежительно скривилась. – Она что, с ума сошла?

- Соня, это не твоё дело.

- Но зато твоё, как я понимаю.

Он поджал губы.

- Ошибаешься.

- Ну, конечно! – воскликнула она и вскочила с кровати. – Это что же получается? Она берёт ребёнка из детдома, усыновляет его…

- Её.

- Какая разница?! Она даёт этому ребёнку свою фамилию. Я всё правильно понимаю?

- Я не понимаю, к чему ты ведёшь.

- А я тебе объясню! Я веду к тому, что твоя бывшая жена, при всей своей обиде на тебя и безмерном горе, в котором она утонула…

- Рот закрой! – рявкнул на неё Алексей, перестав сдерживаться.

- Не закрою! Твоя бывшая до сих пор твою фамилию носит, и получается, что какая-то безродная девчонка из детдома будет Асадовой?

Алексей намерено ответил ей спокойно.

- И что?

Соня улыбнулась так, что от этой улыбки стало неуютно.

- Конечно, ничего, милый. Тебя ведь всё устраивает, правда? Она никак не успокоится, она всё вернуть тебя пытается. Не вышло с акциями, ты умолять не бросился, так она ребёнка тебе чужого подсовывает?

- Соня, - устало проговорил Алексей. – Что за чушь ты несёшь?

- Мой сын – Асадов. Антон, понимаешь? Единственный сын, единственный внук и никаких детдомовских я не потерплю.

- А я тебе ещё раз говорю – не твоё дело, вот и не лезь.

От его тона, задевшего её за живое, она замерла, оскорблённая.

- Я о твоём сыне забочусь, а ты…

- Не надо придумывать то, чего нет. Что за манера – интриги плести? Вот только попробуй проболтаться кому-нибудь!..

- Не угрожай мне.

- А ты не делай глупостей!

- Твои родители эту… девочку в виду имели, когда говорили о детях? Я права? И ты позволишь, чтобы Антона отодвинули в сторону ради какой-то сироты?

Пульт отлетел к стене и из него выпали и раскатились в разные стороны батарейки. Алексей свирепо уставился на жену, судорожно втянул в себя воздух, а потом как можно спокойнее, но от этого не менее страшно и угрожающе, проговорил:

- Пожалуйста, Соня, не заставляй меня думать, что ты глупее, чем есть на самом деле. Я знаю, что это не так. И прекрати нести чушь и разжигать скандалы не вздумай. Всё будет так, как должно быть. И если мои родители назовут эту девочку внучкой, тебя это ни с какой стороны касаться не будет, потому что это не твоё дело. И эти глупости про то, что Антона в какую-то сторону отодвигают – это смешно. И она будет Асадовой, и если понадобится – Алексеевной.

- Не дождёшься, я согласия не дам.

Он согласно кивнул.

- Я об этом и не прошу. Но только не дёргай никого. И всё само встанет на свои места.

Сказав это, Алексей съехал по подушке вниз и выключил лампу на прикроватной тумбочке со своей стороны.

- Ложись спать.

Он глаза закрыл, но чувствовал, что Соня продолжает сверлить его взглядом. Стояла у кровати, уперев руки в бока, и её, кажется, даже трясло от негодования. Но он не смотрел, не хотел.

Она всё-таки легла, и свет выключила, натянула на себя одеяло. Отодвинулась на самый край и спиной к нему повернулась. Алексей повернул голову и стал вглядываться в темноту, пытаясь разглядеть жену на краю широкой постели.

- Соня…

Она не ответила, но Алексей знал, что она плачет. Не для того, чтобы вызвать его жалость и дать понять, насколько он виноват, как поступала порой. Сейчас Соня была искренна и плакала от обиды. И Асадов знал причину этой обиды, вот только слов, чтобы попросить прощения так и не нашёл.

= 10 =

- Что значит «погожие деньки»?

- Значит, хорошие.

- С солнышком?

Марина кивнула, а на Юлю взглянула выразительно. Та сидела на подлокотнике дивана, вся такая задумчивая и серьёзная, и разглядывала яркую обложку книжки, которую Марина держала в руках.

- С солнышком – это хорошо.

- Юль, давай ещё раз прочитаем, - предложила Марина. – Ты ведь не помнишь?

- Помню, - возразил ребёнок и начал громко декламировать: - Деньки стоят погожие, на праздники похожие!.. М-м… А в небе – солнце тёплое, весёлое и доброе. Правильно?

- Да, правильно. Дальше помнишь?

- Все реки разливаются, все почки раскрываются. Ушла зима со стужами, сугробы стали лужами. И дальше я помню… - Юля на подлокотнике подпрыгнула, на секунду призадумалась, а когда вспомнила, от радости подпрыгнула. – Покинув страны дружные, вернулись птицы южные!

Марина рассмеялась.

- Наоборот! Страны южные, а птицы дружные.

- А как птицы могут быть дружными? Они тоже умеют дружить? По-настоящему?

- Наверное, умеют.

- Наверное или умеют?

- О Господи, почемучка! – Марина отложила книжку и потянула девочку к себе. Поцеловала, а Юля рассмеялась и попыталась вывернуться. – Сколько у тебя вопросов всегда.

Калерия Львовна заглянула в комнату, спустила очки на кончик носа и поинтересовалась:

- Ну что, выучили?

- Выучили! – воскликнула Юля, выбираясь из Марининых рук. – На каждой ветке скворушки, сидят и чистят пёрышки. Тётя Лера, кто такие «сковорушки»?

- Скворушки, - поправила её Калерия и напустила на себя побольше серьёзности. – Сейчас расскажу. Пойдём на кухню, я ватрушек напекла, - вдруг опомнилась она. – И там я тебе расскажу.

Юля забрала книжку и отправилась за Калерией на кухню, но на ходу обернулась.

- Мам, пойдём ватрушки есть!

- Юль, ну какие ватрушки?

- Не забивай ребёнку голову, - чуть нахмурившись, проговорила Калерия и даже пальцем Марине погрозила.

- Платьев у мамы ну прямо не счесть, - жизнерадостно начала Юля за стенкой, - синее есть и зеленое есть, есть голубое с большими цветами - каждое служит по-своему маме!

- И в них ещё нужно влезать, - пробормотала Марина, зная, что слышать её никто не может. Но улыбаться не перестала.

Хоть не плакала больше. В первые дни ревела постоянно. Юля улыбалась, смеялась, осматривала квартиру восторженными глазками, бегала по комнатам, даже шумела, а потом подбегала к Марине, садилась рядом, цеплялась за её руку и сидела тихо-тихо. А у Марины к горлу комок подкатывал каждый раз.

Поначалу Юля вела себя очень осторожно. Сейчас, спустя месяц, стала спокойнее, увереннее и называла её «мамой». Что-то невероятное. Марина почему-то об этом совершенно не думала. Только хотела забрать девочку, окружить заботой, иметь возможность прижимать к себе, успокаивая. Юля очень любила прижиматься к ней, даже в детском доме могла подолгу сидеть у неё под боком, они о чём-то негромко разговаривали, а то и вовсе молчали. Вот и дома Юля время от времени подбегала к ней, прижималась, переводила дух, и бежала играть дальше. Поначалу эти объятия были судорожными, пугливыми какими-то, видимо Юля свыкалась со своей новой жизнью и пыталась поверить, что это правда, что ничего больше не изменится. Это сейчас, привыкнув немного, из Марининых объятий выныривала, фыркала от смеха и жаловалась на щекотку, как любой нормальный ребёнок, которого привычно обнимают каждый день, а раньше только молча жалась к ней. И сама назвала её мамой. Марина укладывала её спать, укрывала одеялом, наклонилась, чтобы поцеловать девочку на ночь, а та обняла её за шею и довольно чётко произнесла: