Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 106

Ян лежал на мягкой лесной подстилке, беспечно предаваясь разным мыслям, которые блуждали в его голове, как загулявшие пьяные гости, никак не желающие расходиться по домам и мучающие гостеприимного хозяина. «Кто он такой и зачем в этом мире?» - этот извечный философский вопрос очень странно обернулся конкретной задачей, от правильного решения которой зависело их выживание. Причем, ребята или первый раз жили в этом мире или у них начисто стерта память о предыдущих попытках. Он же со всей четкостью помнил первую попытку и теперь ему предоставлялась вторая – как в компьютерной игре.

«Интересно! - другая мысль бесцеремонно выпихнула из головы первую: А что такое компьютерная игра?..» Но никакой спасительной идеи не приходило. Тогда первая мысль опять своенравно вернулась на место: «Будем считать, что мы гости, у которых отшибло память». Но легче от такого ответа не стало, и тогда в голову ввалился извечный русский вопрос: «Что же им все-таки делать?» Тут же, паровозом, захотел пролезть еще один: «А что такое русский?», - но Ян просто отмахнулся от него, понимая, что так толку не добьешься. Зато откуда-то пришло другое, более здравое соображение: «Вот американцы сразу бы сказали – спасайте ваши задницы! И были бы, между прочим, правы». Что тут действительно, думать? Все равно, вокруг полнейшая неизвестность. «Утро вечера мудренее!» - всплыла откуда-то дурацкая поговорка и выгнала, наконец, все думы, в том числе и о том, мудренЕе или мудрЁнее будет утро.

Ян уже совсем погружался в сон, когда вдруг ощутил на краю восприятия странное ощущение то ли зова, то ли притяжения внутри себя. Это чувство было очень слабым и пробилось сквозь его озабоченные дневными проблемами мысли только сейчас, когда он почти уснул. Но чувство было четким. Не понятно откуда, но он знал, куда теперь ему надо идти. Опять-таки, он не мог сказать: надо ли идти туда же его компаньонам по побегу, но с этого момента в нем включился внутренний компас, как у перелетных птиц, китов или потерявшихся кошек. Он просто ощущал, что ему очень надо в сторону… кстати, почти совпадающую с направлением их побега. Тем лучше – не надо менять планов, если такие и были. Они просто будут двигаться в этом направлении втроем… Так он и уснул посреди неоконченных дум и странных ощущений.

Алекс тоже не спал на своем месте. Ему не давал покоя голод и сбитые ноги, из-за чего он вертелся с боку на бок и постоянно вздыхал. На самом деле его сердце, кажется, посетила одна незамысловатая болезнь, особенно характерная для столь юного возраста. Он в очередной раз повернулся с боку на бок, и перед его глазами в темноте леса вырисовался стройный силуэт причины его «сердечной недостаточности». Раздался шорох платья, и рядом с ним на мох присела легкая лесная тень, тихо спросив:

- Алекс, ты не спишь? Мне одной страшно, можно я с тобой рядом посижу?

- Конечно, Сашенька!.. Можно я тебя так буду называть? – Алекс, обрадованный визитом девушки, не знал, как выказать свою признательность за то, что она пришла за помощью к нему, а не к Яну.

- Да, это так приятно. Мне кажется, меня именно так называли раньше. Может, маменька или бабушка… жаль, что я о них ничего не помню.

- Странно все это. Я тоже понимаю, что у меня должны быть родственники или хотя бы друзья, но вспомнить что-либо о них не могу, - пожаловался Алекс и предложил. – Давай, лучше я провожу тебя до твоей лежанки и посижу рядом с тобой, пока ты не уснешь. А потом вернусь сюда спать.

- Хорошо, только не уходи так далеко, ляг где-нибудь рядом. Если я проснусь, то опять от страха в голову начнут кошмары лезть, - попросила Саша.

***

Утром проснувшийся Ян застал странную сцену. Парочка молодых, целомудренно лежала ногами в разные стороны. Причем голова Алекса умостилась на краю Сашиной лежанки, касаясь ее виска. «Милые нравы позапрошлого столетия», - он опять удивился странному сравнению, всплывшему в голове. Почему милые нравы? Причем тут столетия? И все-таки, он внутри понимал, что это именно так, и не смотря на поверхностное раздражение, он, действительно, умилялся наивности и чистоте чувств.

Удача сопутствовала им. После спокойной, хотя и голодной ночи, они, несмотря на сбитые ноги, довольно высоким темпом продвигались примерно до полудня, пока не вышли на сенокосы какой-то деревушки. Первая попавшаяся им пожня с высокой, по грудь травой, была еще не скошена. Найдя выходящую с нее тропинку, беглецы двинулись по ней дальше. На второй пожне вовсю шла работа. Мужчина косил траву, а две женщины, по всей видимости, мать с дочерью, сгребали сушеную траву и складывали ее в копны. Одеты они были очень похоже на беглецов. Ян, мгновенно оценив обстановку, решил разыграть заблудившихся батраков и, пройдя к крестьянину, выдал откуда-то вспомнившуюся глупую фразу:

- Бог в помощь! – хотя, что она должна была означать, было не очень понятно.

- Спасибо, коли не шутите, - как-то без вдохновения ответил крестьянин.

- Мы тут, того… приблудились маленько, - начал косноязычно выговаривать Ян, подделываясь под простонародную речь и вспоминая свой прошлый рабский опыт.





- Так и чего надобно? – прямо спросил крестьянин.

- Так вот, работу ищем. Не найдется ли у тебя какой? – путник без обиняков стал подряжаться в батраки.

- Да работы-то завсегда найдется. Только оплачивать ее мне нечем.

- Да платы и не надо. Дашь приют, да покормишь – того и довольно. Нам сейчас не до торга. Обувка почти сносилась, а в дороге разбойники напали, хорошо их мало было – удрать сумели. Только вот, ничего с собой не осталось, – продолжал заливать Ян. Он здраво рассудил, что для начала нужно было разобраться, что к чему в этой местности, а уж потом предпринимать какие-либо действия, согласно обстановке. Так что передышка в гостях у крестьян была весьма кстати.

- А чо, мне годится! – обрадовался халявной рабсиле мужик. - Как раз сезон в разгаре, а сыновей бог не дал, так что очень даже к месту помощь придется, - потом, внимательно разглядев спутников Яна, сказал. – А ребятки-то хлипковаты. Но ничо, ты вон экий бугай – без лошади пахать можно! Они-то чо тебе – родня, чай, какая?

- Да племяши: сестра с братом, Алексашки оба. А меня-то по-уродски, Яном прозвали, вот и мыкаюсь.

- Да уж, прикрякнул сочувственно крестьянин. – Это ж в каких же это местах так людев кличут?

- Да, честно сказать, издаля мы, не сумею и объяснить. Вот бродим, без кола, без двора.

- Ну ладно, коль с местными магами у вас свары нету, то это не моего ума дело. А меня Артемом кличут, вот жинку Ефросиньей, можно Фроськой, да дочка на выданье, Параша, – и, завидев ухмылку на лице Яна, вызванную немного странноватым именем, крестьянин неправильно ее истолковал. – И чтоб у меня без баловства! Знаю я, эти молодеческие ухватки – дрыном туда, дрыном сюда. Ежели что, быстро отростки повыкорчевываю!

Однако Ян заметил, как мужичок сам, украдкой облизываясь, посмотрел на Сашеньку и понял, что политика нравов здесь, скорее всего, соблюдается только в отношении одной стороны. «Но это ничего, и у Саши защитники найдутся!» - несколько раздраженно подумал Ян про себя. Крестьянин, заметив плачевное состояние путников, смилостивился над ними:

- Ладно, сегодня вечор уж близко, так что идите с Парашкой в деревню – она вам наш дом покажет. Помойтесь, да поешьте, а завтра с утра за работу!

Парашка, заслышав об нежданном отпуске, свалившемся ей на голову посреди самой страды, весело подхватила юбки и уже пританцовывала, в нетерпении ожидая гостей и батраков по-совместительству. Деваха оказалось веселой, и без задней мысли выбалтывала все деревенские новости. Ян внимательно слушал и только иногда направлял мысль юной крестьянки в нужное ему русло, одновременно подмигивая Сашеньке, чтобы она прониклась важностью выуживания новостей, а не ринулась с головой в такую же беззаботную болтовню.

Выслушивание беседы двух девчонок о цветочках и парнях его не прельщало, поэтому Ян аккуратно пару раз показал Саше прижатый к губам палец, когда она, вдохновенно набрав полные легкие воздуха, уже произносила магические женские фразы, типа: «А знаешь, я тут…» - или: «Ты представляешь, как…» - такие, которые обычно предваряют тирады, которые могут длиться от нескольких минут до многих часов, при этом, одинаково не обладая какой-либо смысловой нагрузкой.