Страница 29 из 77
А Хичкок был великим мастером, самым великим. Неужели это так трудно понять?
Щелчок… Человек поднялся… Издалека донесся шум спускаемой в туалете воды… Фигура вновь появилась… Человек прослушал записанное… Щелчок… снова пошла запись…
— Посмотрев фильмы Хичкока, я понял, что он создавал иллюзии. Конечно. Я знаю. Все режиссеры создают иллюзии. Но слушайте, черт вас возьми, в его фильмах есть нечто большее, чем видит человеческий глаз. Ваш глаз. Хичкок создавал иллюзию и показывал, как он это делает, но это не умоляло магии его фильмов. Вы можете это понять? Словно фокусник, который вначале показывает, как он будет делать трюк, а потом делает его, и, господи, вы верите, что чертов кролик действительно выскакивает из цилиндра! Это было просто кино, понимаете? И всякий раз это срабатывало. А актеры — это просто глупцы. Домашний скот.97 Их искаженные страхом лица и дикие, неправдоподобные сюжеты, которые он заставлял их разыгрывать, были нужны ему для нагнетания напряжения, для создания саспенса. И каждый гребаный раз это действовало.
Таково было его видение. Убийство для него было всего лишь шуткой. Потому что сама жизнь — шутка. Я это понял. Вот почему его фильмы комичны и зловещи одновременно.
Я любил рассматривать лица зрителей в темном зале кинотеатра, я видел, как улыбка на них сменялась страхом, и я презирал их за то, что они становились пассивными игрушками в руках режиссера.
Я хотел быть Хичкоком. Я хотел стать режиссером, которым и так был с самого рождения. Я очень этого хотел. А мне приходилось слушать лекции неудавшегося писателя о том, что такое сценарий, хотя я знал это лучше него.
Нет, Хичкок — уникальная для нашего времени сила. Печать его гения лежит на каждом снятом им фильме. Уайлер,98 Кьюкор,99 Циннеман100 — все они хороши, но рядом с Хичкоком они исчезают. Хичкок — это наваждение. Он знает, что смерть — это пустой звук, потому что жизнь со всеми ее амбициями, талантами, надеждами и порывами чувств в конечном счете бессмысленна. Хичкок делает зримой жестокость, которая составляет основу человеческой жизни.
Последовала короткая пауза. Голос невнятно напевал мелодию марша Гуно. Затем она оборвалась смехом — веселым, торжествующим.
— Кстати, хочу вам сказать, нелегко подчинять людей своей воле, заставлять их делать то, что ты хочешь. Актеры с их мелким себялюбием и самолюбованием — дрянной инструмент, но они хотя бы знают сценарий. Чарльз Пирс ни хрена не знал, но оказался великолепен. Я бы даже сказал, он был лучшим. А Хасбрук — безликий представитель мира дельцов. Не думаю, что под конец он показал класс, барахтаясь в грязи и пене, как выброшенный на берег тюлень. В этом не было ни достоинства, ни красоты. А вот девушка, Нэнси Хаммонд, была хороша, очень хороша. Миниатюрная блондиночка, вертлявая, стопроцентная американка — холодная, недоступная, и при этом едва ли не воплощение секса. Я чуть не задохнулся от счастья, когда именно ей выдали ключ от «моего» номера. Хичкоку она бы приглянулась. Идеальная секретарша. Совершенно в его вкусе.101
Постановка таких сцен — дело крайне сложное. Все должно быть самым тщательным образом рассчитано и подготовлено. Место действия. Интерьер. Время суток. Мотивировки. Ракурсы. Постепенное осознание жертвой своей неизбежной участи. У меня все это есть. Я не леплю все подряд, как тот режиссер, которого я называю «Чарли-двадцать-кадров-в-день». Раз-два-три — и все готово. Я понимаю, он должен уложиться в бюджет и поэтому строго следует всем предписаниям. Но в его фильмах нет и намека на вдохновение, в них нет точности, нет артистизма. А ведь углы съемки, наплывы, укрупнения плана — все должно быть безошибочно рассчитано и доведено до совершенства. Я умею это делать. Я это делал. И я сделаю это снова. Это будут прекрасные, художественно безупречные сцены.
И честно говоря, без камер получается даже лучше… Это круче секса… Круче любого наркотика… Даже круче… самого… Хичкока…
О да…
СТОП!
9
Телеканалу Кей-джей-эл-пи было всего пять лет. Его студия находилась на бульваре Сансет, сразу за старым зданием гильдии режиссеров. Выкрашенные светло-зеленой краской стены, новые хромированные двери и фойе в стиле хай-тек не могли скрыть истинный возраст строения, о котором красноречиво свидетельствовали многочисленные трещины в фундаменте. Телеканал снискал популярность у публики агрессивной манерой подачи новостей и рок-н-ролльными клипами.
Было 11.15. В студии на возвышении сидел Стив Сафран, одетый в клетчатую спортивную куртку с прикрепленным к воротнику микрофоном. На него были направлены две камеры, а студийный администратор в это время возился с наушниками и телесуфлером. Уверенным тоном Сафран читал текст:
— Убито трое невинных людей. Убийства совершены в разных районах города — на пляже в Пасифик-Палисейдс, в центре Лос-Анджелеса и в западной части города. Однако все три дела расследует одно и то же отделение полиции. Что происходит? Лос-Анджелес хочет знать. Я хочу знать. Те, кто призван служить и защищать, не имеют права скрывать от нас информацию. Так когда же комиссар полиции прольет свет на эти таинственные убийства?
Разве мы в России, где правоохранительные органы не подконтрольны обществу?
Сафран сделал многозначительную паузу и произнес:
— С вами был Стив Сафран, служба новостей Кей-джей-эл-пи.
Студийный администратор сделал знак рукой, будто перерезает себе горло, и красная лампочка главной камеры погасла. Оператор, стоявший за другой камерой, начал подтягивать кабель, а ассистент откатывать громоздкий магнитофон к стене. Позади Сафрана техники убирали огромную карту Лос-Анджелеса, служившую фоном для передачи. Репортер, вытирая носовым платком лицо, встал из-за стола и спустился с возвышения.
— Что скажешь, Билл? — обратился он к студийному администратору.
— Не знаю, Стив. Ты дал полиции под дых. Ты, часом, не перегибаешь палку?
Сафран засмеялся, снимая микрофон:
— Им это пойдет на пользу, Билл. Ты почитай мою почту. Мои фанаты чувствуют, что здесь дурно пахнет. А я кто? Я — ассенизатор. Я отмываю правду от дерьма в тех местах, где смердит особенно сильно.
Моника из аппаратной махала Сафрану рукой с зажатой в ней телефонной трубкой. Сафран направился в ее сторону.
Наверху, в аппаратной, режиссер Фрэнк Говард нависал над сидевшим за пультом видеоинженером:
— …так, постепенно убирай… пошли титры…
Говард показал на кнопку, видеоинженер легонько ударил по ней пальцем, и по экрану телемонитора побежали титры. Не отрывая глаз от экрана, Говард показал Сафрану поднятый вверх большой палец, означавший «все прошло великолепно», и быстро указал на клавишу включения фонограммы. Инженер запустил музыкальный блок.
Сафран, с удовлетворением посмотрев на свое имя, первой строкой и крупными буквами пробежавшее по экрану монитора, взял у Моники трубку.
— Сафран слушает, — сказал он, в то время как Моника вытирала ему лицо полотенцем.
На том конце провода ответили не сразу, а когда ответили, голос показался Сафрану очень-очень далеким. Это не был звонок поклонника. Говорили неспешно, но в голосе чувствовались волнение и напряженность. Он звучал глухо и бесцветно, словно доносился из студии со старыми, барахлившими микрофонами.
— У меня есть информация, — сообщил голос.
— Да? Какого рода?
— Я хочу сказать, мне понравился ваш выпуск новостей, мистер Сафран. Думаю, вы двигаетесь в правильном направлении и моя информация может вас заинтересовать. Ну, конечно, в том случае, если вы действительно хотите узнать правду об убийствах.
97
А актеры — это просто глупцы. Домашний скот. — Фраза, выдающая хорошее знание персонажем не только фильмов, но и сторонних высказываний своего кумира — поборника абсолютной режиссерской власти и строжайшей дисциплины на съемочной площадке. Ср. слова Хичкока в беседе с Трюффо: «Еще за несколько лет до моего переезда в Голливуд критики цитировали якобы произнесенную мной фразу: «Актеры — домашний скот». Не могу теперь вспомнить, по какому поводу я обронил это замечание. Может быть, оно вырвалось у меня в эпоху первых звуковых фильмов, во время работы с театральными актерами. Когда у них шли утренние спектакли, они покидали съемочную площадку слишком уж заблаговременно, но я подозревал, что они позволяют себе посибаритствовать за завтраком. А для нас это потом оборачивалось бешеной гонкой… Мог быть и другой повод для пренебрежительного высказывания на их счет. Мне случилось ненароком подслушать болтовню двух актрис в ресторане. Одна спрашивает: «А чем ты сейчас занимаешься, дорогая?» Вторая отвечает: «А-а, кино», — таким тоном, каким миллионерша рассказывает о посещении трущоб… Если фильм правильно снят, нет нужды выезжать на виртуозности актеров… По-моему, основное достояние актера — его способность не делать ничего особенного, что вовсе не так просто, как может показаться. Он должен обладать готовностью целиком отдать себя во власть режиссера и камеры. Должен позволить камере сделать верный акцент и подчеркнуть наиболее драматургически значимые моменты» (там же. С. 75–76, 58).
98
Уильям Уайлер (1902–1981) — один из крупнейших американских кинорежиссеров, оператор, сценарист, продюсер, выходец из Европы. Начав свою карьеру в Голливуде в 1920 г., снискал признание и авторитет в мире кино социально-психологическими драмами «Тупик» (1937), «Лисички» (1941), «Лучшие годы нашей жизни» (1946); современный зритель, однако, знает главным образом его фильмы послевоенных десятилетий — в частности комедии «Римские каникулы» (1953) и «Как украсть миллион» (1966) с Одри Хепберн, психологические триллеры «Часы отчаяния» (1955) с Хамфри Богартом и «Коллекционер» (1965) с Теренсом Стэмпом (экранизация одноименного романа (1963) английского писателя Джона Фаулза), мюзикл «Смешная девчонка» (1968) с Барброй Стрейзанд.
99
Джордж Кьюкор (1899–1983) — выдающийся американский режиссер театра и кино, за полвека работы в Голливуде снявший 50 фильмов различных жанров, среди которых — романтическая комедия «Филадельфийская история» (1940) с Кэри Грантом, Кэтрин Хепберн и Джеймсом Стюартом, триллер «Газовый свет» (1944) с Шарлем Буайе и Ингрид Бергман, мюзиклы «Давай займемся любовью» (1960) с Ивом Монтаном и Мэрилин Монро, «Моя прекрасная леди» (1964) с Одри Хепберн и Рексом Харрисоном, «Синяя птица» (1976) — масштабный международный проект с участием американских и советских актеров. Широко известен скандальный эпизод в его кинокарьере, когда после двух недель работы в качестве постановщика «Унесенных ветром» (1939) он был отстранен продюсером Дэвидом Селзником от участия в съемках по настоянию Кларка Гейбла (считавшего, что Кьюкор уделяет слишком много внимания женским образам) и заменен другом Гейбла Виктором Флемингом, который и стал официальным режиссером картины; тем не менее несколько сцен, поставленных Кьюкором, все же вошло в окончательный вариант фильма.
100
Фред Циннеман (1907–1997) — американский режиссер, уроженец Австрии. В кино с конца 1920-х гг.; начинал ассистентом у Роберта Флаэрти и на протяжении 1930-х гг. снимал короткометражные документальные ленты, опыт работы над которыми сказался в его последующих игровых картинах. Наиболее известные художественные фильмы Циннемана — антифашистская драма «Седьмой крест» (1944) со Спенсером Трейси в главной роли, поставленная по одноименному роману (1942) Анны Зегерс, вестерн «Ровно в полдень» (1952) с Гэри Купером и Грэйс Келли, военная драма с участием Берта Ланкастера и Фрэнка Синатры «Отныне и во веки веков» (1953) по одноименному бестселлеру (1951) Джеймса Джонса, драма «История монахини» (1959) с Одри Хепберн, наконец, политический триллер «День Шакала» (1973) — экранизация одноименного романа (1971) Фредерика Форсайта о попытке покушения на генерала Де Голля в 1963 г.
101
…холодная, недоступная, и при этом едва ли не воплощение секса… Хичкоку она бы приглянулась… Совершенно в его вкусе. — Общеизвестно, что роли главных героинь в своих фильмах Хичкок очень часто отдавал изысканным, неприступно-ледяным блондинкам (Мадлен Кэрролл, Ингрид Бергман, Грэйс Келли, Джанет Ли, Типпи Хедрен и др.), в которых его привлекал, по выражению Трюффо, «контраст внутреннего огня и внешней холодности». Хичкок полагал, что «секс на экране тоже должен работать на саспенс» и что «без элемента неожиданности теряется весь смысл» любовно-эротической линии, поскольку «пропадает возможность открыть в женщине чувственность» (Трюффо Ф. Указ. соч. С. 131, 132).