Страница 15 из 17
Лишь при прочной внутриплеменной спайке,товариществе, самоотверженности детеныши (дети) могли прожить десять-пятнадцать лет от рождения до относительной самостоятельности. Зато сохранение хоть половины «поголовья» на протяжении трех-четырех поколений порождало настоящий взрыв размножения, сам-сто, сам-двести, и инстинкты, экстраполяционные рефлексы, влечения, которые мы позднее назовем альтруистическими, могли сразу распространиться на необозримые пространства. Стаи дочеловеков и племена человека могли не конкурировать и не воевать друг с другом. Все равно природа безжалостно истребляла те, в которых недостаточно охранялись беспомощные дети, в которых недостаточно о них заботились.
Орды и стаи дочеловека могли существовать без каких-либо особо сложных коллективистических и альтруистических инстинктов. Они могли побеждать и даже плодиться. Они только не могли выращивать свое потомство, а следовательно, они не могли передавать свои гены и вымирали, образуя бесчисленные тупики и тупички эволюции. Выживать могло лишь потомство стай с достаточными инстинктами и эмоциями, направленными не только на личную защиту, но и на защиту потомства, на защиту орды в целом, защиту молниеносную, инстинктивную или быструю. В условиях доисторических и даже исторических наличие этих инстинктов, влечений непрерывно проверялось естественным отбором.
На обезьяньем уровне необходимость молниеносного решения, необходимость величайшей умственной активности для выживания образно иллюстрируется психологом Карпентером (Carpenter С. R., 1964): «Вы — обезьяна и бежите по дороге мимо скалы и неожиданно сталкиваетесь лицом к лицу с другим животным. И вот, перед тем как напасть, броситься в бегство или оставить встречу без внимания, Вам надо принять ряд решений. Это обезьяна или нет? Если не обезьяна, то друг или враг? Если обезьяна, то самец или самка? Если самка, то заинтересована ли она? Если самец, то взрослый или подрастающий? Если взрослый, то из моей группы или из чужой? Если из моей группы, то каков его ранг, выше или ниже моего? У Вам есть лишь примерно пятая доля секунды для всех этих решений, или на Вас могут напасть». Нетрудно видеть, что все решения, перечисленные Карпентером, — это решения социальные, и в них должны войти столь же важные решения разумно-альтруистические, в особенности при переходе к человеку.
Эволюционный успех достигается не столько потенциальной силой умственных способностей, не столько организацией 15 млрд. нервных клеток мозга индивида, сколько передачей умственных достижений в пределах сообщества или даже вида. Потенциальные способности аборигенов Австралии прекрасно продемонстрированы во время второй мировой войны неоспоримым и успешным лидерством некоторых австралийцев. Пребывание аборигенов Берега Миклухо-Маклая и сотен других заброшенных племен на уровне каменного века иллюстрирует не их «природу», а скорее несовершенство современной цивилизации.
4. СОВЕСТЬ И ЭТИЧНОСТЬ КАК СЛЕДСТВИЕ ГРУППОВОГО ЕСТЕСТВЕННОГО ОТБОРА
4.1.Групповой отбор на альтруизм
Так как в грубые времена никто не мог быть полезен своему племени без храбрости, то это качество ценилось во всем мире чрезвычайно высоко. И хотя в цивилизованной стране добрый, но робкий человек может приносить обществу гораздо больше пользы, чем храбрый, мы не можем отделаться от инстинктивного уважения к последнему и ставим его выше труса, как бы тот ни был добр Так как, далее, человек не может обладать добродетелями, необходимыми для блага племени, без самоотвержения, самообладания и умения терпеть, то эти качества во все времена ценились высоко и вполне справедливо.
Ч. Дарвин (1927а, с. 165)
Если я не за себя, то кто же за меня? Но если я только за себя, то зачем я? И если не теперь, то когда же?
Гиллель
Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы!
Любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови может один только человек.
Н. Гоголь. Тарас Бульба
«Я берусь утверждать, что нет такой радости в жизни — радости ли славы, победы или удовлетворенного желания, которую можно было бы сравнить с радостным чувством товарищества в достижении возвышенной цели. Ибо тогда человек любит и бывает любим не просто в силу людской добросердечности (или по крайней мере не только поэтому), но и как лицо, приносящее пользу общему делу и разделяющее преимущества достигнутого успеха. И каждый, кто испытал эту радость товарищества, знает, как она прекрасна» (ДанэмБ., 1967, с. 108).
«А теперь мне предстоит описать достойнейшую памяти битву и подвиг человека, ни в чем не уступающего тем, кого называли героями. И буду я говорить о Тейя.
Тейя стоял, видный издалека, перед фалангой своих войск, прикрытый щитом, с боевым топором и с пикой в руке. Византийцы решили, что его гибель сразу закончит войну, и поэтому множество храбрейших, сомкнувшись, двинулись на него, метая копья. Но Тейя принимал все копья на щит и, молниеносно бросаясь вперед, поражал одного за другим этих отборнейших врагов. Каждый раз, когда его щит оказывался сплошь утыканным копьями, он отдавал его оруженосцу и сменял на другой. Не отступая ни на шаг, правой рукой убивая и уничтожая, отбрасывая врагов левой со щитом, бился он без перерыва целую треть дня. Но вот случилось, что в его щит попало сразу двенадцать копий и им уже нельзя было двигать, а когда подозванный оруженосец подал ему новый щит, грудь Тейя на мгновение осталась непокрытой, в него попало копье -и сразило наповал» (Прокоп Цезарейский. Война с готами. Кн. IV). Прокомментируем справку исторически и эволюционно-генетически. Видя, что остатки готского войска будут сражаться так, чтобы быть достойными своего павшего героя, византийский полководец Нарзес согласился пропустить готов из Италии на север. Тейя погиб, но его народ (и гены) спаслись.
Круг инстинктов, безусловных и экстраполяционных рефлексов, необходимых для сохранения потомства, огромен. Требуется не только храбрость, но и храбрость жертвенная, сильнейшее чувство товарищества, привязанность не только к своей семье, но ко всем детенышам в целом, необходимость защиты беременных самок, причем в условиях постоянных нападений хищников многие из этих рефлексов должны были срабатывать молниеносно. «Биологическая адаптированность далеко не всегда определяется способностью одержать победу. Вероятно, адаптированность больше способствует склонности избегать боя и во всяком случае она измеряется скорее показателями биологического воспроизводства, чем числом уничтоженных врагов. Более того, объектами отбора являются не только индивиды, но и группы индивидов, как, например, племена и расы. Таким образом, вполне допустимо, что эволюционные процессы могут создавать этические коды, которые при некоторых условиях могут действовать вопреки интересам отдельных индивидов, но зато помогают той группе, к которой эти индивиды принадлежат» (Dobzhansky Th., 1956, с. 125-126).
Конечно, нельзя представить себе путь к человечеству только как путь усиления совершенствования и расширения того начала, которое можно назвать альтруистическим. Борьба внутри стаи или племени за добычу, за самку или женщину сопровождалась отбором на хищнические инстинкты; вождь в современном южноамериканском охотничьем племени оставляет в 4-5 раз больше детей, чем рядовой охотник. Но племя, лишенное этических инстинктов, имело, может быть, столь же мало шансов оставить потомство, как племя одноногих, одноруких или одноглазых. И если в ходе эволюции, направляемой по каналу церебрализации, неизбежно возрастали до гигантских, никем из животных и отдаленно не достигнутых размеров резервуары памяти, материальные основы безусловных, условных и экстраполяционных рефлексов, сложнейших механизмов прогнозирования, то столь же неизбежно и быстро росла та система инстинктов и биологических основ эмоций, в которую входит и наше понятие о совести. Могли ли эти инстинкты ограничиваться лишь заботой о потомстве, о товарищах по защите, или же становление человечества было неизбежно связано с естественным отбором на гораздо более широкие альтруистические влечения?