Страница 13 из 24
Постгипнотический акт и спонтанно развитый постгипнотический транс предоставляют возможность экспериментально изучить проблему диссоциации и очевидное продолжение и независимость цепочек мысли при пробуждении и во время состояния транса.
Условия, в которых эти наблюдения проводились, были условиями общего социального подбора, в котором тема гипноза обсуждалась таким образом, что субъекты не осознавали преднамеренных экспериментальных действий. Маневрирование разговором приводит к декламированию стихотворения, цитированию известных изречений субъектом или к разгадыванию различных загадок, что позволяет демонстрировать продолжение первоначальных цепочек мышления при пробуждении, вопреки прерыванию, которое осуществляется во время выполнения постгипнотических актов. Наша общая цель в этих неформальных установках состоит в том, чтобы избежать ограничений для моделей реакции, которые возникают, когда субъект сознает, что его поведение находится под строгим наблюдением. В наших опытах необходимо избегать открытого изучения, в гипнотической работе этим фактором не следует пренебрегать. Естественный ход поведения, а не ограниченная формальная модель, которую следовало бы ожидать в чисто лабораторной обстановке, обычно оказывается более информативной. Неудача с интеграцией гипнотически мотивированного поведения обычным поведением должна быть обязательно учтена в экспериментальной работе, использующей как поведение при пробуждении, так и постгипнотическое поведение. Следовательно, в исследованиях, направленных на изучение способности выполнять несколько различных задач одновременно, таких, например, как декламация в состоянии пробуждения и арифметическое сложение в уме в качестве постгипнотической задачи, нужно сделать так, чтобы эти задачи не зависели друг от друга и не совпадали. Это легко сделать для постгипнотической задачи, но требуется особая осторожность, чтобы гарантировать, что поведение при пробуждении полностью берет начало в ситуации, всецело принадлежащей состоянию пробуждения, а выявление спонтанного гипнотического транса не повлияло серьезно на поведение при пробуждении.
В опыте Мессершмидт, упомянутом выше, ни одно из этих условий не было выполнено, что и объясняет неудовлетворительные результаты. Нужно только критически понаблюдать за субъектом в той обстановке, которую изобрела Мессершмидт, чтобы сразу же отметить постоянный быстрый переход от одного состояния понимания к другому с более ограниченным характером. Неудовлетворительные результаты, полученные в таких условиях, не указывают на отсутствие способности со стороны субъекта, а, скорее, они означают обструктивный эффект развития постгипнотического транса и взаимозависимость двух таких задач. Соответственно и в экспериментальных подходах к принципу диссоциации проблема фактически состоит в составлении метода, с помощью которого сохраняется независимость задач, несмотря на одновременность их выполнения.
Адекватным методом можно назвать метод, который ограничивает постгипнотический акт одним аспектом всей задачи, а постгипнотическое выполнение ее представляет собой только начало или только кульминацию неосознанно выполненного действия, в то время как сознательно выполняемая задача берет начало полностью из обычного хода событий, принадлежащих поведению при пробуждении.
Чтобы проиллюстрировать метод такого типа, можно привести следующие примеры.
Субъекту, сыну фермера, была дана команда в состоянии транса, что спустя неделю, каждый раз, когда он будет накачивать воду насосом, чтобы наполнить водой определенный водопойный желоб, который находился вне его поля зрения, он должен слышать действие насоса (который, что ему было известно, должен сделать 250 ударов, чтобы заполнить кормушку), он должен выключить насос и пройти к кормушке именно в тот момент, когда она будет полна. Таким образом, постгипнотическое действие было очень ограниченной частью большей подразумеваемой задачи и любые проявления постгипнотического транса обязательно ограничивались определенным постгипнотическим действием.
Через несколько дней в обычном состоянии пробуждения мы договорились, что субъект будет освобожден от какой-то обременительной работы, которую он очень не любил, если он сможет правильно назвать по буквам большую часть слов, заданных гипнотизером. Слова были выбраны из его школьного учебника. На это субъект согласился очень охотно. Когда началась проверка слов, появился отец мальчика, в соответствии с тайной договоренностью, и потребовал, чтобы водопойная кормушка была наполнена немедленно. Поэтому проверка слов была продолжена у насоса, где, пока субъект качал воду, ему задавались слова в быстром темпе, одно за другим, а он их произносил по буквам. Неожиданно субъект прервал свои слова, прекратил качать воду, выключил насос и пошел к кормушке, демонстрируя поведение, типичное для него в постгипнотическом трансе. Кормушка оказалась наполненной. Повторение этого эксперимента дало такие же результаты. Несмотря на выполнение задачи по орфографии слов, субъект продолжал точно отсчитывать удары насоса. Однако повторение эксперимента, в котором субъект должен был молча отсчитывать удары рукояткой насоса в качестве самой постгипнотической задачи, а называть слова по буквам громко вслух, как осознание задачи, привело к неудовлетворительным результатам, к путанице между счетом и спеллингом. Эта путаница в действиях его очень смутила: вследствие амнезии постгипнотических внушений он не смог понять, почему он часто произносит вместо очередной буквы в слове цифру.
Когда была предпринята попытка заставить субъекта отсчитывать удары насоса и произносить буквы в качестве одновременных задач пробуждения, оказалось, что субъект полностью не может делать этого без умышленных пауз и без намеренного чередования задач. После многократных усилий в этом отношении субъект непроизвольно предположил: «Я могу лучше угадывать количество ударов насоса, а не пытаться считать их в то время, как я называю слова по буквам». Тест этого предположения показал, что субъект может точно угадывать. Когда его позже об этом спросили в гипнотическом трансе, он объяснил, что «угадывание» было единственной верой и пониманием с его стороны и что он действительно считал удары таким же образом, как он это делал в первоначальных экспериментальных сеансах.
В подобном же эксперименте стенографистке сказали, в состоянии транса, что в течение следующей недели она будет менять карандаш на 320-м слове, на 550-м слове и на 725-м слове. Эти инструкции ограничили постгипнотический акт очень узким аспектом общей задачи. В течение этого времени она записывала диктовку трех психиатров, каждый из которых отмечал те фразы, на которых она меняла карандаши. Вопреки тому факту, что она применяла много комбинированных словесных фраз (символов, объединяющих два или несколько слов), было обнаружено позже путем подсчета, что она довольно точно угадывала нужное число: погрешность не превышала 10 слов, а в среднем она составила около трех слов.
Другим важным моментом был тот факт, что каждый раз, когда она меняла карандаш на определенном слове с нужным номером, она чувствовала себя несколько смущенной, у нее на короткое время возникали признаки спонтанного постгипнотического транса, и она даже просила повторить какую-то часть диктовки. Тем не менее она могла менять карандаши когда угодно, а не только на определенных словах, не прерывая своих записей. Ее общее поведение, за исключением преходящих нарушений, упомянутых выше, не выявило ничего необычного для трех психиатров, которые, хотя и не были знакомы с экспериментальной ситуацией, получили инструкции наблюдать за ее поведением и диктовать с обычной своей скоростью, которая составляла от 100 до 120 слов в минуту. Таким же образом, когда гипнотизер сам начал ей диктовать, тщательно регламентируя время диктовки, не было отмечено никакого необычного поведения, за исключением переходных нарушений и прямой зависимости от слов с определенным номером.