Страница 63 из 71
[11] Jacques Scherer, Le «Livre» de Mallarme (Premieres recherches sur des documents inedits), Paris, Gallimard, 1957 (особенно см. главу III: Physique du Livre).
[12] Werner Heisenberg, Natura e fisica moderna, Milano, Garzanti, 1957, pag. 34.
[13] Niels Bohr, Discussione epistemologia con Einstein, in Albert Einstein scienziato e filosofo, Torino, Einaudi, 1958, pag. 157. Гносеологи, связанные с квантовой методологией, справедливо обратили внимание на наивное перенесение физических категорий в область этики и психологии (отождествление индетерминизма с нравственной свободой и т. д.; ср., например, Philipp Frank, Present Role of Science, (вступительный доклад на XII Международном философском конгрессе в Венеции, сентябрь 1958 г.). Таким образом, было бы неправильно думать, что мы хотим провести аналогию между структурами открытого произведения и предполагаемыми структурами мироздания. Неопределенность, дополнительность, отсутствие причинности — это не способы бытия физического мира, а системы описания, полезные для того, чтобы действовать в нем. Поэтому нас интересует не предполагаемое отношение между «онтологической» ситуацией и морфологическим качеством произведения, а отношение между эффективным способом объяснения физических процессов и столь же эффективным способом объяснения процессов художественного творчества и наслаждения художественным произведением, то есть между научной и поэтической методологией (наличествующей явно или скрыто).
[14] Edmund Husserl, Meditazioni Cartesiane, trad. F. Costa, Milano, Bompiani, 1960, pag. 91. Гуссерль довольно сильно акцентирует внимание на понятии «объекта», который представляет собой законченную форму, распознаваем как таковой и все — таки остается «открытым»: «Например, куб, относительно тех его граней, которые в данный момент не видны, оставляет открытыми самые разные определения и тем не менее, еще до последующих экспликаций, он вполне постигаем как куб, в частности, как окрашенный в определенный цвет, шероховатый и т. д., и каждое определение, в котором он постигается, всегда остается открытым для других особых определений. Эта «оставленность открытым» уже (до последующих действительных определений, которых, быть может, никогда не будет) является содержательным моментом в относительном моменте самого сознания и как раз является тем, что образует горизонт» (pag. 92).
[15] Сартр, Ж — П. Бытие и ничто. М., 2000. Одновременно Сартр отмечает равнозначность этой ситуации восприятия, определяющей любое наше познание, и нашего познавательно — истолковательного отношения к произведению искусства: «Гений Пруста, даже если свести его к созданным им произведениям, тем не менее равен бесконечному числу возможных точек зрения на его творчество, что и назовут «неисчерпаемостью» прустовского наследия» (Там же. С. 22 (Пер. Колядко В.).
[16] M. Merleau — Ponty, Phenomenologie de la perception, Paris, Gallimard, 1945, pagg. 381–383.
[17] Ibidem, pag. 384.
[18] Несомненно, что давать упрощенные аналогии опасно, но так же опасно отказываться от определения связей по причине одного только неоправданного страха перед аналогиями, свойственного неискушенным или консервативно настроенным умам. Однажды Роман Якобсон сказал: «Тем, кого легко пугают рискованные аналогии, отвечу, что и я не терплю рискованных аналогий, но люблю аналогии плодотворные» (Essais de linguistique generale, Paris, Ed. De Minuit, 1963, pag. 38). Аналогия перестает быть неоправданной, когда становится исходной точкой для дальнейшей проверки: проблема здесь заключается в том, чтобы свести различные феномены (эстетические и прочие) к более строгим структурным моделям, чтобы выявить уже не аналогии, а структурные гомологии, структурные сходства. Мы понимаем, что исследования, предпринимаемые в данной книге, еще находятся по эту сторону формализации, которая требует более точного метода, требует отказа от рассмотрения многочисленных уровней произведения, решимости прибегнуть к дальнейшему обеднению феноменов, чтобы тем самым получить более управляемую модель. Мы по — прежнему воспринимаем наши опыты как общее введение к такой работе.
[19] Об этом «eclatement multidirectio
[20] Louis De Broglie, L'opera scientifica di A. Einstein, in A. E. Scienziato e filosofo, cit., pag. 64.
[21] Luigi Pareyson, Etetica — Teoria della formativita, ор. cit., pagg. 194 и след., a также вся VIII глава (Lettura, interpretazione e critica).
[1] Breviario di estetica, Bari, Laterza, IX ed., 1947, pag. 134.
[2] Ор. cit., pag. 137.
[3] John Dewey, Arte come esperienza, Firenze, La Nuova Italia, 1951, pag. 230.
[4] Примечательно, что Пеппер, для которого эстетика Дьюи соединяет в себе несовместимые между собой черты органистического и прагматического направлений, обвиняет философа в идеализме: S. С. Pepper, Some Questions оп Dewey's Aesthetics, in The Philosophy of John Dewey, Evanston and Chicago, 1939, pagg. 371 sgg.
[5] Dewey, ор. cit., pag. 230.
[6] Ор. cit., pag. 91.
[7] Ор. cit., pag. 118.
[8] Ор. cit., pag. 123. «Значение художественного произведения измеряется числом и разнообразием элементов, берущих начало в прошлых переживаниях, органически вошедших в восприятие, совершающееся здесь и теперь» (pag. 146).
[9] Ор. cit., pag. 131. Так, например, «Парфенон или что — либо другое, обладает универсальной природой, потому что может постоянно вдохновлять на какие — то новые личные переживания» (pag. 130).
[10] Относительно ряда экспериментальных подтверждений см. F. P. Kilpatrick, Explorations in Transactional Psychology, New York, Un. Press, 1961.
[11] Ср. Nicolas Ruwet, Prefazione agli Essais de linguistique generale di Jakobson (ор. cit., pag. 21).
[12] R. Jakobson, ор. cit., pag. 28.
[13] В данном анализе мы исходим из деления коммуникативной цепи на четыре составляющие:
отправитель, получатель, сообщение и код (который, как мы увидим, состоит не только в наборе абстрактных логических определений, но также предполагает эмоциональный настрой, определенные вкусы, культурные привычки, одним словом — всю совокупность уже сложившихся представлений, предугадываемых и организованных в систему возможностей).
[14] Ср. Roman Jakobson, ор. cit., pagg. 209 sgg. («Linguistique et poetique»)
[15] Здесь мы ссылаемся на работу Ролана Барта (Roland Barthes, Elements de semiologie: «Communications», n. 4 (в итальянском переводе: Elementi di semiologia, Torino, 1966) как на полезный краткий обзор различных позиций по данной теме.
[16] Здесь мы отсылаем читателя к делению, предложенному Моррисом (С. Morris, Foundations o the Theory of Signs, in Int. Encyclopedia of Unified Science, 1, 2, Chicago, 1938): значение слов можно обозначить в контексте психологической реакции того человека, который его воспринимает и тогда мы имеем дело с прагматическим аспектом; семантический аспект учитывает отношени между знаком и денотатом, и, наконец, синтаксический аспект предполагает внутреннюг организацию нескольких слов в речи.
[17] Итак, на последующих страницах мы будем возвращаться к понятиям реферативного и эмотивного использования языка (как к полезному аппарату для предварительной работы) которые были предложены К. Огденом и И. Ричардсом: С. К. Ogden, I. A. Richards, The Meaning o; Meaning, London, 1923. Согласно известному «треугольнику» Огдена — Ричардса, реферативное (или символическое) использование языка предусматривает, что: 1) символ имеет соответствующи референт, представляющий ту вещь, которая реально указана; 2) соответствие между символом референтом является косвенным, поскольку в процессе обозначения оно опосредуется референцией, то есть понятием, мысленным образом указанной вещи. Дл того чтобы свести реферативную функцию к функции денотативной и истолковать эмотивную функцию в ракурс коннотации, мы будем вынуждены обратиться к двучастному делению на означающее и означаемое, предложенному Ф Соссюром (F. De Saussure, Cours de linguistique generale, Paris, 1915). Вопрос о строгом соответствии межд; семиологическими категориями Соссюра и семантическими категориями Ричардса еще обсуждается (ср. Klaus Heger, Le bases methodologiques de l'onomasiologie et du classementpar concepts, in «Travaux de linguistique et de litterature» III, 1, 1965) здесь в качестве временных мы будем использовать следующие эквиваленты: символ в понимании Ричардса буде использоваться как эквивалент означающему, референция будет использваться в качестве значения или означаемого, н означаемого денотативного; процесс обозначения, связывающий означающее с означаемым можно понимать, если углубляться в этот предмет далее, как эквивалент того, что у Ричардса представлено как meaning. Что касается референт как реальной «вещи», то в семиологии Соссюра ему нет эквивалентов.