Страница 9 из 48
Привычные к военной дисциплине, братья не задавали лишних вопросов и служили не за страх, а за совесть.
Они молча выслушали подробные инструкции майора по охране Грома, сдали Рулеву свои удостоверения и табельное оружие, получив взамен тяжелые «стечкины» со спиленными номерами, так же молча вышли, рассовывая по карманам пачки денег и запасные обоймы.
Ожидая Тихомирова у подъезда и стоя на Пронизывающем ветру, Гром сражался с отсыревшей сигаретой. Прикурив с третьей попытки, он с удовольствием затянулся и услышал, как запиликал в кармане мобильник. Поднеся трубку к уху, Алексей услышал заглушаемый треском голос Магомедова.
— Слушаю тебя внимательно.
— Гром, алё, Гром, это ты? Ты жив? Не слышу тебя! — кричал в трубку Магомедов.
— Наверное, жив, раз с тобой разговариваю, — рассмеялся Алексей. Он покрутился на месте, пытаясь избавиться от помех в трубке, и увидел открытое окно в задней дверце «копейки», где маячил неясный силуэт в салоне. — Пациент скорее мёртв, чем жив, — прошептал он.
— Что ты говоришь?! Не слышу! — надрывался Магомедов.
— Слышь, Дамирыч, я тебе Позже перезвоню, — непослушными губами проговорил Гром, выключил телефон и неторопливо пошёл к «Жигулям», чувствуя смертный холод в груди, ожидая увидеть вороненый «ствол». Он шел и лихорадочно прикидывал так и этак, на чем же он спалился. Магомедов, видимо, знал на чём, раз обрадовался, что Гром ещё жив. Он звонил, чтобы предупредить.
Алексей подошел уже к самой машине, а выстрела все не было. У Грома словно гора упала с плеч, когда из полумрака салона он услышал такое знакомое:
— Здорово, дядь Лёш.
— Олежка, мать твою! — Гром вытер со лба выступивший холодный пот и бессильно привалился к машине.
— Дядя Лёша, тебе что, плохо? — испугался Олег Жданов.
— Нет, блин, мне хорошо, — искренне ответил Гром. — Пациент скорее жив, чем мёртв!
— Чего? — вытаращил глаза Олег.
— Так, ничего. Ты что, другого места для встречи не нашел? Под окнами у Жирдяя светишься и меня светишь?
— Я не знал, где тебя искать, вот и решил….
— Ладно, все понятно. Вечером позвонишь мне по этому телефону. — Гром написал на пачке сигарет несколько цифр. — А сейчас уезжай отсюда.
— Но… Дядя Лёша, я знаю, где Оля! Я тебя ждал. Одному мне не справиться.
— Хорошо, Олежек. Вечером ты мне всё расскажешь, а сейчас уезжай. Быстро! — прошипел Гром, увидев выходящего из подъезда шефа.
Тихомиров, явно чем-то сильно расстроенный, проводил взглядом машину Олега.
— Это кто? — подозрительно спросил он.
— Фиг его знает. — Алексей пожал плечами. — Я у него прикурить попросил.
— Что-то я раньше этот рыдван здесь не видел. — Тихомиров плюхнулся на заднее сиденье и снова покосился вслед уехавшей машине.
Чтобы отвлечь его, Гром спросил:
— Что за спешка с утра в субботу, шеф? Я сегодня в «Красный фонарь» к Светке собрался.
— Думаешь, у меня в выходной день дел нет? — пробурчал Тихомиров. — Он обиженно сопел, глядя в окно. — С утра позвонил Крот. Велел, чтобы ты привез меня к нему на дачу. — Тихомиров поежился. — Я ещё никогда не слышал, чтобы он так орал. Чего я такого натворил? Не знаю!
«Зато я, кажется, знаю, — подумал Гром. — Дело все сильнее пахнет керосином. Похоже, ехать мне туда никак нельзя».
«Мерседес» уже выехал из города и уверенно мчался по заснеженному шоссе. Заприметив на обочине торговый павильон, Гром похлопал себя по карманам.
— Глеб Федорович, сигареты кончились, я мигом, а?
— Давай быстрее, шеф ждать не любит.
— Понял! — Алексей резко свернул к обочине.
— Шоколадку мне купи! — крикнул ему вслед Тихомиров.
Зайдя в павильон, Гром быстро осмотрелся. Кроме него, в маленьком закутке никого не было. Заглянув в окошко, Алексей увидел тощего, флегматичного очкарика, погруженного в чтение эротического журнала.
Гром бросил на прилавок десять долларов:
— Мне шоколадку и ножик.
Не моргнув глазом, тощий сунул в карман деньги и выложил на прилавок большую плитку шоколада в яркой обёртке. Покопавшись под прилавком, он добавил к ней небольшой складной нож.
Выйдя из магазина, Гром присел у переднего колеса «Мерседеса». Надев на руку перчатку, чтобы ладонь не скользила по пластмассовой рукоятке ножа, Алексей изо всей силы вогнал лезвие в упругую резину.
— Ты чего там застрял? — высунулся в окно Тихомиров.
— Колесо прокололи, Глеб Фёдорович. — Гром протянул ему шоколадку.
— В жопу её себе засунь! — Тихомиров выскочил из машины и забегал взад-вперёд по обочине.
— Без ножа режешь, Серега! Шеф велел быть у него к десяти. Запаску менять долго? — Ничего не понимавший в машинах, Тихомиров уставился на спущенное до обода колесо.
— Какую запаску, шеф?! — Гром пожал плечами. — Запаску еще на той неделе прокололи. Я говорил, надо в шиномонтаж… Вы езжайте своим ходом, шеф, а я, как починюсь, сразу приеду.
Гром проводил глазами «Волгу», увозившую Жирдяя. За минуту сменив колесо на совершенно целую запаску, он отъехал с шоссе в ближний лесок и позвонил Маго-медову.
Окончив разговор, Алексей вышел из уютного салона, долго и неторопливо курил, опершись о теплый бок автомобиля, поглядывал на заснеженные деревья, чувствуя, как охватывает его волнующее, бодрящее предвкушение боя. Появился во рту явственный, горький пороховой привкус. Гром усмехнулся, вспомнив, услышанную где-то фразу о том, что вкусовые и обонятельные галлюцинации характерны для шизофреников…
«Итак, охота началась, — подумал Алексей. — Пора распределить роли. Похоже, господа бандиты считают, что раз их больше, то они охотники. По принципу «один в поле не воин». Распространенное и фатальное заблуждение». — Он зло рассмеялся и, сев за руль, рванул с места так, что снег фонтаном ударил из-под колёс.
— Н-на! — Массивный перстень рассёк скулу Тихомирова.
Панически боящийся крови, Глеб Федорович схватился за лицо, с ужасом посмотрел на свои окровавленные руки и заскулил:
— Ты чего, Петрович? За что?
Он получил в глаз, едва только открылась массивная железная дверь, и теперь трясся на пороге кротовской дачи, не решаясь ступить в роскошную гостиную…
— А ты, сука, не понял за что, да?! — Кротов раздражённо помахал ушибленной рукой, и капли тихомировской крови забрызгали его белоснежную рубашку. — Ты, значит, сука, не понял?! — повторил он, наливаясь злобой. — Боров, объясни ему, он не понимает!
Стоящий у окна Хмура расцепил заложенные за спину руки. Подойдя к Глебу Федоровичу, он сграбастал его за лацканы пиджака и дернул так, что бедный директор, пролетев через всю комнату, рухнул на уставленный бутылками низкий резной столик.
Вытирая с лица трясущимися руками кровь и сопли, Тихомиров бесформенной тушей ворочался среди обломков и осколков в луже спиртного. Неторопливо наклонившись, Хмура рывком поставил его на ноги и, прижав к стене, начал увесисто и размеренно хлестать бедолагу по щекам, приговаривая:
— Сейчас я тебе всё объясню. Сейчас ты, скотина жирная, у меня все поймёшь.
Резкая боль придала Тихомирову храбрости.
— Да что случилось-то, мать вашу?! — заверещал он, безуспешно пытаясь оторвать от своего горла волосатую лапу Хмуры.
— Ладно, оставь его, — брезгливо поморщился Крот. — Сейчас мы кино смотреть будем, да, Жирдяйчик?
Ошалевший Глеб Федорович икнул. Хмура неохотно отпустил его и, пройдя через комнату, ткнул корявым пальцем кнопку видеомагнитофона. Ожил полутораметровый экран, и возникло на нем черно-белое изображение Грома.
Досмотрев запись, Тихомиров помолчал, пожевал губами. Подойдя к бару, налил себе полный стакан коньяка и одним духом выпил. Испачканное кровью лицо его закаменело, натянулась кожа на скулах. Исчез куда-то добродушный толстячок-сибарит и глянул недобро из заплывших жиром глазок безжалостный хищник.
Кротов и Хмура с интересом наблюдали за произошедшей метаморфозой.