Бандитский век короток

Шпилев Борис Иванович

Бандитский век короток 

Об авторе

ШПИЛЕВ Борис Иванович — родился в 1961 году в Ростове. С шестнадцати лет занимается карате, получил чёрный пояс. Служил в Заполярье. 10 лет проработал в частных службах безопасности. Из них четыре — телохранителем. Сейчас работает начальником службы безопасности подмосковной компьютерной фирмы.

Глава 1

Там, на войне, у него было прозвище — Гром. Он так привык к этому своему второму имени, что, когда на привокзальной площади маленького подмосковного городка милиционер окликнул его по имени-отчеству, Алексей даже не обернулся.

Однако настырный молодой лейтенант, расталкивая прущую с поезда толпу, забежал вперёд, заглядывая ему в лицо, и вопросительно-утвердительно повторил:

— Громов? Алексей Иванович?

Не отличавшийся разговорчивостью, Гром поправил лямку вещмешка и неохотно кивнул.

— А документики ваши, извиняюсь, можно? — гнул своё мент.

Алексей протянул ему свой потрепанный военник. Лейтенант виновато пожал плечами, мол, служба такая, и внимательно уставился на Алексея, сличая затёртую фотографию на документе с оригиналом. На сержанта равнодушно и устало смотрел человек лет тридцати-сорока. Выцветшие до прозрачности серые глаза словно подёрнуты дымкой. Сутулая, худощавая фигура, длинноватые жилистые руки. Видавшая виды, но выстиранная и аккуратно заштопанная «афганка».

«И на фига сдался Михеичу этот бомж?» — подумал мент, пряча в карман военный билет Грома, а вслух сказал:

— Вот хорошо-то! А то второй день на вокзале дежурю, думал, уже разминулись.

Лейтенант подал знак, и за спиной у Алексея как из-под земли выросли два еще таких же молодых и самоуверенных мента — у каждого кобура с пистолетом за поясом, а в правой руке накрепко сжат «демократизатор» — длинная резиновая дубинка.

— Я арестован? — спокойно поинтересовался Гром, косясь на стоящих сзади мордоворотов.

— Ну что вы, Алексей Иванович, — широко улыбнулся лейтенант. — Просто один человек хочет с вами увидеться. Доставим вас на машине в лучшем виде.

— Документ верни, — попросил Гром. — И скажи, кто хочет со мной встретиться. Иначе не поеду.

— Ты чё, козёл, не понял? Пшёл! — рявкнул один из стоящих сзади громил с сержантскими погонами и сильно толкнул Алексея в спину. Молодой розовощекий сержант, привыкший общаться с вокзальными бомжами лишь при помощи кулаков и дубинки, точно знал, что любой нормальный человек десять раз подумает, прежде чем перечить представителю власти.

Он не знал только, что в мире, привычном Грому, люди зачастую действовали не раздумывая, повинуясь звериным инстинктам и обостренному до крайности инстинкту самосохранения, потому что секунда размышления могла стоить им жизни.

Когда толчок в спину бросил Грома вперед, он споткнулся и завалился на улыбчивого лейтенанта. Пытаясь удержаться за его плечо, Гром пережал большим пальцем сонную артерию парня. Костяшки пальцев другой его руки, вероятно случайно, попали тому в болевую точку под ключицей. Удивленно сказав: «Ой!», лейтенант мягко повалился на землю. Гром упал вместе с ним. Пытаясь подняться, он зацепился лямкой своего вещмешка за ногу бросившегося к нему сержанта, да так неловко, что тот с маху грохнулся на заплеванный асфальт, ударившись головой о стоящую рядом скамейку. Третий милиционер, поспешивший на помощь друзьям, налетел правым глазом прямо на локоть неуклюже повернувшегося к нему с извинениями Грома. Вся эта сцена заняла не более десяти секунд. Прохожие равнодушно-опасливо обходили странную кучу-малу из трех молчаливо и смирно лежавших милиционеров.

Гром достал из нагрудного кармана лейтенанта свой военный билет, отряхнулся и легко запрыгнул в открывшиеся двери подкатившего автобуса.

— Дак ведь «чёрный пояс» у него, не иначе, Виктор Михеич! Он же нас троих, как котят… Хитрым китайским приёмом!

— Правда, что ли? — Майор милиции Виктор Михеевич Рулев, пытаясь удержаться от смеха, встал из-за стола и прошёлся по своему просторному кабинету, разглядывая помятых подчинённых. — А мне знакомый очевидец рассказывал, что вы в своих соплях да в дубинках запутались. Не по зубам оказался орешек? Скажите спасибо, что он вас не поубивал на хрен!

— Ничего, свидимся ещё, даст бог, — шмыгнул распухшим лиловым носом сержант.

— Не вздумай даже! — бешено заорал вдруг майор, глядя в помертвевшие от страха глаза сержанта. — Не вздумайте без приказа даже близко к нему!.. — Рулев трясущимися руками вытащил из мятой пачки сигарету и, прикурив от услужливо протянутой зажигалки, глубоко затянулся, выпустил через нос две толстые струи дыма, успокаиваясь.

— Про семью ничего ему не сказали?

— Никак нет, товарищ майор. Не успели,  — робко усмехнулся лейтенант. Он знал, что начальник в гневе страшен, но отходчив.

— Значит, так, установить за Громовым круглосуточное наблюдение. Близко не подходить, он «хвост» спинным мозгом чует. Обо всех его передвижениях докладывать мне лично. — Рулев надолго замолчал, задумавшись: — «Если гора не идет к Магомету… ну, что же, встречусь с ним сам».

Отпустив подчиненных, Рулев подошел к большому окну и, бездумно глядя в ранние зимние сумерки, наблюдал за лохматыми снежинками, роившимися в синем свете фонарей. Он вспоминал большеголового, мрачноватого мальчишку со смешно оттопыренными ушами, который сидел с ним за одной партой и многие годы был его лучшим другом, пока судьба не развела их. Боль и гнев плавились в душе майора.

«Война совсем не изменила тебя, Лешка. Смерть и кровь несешь ты в мой город. И я должен тебя остановить. Обязан! Но я не хочу, не хочу! Господи, что ж мне делать-то? Спаси его, господи, а?! Не ты ли сказал: «И аз воздам…»

Так думал Виктор Михеевич. Стыдясь самого себя, майор мелко, неумело перекрестился. Всю жизнь он был убежденным атеистом, но в последнее время его неверие сильно пошатнулось.

Капитан Алексей Иванович Громов уже три дня как вырвался из ада, пропахшего порохом и смертью. Он и сам пропитался этим запахом. Провонял им до самого нутра. Ему до сих пор не верилось, что он жив, при деньгах и едет домой. Все три дня, пока мягкий купейный вагон баюкал его от Владикавказа до Москвы на непривычно белых простынях, Гром просыпался с криком, шарил кругом в поисках автомата и покрывался холодным потом, не находя его.

Только на подъезде к столице, когда за окнами вагона замелькали уродливые, грязные строения промзоны, неимоверное напряжение отпустило его. Оба попутчика, севшие в Минводах, вышли еще в Ростове и дальше Гром ехал в купе один. Попив с утра чая, он закрыл дверь на замок и, развязав тощий вещмешок, разложил на неудобном столике подарки для родных, соображая, чего бы еще такого прикупить в Москве. Отцу он вез уникальную курительную трубку фирмы «Данхилл», которую подарил Грому один английский корреспондент, спасенный из заложников. Англича нин говорил, что она стоит многие тысячи баксов.

Младшему братишке Сереже Алексей приготовил в подарок маленький газовый пистолет. Маме — красивейшую горскую шаль ручной работы, а любимой сестренке-красавице Оле Гром припас колечко и сережки с маленькими, но настоящими бриллиантами. Он нашел их случайно, они выпали из кармана убитого боевика и валялись в грязи. Гром едва не наступил на них.

Курский вокзал неприятно поразил Алексея, встретив его базарным шумом, криками и пестротой. Покупалось и продавалось все. За те десять минут, которые он провел там, ему успели предложить: такси, квартиру, сауну, гостиницу и девочку. Гром понимал, что за те четыре года, которые он провел вдали от столицы, она не могла так уж сильно измениться. И все же, уезжая тогда, он запомнил Москву совсем другой.

Электричка до городка, в котором жил Гром, отправлялась с Ярославского вокзала. Спустившись сначала в метро, Алексей затем передумал ехать в подземке. Он поднялся на эскалаторе, вышел из метро и неторопливо побрел по московским улицам, заново привыкая. Заглядывая в магазины, провожая глазами красивых девушек и шикарные машины. Сквозь расслабленность его и безмятежность нехорошо, неясно бередила душу тоска.