Страница 43 из 48
Слава тоскливо посмотрел на часы. Шел четвертый час утра, а сменить его должны были только в шесть. Охранник горестно вздохнул, отхлебнул остывшей бурды, бывшей час назад ароматным «Нескафе», и в который уже раз попытался вникнуть в сюжетные хитросплетения отечественного детектива под впечатляющим названием «Финка и роза». Потратив минут пять на это безнадёжное занятие, Славик взглянул на монитор и очень удивился, увидев на экране солидного господина, стоящего у входа.
Господин этот не стучал, не звонил, а просто стоял, подняв кверху голову, и глядел в объектив камеры.
Слава протянул руку к кнопке общей тревоги и задумался.
С одной стороны, мужик был вроде не опасный. Стоял спокойно, не дергался, может, просто хотел узнать что-нибудь.
Опять же, другие охранники, сладко почивающие внутри выставочных «Вольво» и «Мерседесов» на разложенных и пахнущих дорогой кожей сиденьях, вряд ли обрадуются, если их поднять в столь ранний час.
Славик, кряхтя, поднялся с узкого неудобного кресла, сунул ноги в форменные высокие ботинки и, путаясь в развязанных шнурках, направился к высоким стеклянным дверям.
Они стояли в двух шагах друг от друга, разделённые тонированным толстым стеклом входных дверей.
Тот, который стоял снаружи, был хорошо и дорого одет, но до невероятия мокр и грязен. И злой зимний ветер с натугой колыхал полы его насквозь промокшего пальто.
«Наверное, в воду упал мужик! — пронеслось в голове у Славы. — А может, и подтолкнул кто!»
— В «Скорую» позвонить? В милицию… — спросил Слава Дульнев…
— Не! Не надо! — весело мотнул головой важный, мокрый и грязный господин. — Просто мы с товарищем заехали передать привет господину Кротову. Ты, сынок, извини, что в такое время. Так и передай, мол, заезжали Виктор Рулев и Алексей Громов и передавали большой привет.
— Да мне что, я передам! Только он редко заезжать сюда стал…
Важный и мокрый пожал плечами и поежился на ветру.
— Так ты передай, сынок. Не забудь. А сейчас буди своих коллег и уходите отсюда куда-нибудь подальше. Потому как привет наш исключительно к Федору Петровичу Кротову адресуется, а вы и ни при чём вовсе.
«Что он говорит… — ворочались в голове Славы сонные мысли. — Куда уходить… пост же, дежурство!»
— Слышь, бать, может, все-таки «Скорую» тебе, а?! — участливо повторил Слава.
— Не хочешь, значит, уходить! — печально покачал головой Виктор Михеевич Рулев. — Тогда хоть спрячьтесь все. В подвал, что ли! — И с этими словами, продолжая печально покачивать головой, направился к стоящей через дорогу, почти невидимой в темноте машине.
«Совсем дед мозги отморозил, — подумал Слава, возвращаясь в натершее его тощий зад кресло. — И фамилия у него Рулев, как у начальника милиции. Мало ли в Бразилии Рулевых! — лениво текли его мысли. — А второго фамилия как? Вроде Громов… Стоп… ГРОМОВ! АЛЕКСЕЙ! За него же Крот награду объявил!»
Нажимая одной рукой кнопку тревоги, другой Слава лихорадочно схватил телефонную трубку.
Машинально он бросил взгляд на мониторы и замер, вытаращив глаза, не в силах пошевелиться.
У той самой машины, ну, которая через дорогу, стояли двое и прилаживали на плечи подозрительного вида трубы, похожие на…
— Ох, мать твою! — испуганно выдохнул Слава и упал за металлическую стойку с мониторами, прикрыв руками голову.
Засвистело. Зашипело. А потом грохнуло так, что Слава ослеп и оглох одновременно. На него посыпались куски штукатурки, какая-то труха, битое стекло и всякая другая всячина.
Слава отрешенно проводил взглядом красиво летящее из конца в конец зала горящее колесо.
Взрывались и корежились, горели сатанинским белым пламенем дорогие автомобили. Металась с диким воем чья-то объятая чадящим пламенем фигура.
А в самом центре этого огненного ада охранник Слава Дульнев, сидя на раскалённом полу, скалился идиотской улыбкой сильно контуженного человека.
Прикорнувшему на грязном тряпье Диме Корнееву приснилось, что он писает, испытывая при этом ни с чем не сравнимое блаженство.
Тугая струя звонко разбивалась о белоснежный кафель писсуара и, журча, стекала в маленькие круглые дырочки, пенисто смешиваясь с водой…
Переполненный мочевой пузырь опорожнялся, становясь невесомым, и… было во всем этом что-то очень неправильное…
Диман в ужасе проснулся, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу поток, первые капли которого изрядно намочили-таки штаны…
Он бросился к двери, зажав рукой мокрую промежность, и забарабанил в ржавое железо, хотя и знал, что боевики не любят, когда их беспокоят ночью…
— Алё, гараж! Открывайте быстрей, а то обоссусь прямо здесь! — закричал Диман и осекся, когда от удара его кулака тяжелая дверь, заскрипев, открылась…
Сил терпеть у Димана больше не было, и он приткнулся в углу, прямо здесь же, у порога. Лихорадочно дергая ширинку и чувствуя, что не успевает, он с отчаянием подумал, что не надо было накануне вечером пить так много чая…
Под звонкое журчание, ну точно как давеча во сне, он впервые обратил внимание на ту странность, что место охранника у двери пустует, что сама дверь открыта настежь и в просторном подвале царит гулкая тишина…
Набивая в темноте шишки, Диман блуждал наугад до тех пор, пока, толкнув какую-то дверь, не почувствовал хлестнувший ему в лицо порыв ветра…
Зимний ночной лес спал. В свете бледной луны Корнеев увидел аккуратно стоящие неподалёку три «Мерседеса» и свою «Волгу»…
— Бля! — оглушительно гаркнул он, выплескивая переполнявшие его чувства, и побежал будить начальников…
— Как это ушли?! И двери не заперли?! А мы как же?! — долго ничего не мог понять заспанный, вонючий зам…
Но въехав в конце концов, после долгих объяснений Димана в невероятный расклад, немедленно принял на себя командование и даже, кажется, вонять стал поменьше…
Толстая физиономия налилась начальственной краснотой, а седая щетина, клочками росшая на брыластых щеках, придавала заму какой-то особенно мужественный вид…
Робея, к нему мелким бесом подкатился Диман и деликатно напомнил о подслушанном разговоре боевиков. Начальство посмотрело на него сверху вниз и благодушно послало на хер.
Но Дима был упрям. Он шептал в заросшее волосами начальственное ухо, размахивал руками, принимался бегать взад-вперед пред начальственным взором и снова принимался шептать…
Остальные находящиеся в подвале с недоумением наблюдали за его эволюциями…
Внезапно сидящий истуканом полковник встал, рыкнул на суетящегося Димана — мол, что, ты тут понимаешь! — и начальственным басом произнес следующее:
— Господа, г-хм! Я рад сообщить вам об окончании разведывательной фазы операции, блестяще проведенной нами под моим руководством… Преступники выявлены, день и час теракта приблизительно установлены, и теперь нам нужны средства транспорта и связи для оповещения вышестоящего начальства. Пришла пора накрыть осиное гнездо!.. Действуйте, господа, и прошу всех помнить, что окончательный успех операции зависит от вашей оперативности…
— Ты когда-нибудь умирал, Гром? — тоскливо спросил майор, глядя на смутно видимый в темноте трехметровый бетонный забор кротовской базы. — Не от пули, а от страха. Ну, вот чтобы, предположим, сидишь где-нибудь под огнем, в окружении и знаешь, что все — сейчас конец тебе. И никакой надежды!..
— На войне всякое бывало, — ответил Гром, оглядывая в бинокль сторожевые вышки по углам забора. — Только надежда, она всегда есть. Она, знаешь ли, умирает последней…
А ветер тоскливо выл в высокой темноте над ними, в ветвях заснеженных сосен. И было в его первобытной тоске-песне что-то…
— И на хрена оно тебе все это надо? Война вся эта? — недоуменно пожал плечами Виктор Михеевич. — Ни жены, ни детей, ни жизни нормальной…
— Так я же больше ничего не умею, Витёк! Как в восемнадцать в Афган попал, так до сих пор остановиться не могу. Да и платят лучше, чем на гражданке…