Страница 16 из 69
Катерина поникла.
— Наташа, не торопи меня. В больнице я думала об этом, и мне казалось все таким ясным и понятным, что я не смогла улежать… Надо как-то объяснять людям, что происходит на самом деле.
— А что происходит?
— Мы не сопротивляемся злу. Не боремся с несправедливостью. Я поняла, какую великую силу имеет слово. Раньше и рабочие, и крестьяне знали, что зло — это всякого рода эксплуататоры, а несправедливость — строй, при котором есть богатые и бедные. Причем бедным казалось, что они несправедливо бедные, а богатые — незаслуженно богатые. Теперь вроде нет эксплуататоров, нет богатеев…
— Вот именно, против кого бороться? Против своих же, которые стоят у власти? Как у вас на Украине говорят?
— Бачилы очи, що куповалы…
— Мы как-то с ребятами из цирка на автозаводе выступали и слышали, что говорят рабочие. Знаешь, как они расшифровывают аббревиатуру ВКП (б)? Второе крепостное право. Но говорят это шепотом, а вдруг услышат слуги народа с Лубянки? Утащат в свой подвал, и поминай, как звали!
— Выходит, теперь ничего нельзя сделать? И мы, как овцы, должны молчать и ждать, когда придут и нас зарежут?.. Скажи, что с нами будет? Когда-то ведь ты это могла.
— У меня, наверное, не получится. Я все последние годы старалась забыть о своих способностях. Саше это не нравилось. Он ясновидение ведьмачеством считал. Умолял меня жить, как все люди…
— Саши давно нет, а мы — вот они, и сейчас никакие твои способности для нас не лишние. Начинай!
— Погоди. Что значит, начинай? Думать о стране вообще или о ком-то в частности?
— Подумай о ком-нибудь хорошо знакомом.
— Давай о Яне Поплавском?
— Давай.
Наташа сосредоточилась, и тотчас в мозгу у неё будто полыхнуло. Она ясно увидела тетрадный листок в клеточку и чью-то руку, медленно выводящую крупные полупечатные буквы: " Поплавский Ян Георгиевич говорил на лекции, что великий ученый товарищ Лысенко — оферист!" В доносе так и было написано — аферист через "о"…
— В доносе! Так это же донос! Надо срочно предупредить Яна. Ты оставайся, а я побегу к нему домой.
— Я с тобой.
— Катя, посмотри на себя в зеркало — краше в гроб кладут. Федор мне этого не простит!.
— А я себе не прощу, если с тобой что-нибудь случится.
— Про меня в будущем пока ничего плохого не сказано, — невесело пошутила Наташа. — Да и про тебя. Давай не будем горячиться и станем делать все по порядку, хорошо?
Она разговаривала с подругой как с нервнобольной, мягко, успокаивающе, и думала о том, что как раз Ян мог бы успокоить Катерину, подлечить её расстроенные нервы… Мог бы, но теперь помощь требуется ему самому.
Она бросилась к вешалке. Катя рядом тоже поспешно одевалась.
— Погоди, давай позвоним, может, он дома?
Трубку взяла дочь Поплавских Варвара.
— Нет, тетя Катя, — сказала она, — папы дома нет, у него сейчас лекция.
— В мединститут поедем, — скомандовала Катерина, на глазах обретая прежний образ женщины уравновешенной и целеустремленной.
Как всегда бывает в таких случаях, трамвай еле тащился по рельсам все время ему что-то перекрывало дорогу; сигналили машины, ругались пассажиры. Но, как говорится, не было бы счастья… Поплавского не пришлось вызывать с лекции. Когда запыхавшиеся женщины подбежали к аудитории, оттуда как раз хлынул поток студентов. Наиболее любознательные все ещё толпились возле преподавателя, но Катерина решительной рукой отодвинула их в сторону и требовательно сказала:
— Ян Георгиевич, у нас появились непредвиденные обстоятельства. Прошу вас, ненадолго отойдем в сторонку.
— Катерина Остаповна! — он расплылся в улыбке и ответил одному из студентов: — Ход ваших мыслей, Жарков, мне нравится, но, как сказали бы математики, в этом уравнении у вас вместо минуса должен быть плюс… Подумайте как следует, а завтра скажете мне, в чем ваша ошибка.
Он пошел за Катериной и увидел Наташу.
— Понятно, дело запахло керосином. Иначе обе подружки не заявились бы прямо в институт… Кстати, Катя, ты неважно выглядишь. Что-то по-женски?
— Все-то ты знаешь, — вздохнула Наташа. — О других. А над тобой самим уже топор занесен…
— Серьезно, что ли? — Ян все ещё улыбался, но постепенно улыбка сползла с его лица, и он сказал Наташе так, как обычно говорил студентам: — Давай коротко и по существу.
Внимательно выслушал, но не засуетился, только взял Наташу за руку и сказал:
— Давай попробуем сосредоточиться вместе. Думаем об одном. Я в свое время такое с Татьяной пробовал: результат действенней, чем в одиночку.
Катя уже не удивлялась, глядя на их напряженные лица, уставившиеся в одну точку. Потом Ян выпустил руку Наташи и сказал специально для Катерины:
— Сегодня ночью придут. Чувствовал ведь, но старался не думать, как будто можно бездействием беду отвести. Ничего не успел, даже Таньку на сына уговорить. Все подождать просила… Знахарю не написал. Придется девчонок моих посылать наудачу. Авось не выгонит.
— Янек, — заволновалась Наташа, — но ты же ничего не знаешь! Да там ли твой Знахарь? А если его тоже за что-то арестовали? Вместе с агрономами-вредителями…
— По сельским врачам вроде пока никакой кампании не было. Будем надеяться, что Петька со своим семейством жив и здоров… Если оставить жену с дочерью здесь, так рано или поздно и их загребут… Вот только как Татьяну из этой её секретки вырвать? Придется позвонить и обмануть, что с Варькой что-то случилось. Увы, не до церемоний.
Понимая, что супругам надо попрощаться, Наташа и Катерина на вокзал все же пришли. Татьяна, которую Катя, не так уж часто с нею встречаясь, запомнила спокойной, мило улыбающейся, теперь, казалось, была полностью деморализована. Она плакала не переставая и все повторяла:
— Янек, мы больше не увидимся, я это чувствую! Позволь нам остаться, Янек! Я не смогу жить без тебя, Янек!
Юная Варвара, видимо, не до конца понимая, что происходит, тянула мать за рукав и говорила укоризненно:
— Мама, перестань, неудобно, люди смотрят. Что они подумают?!
Но горе матери было так беспредельно, что она ничего не слышала и не видела, а только пыталась достучаться до ставшего вдруг жестоким и несговорчивым прежде такого нежного и любящего мужа.
— Товарищи! Поезд сейчас отойдет! Пассажиры, пройдите в вагон! надрывалась проводница.
— Иди, Таня, — подтолкнул жену Ян. — Дочь береги. Я постараюсь к вам приехать… как только разберусь со всем этим…
Поезд тронулся, но Таня, не слушая увещеваний проводницы, все стояла на подножке и неотрывно смотрела на мужа, а по лицу её катились слезы.
— Янек! — горестно повторяла она. — Янек!
Наконец поезд скрылся из виду, и Ян повернул к стоявшим рядом женщинам измученное почерневшее лицо.
— За десять лет впервые расстаемся, — извиняющимся тоном проговорил он. — Даже меня, можно сказать, из седла выбили, а Танюшка такая нежная, уязвимая… Наверное, больше всего её испугало, что я на неё прикрикнул. Мы, знаете ли, до этого никогда не ссорились…
— Янек, — Наташа чувствовала решимость Поплавского идти до конца, и ей хотелось непременно его остановить, — ты ведь и сам можешь уехать. Пока не поздно.
— Зачем тебе рисковать, — поддержала её Катерина. — А вдруг они решат, что ты слишком опасен… мало ли, что им покажется…
— Им, они, — невесело передразнил её Ян. — Кто — они-то? Народные органы?.. Двусмысленность получается. Я хочу убедиться сам, что там происходит. А если я сбегу, они ведь могут броситься следом, и тогда никто не спасется… Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать!
Он молодецки выпрямился и подмигнул притихшим женщинам:
— Будет и на нашей улице праздник, как сказал бы мой друг Знахарь!
— Янек, — попыталась все же образумить родственника Наташа, — ты же можешь все отрицать. Мол, я ничего подобного не говорил…
— И тогда они станут таскать на допросы моих студентов, — закончил за неё Ян, — которые будут разрываться между любовью ко мне и своим гражданским долгом. А ведь там могут найтись умники и для острастки арестовать кого-нибудь из самых мужественных… Нет, свой крест я должен нести сам!