Страница 21 из 70
Хорошо, что они с Иваном придумали эту причину на такой вот случай!
— Ты не находишь, Миклош, ничего странного в том, что Иван обращается к человеку, только что поднявшемуся с постели, с просьбой, которая не каждому здоровому по плечу? Ну-ка, смотри мне в глаза: ты был раньше знаком с Иваном, вы встречались?
В первый момент Ян так испугался, встретив вонзенный в него взгляд пана, что не смог сразу ответить на вопрос.
— Не… Не был! Я его впервые здесь увидел. Мы с мамкой всю жизнь на хуторе прожили. Никогда никуда не ездили. Пани Юлия тоже все спрашивала про какого-то князя Данилу. Так я и его не видел. Я отца-то своего не видел. Его как в армию забрали, ни слуху ни духу о нем не было. Наверно, так и не узнал, что я родился.
Ян говорил взахлеб, как сильно напуганный батрак. Он частил, выпаливал, что придет на ум, только бы увести от опасной темы, сбить с толку, показать, какой он простодушный и неопасный. Не дай бог, чтобы пан Зигмунд только подумал о том, что произошло между ним и Юлией.
— Князя Данилу поминала, говоришь, Поплавского? А чего это вдруг?
— Говорила, похож я на него очень.
— То-то она тебя вырядила: рубашка, кружева, прямо знатная особа. Хочет над стариком подшутить. Я не возражаю, пусть потешится.
И задумчиво добавил:
— Как знать, Миклош, может, ты и ошибся. В жизни случается: кто был князь — стал грязь, а кто и наоборот.
Миклош подобострастно кивал.
— Разберемся, — пан Зигмунд сделал жест, будто отмахивался от надоедливой мухи. — А сейчас проводи его туда, откуда привел. Проследи, чтобы по замку не гулял. Береженого бог бережет. Мало ли, ещё на рыцаря Ольгерда наткнется, а то другое какое привидение…
Пан загадочно усмехнулся.
"Ни в коем случае раньше времени себя не обнаруживай, — вспомнил юноша напутствие Ивана, идя под конвоем панского охранника. — Особенно перед Зигмундом. Этот хитер, как лис. Он из твоих мозгов все, что ему надо, выковырнет!"
Все, да не у всех! Он, деревенский хлопец, провел, как мальчишку, такого опасного противника. Когда он в упор уставился на Яна, тот даже покалывание в голове почувствовал, будто в его мозгу, как в сундуке, кто-то шарил. Ян представил себе щит, которым он загородился от прощупывания. Сработало! Лучи из глаз пана Зигмунда ничего не смогли высветлить. Кажется, пан не понял, что это был поединок, решил: в этих мозгах нет ничего интересного…
Янек ушел от пана удовлетворенный, но не мог понять, отчего ему так тревожно. Что ждет его в злосчастной зеленой комнате? Вроде внешне здесь ничего не изменилось, но напряженность была прямо-таки разлита в ней. А что это внизу скрипит? Страх мешал Яну сосредоточиться и увидеть. А скрип все приближался, становился все явственней. На лбу у Яна выступил холодный пот. Скрип перешел в скрежет и стена комнаты вдруг поехала в сторону. Прямо перед юношей зиял проход с ведущими вниз пыльными ступенями.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Смоленка оказалась маленьким аккуратным селом, раскинувшимся на небольшой возвышенности. К речке, уже свободной ото льда, вели от домов узкие тропинки, — селяне брали воду для своих нужд. Уютные хаты были побелены известкой, отчего издалека своим неестественным мирным видом село напоминало лубочную открытку. Однако у въехавших в Смоленку впечатление резко менялось. Вблизи село напоминало побитый молью тулуп, который хозяин уже и не пытается выдать за новый: плетни у многих дворов покосились, некоторые даже упали, и поднять их, видимо, было некому. Случалось, попадались дома с окнами без стекол, которые выглядели слепыми нищими, брошенными своими поводырями.
Среди всеобщего запустения только несколько дворов ещё радовали глаз ухоженностью и порядком. Одним из таких выглядел двор, к которому подъехала телега Петра. На крыльцо небольшого опрятного домика выбежала невысокая стройная женщина. Иначе, чем писаной красавицей, её трудно было назвать. Чем сумел такой невидный хлопец, как Петро, привлечь её, оставалось только гадать, но её сияющие глаза, радость от встречи говорили о настоящем чувстве.
"Как странно, — думала Ольга, — идет война, кругом голод и разруха; люди, казавшиеся раньше образцом выдержки и высокого духа, паникуют, ломаются, превращаются в трусливых, загнанных зверей — и вдруг здесь, в глуши, цветет такое высокое, трепетное чувство. Как не боятся люди любить друг друга в такое страшное время?!"
— Петичка, ты с гостями, — скороговоркой зачастила женщина, проходьте у хату. Та вы ще и с дитем! Ой, бидный хлопчик, иды, наши диты покажуть, иде шо…
— Никакое я не дитя, — опять сердито пробурчал Алька: ну сколько можно говорить об этом непонятливым взрослым! — мне скоро четырнадцать.
— Через десять месяцев, — посмеялся Аренский.
— Через семь!
— Ладно, взрослый ребенок, — устало согласился Василий Ильич, — помогай-ка вещи заносить.
Не дожидаясь приглашения, четверо мальчишек, один другого меньше, вслед за Алькой кинулись к телеге и стали носить в горницу вещи артистов; из-за сложенных узлов та сразу стала казаться меньше.
— Ксаночку, ни за што не вгадаешь, из ким я прийихав!
Петро улыбался, приговаривал и будто невзначай касался жены то рукой, то плечом: они оба играли в эту молчаливую игру, коротко взглядывая друг другу в глаза.
Их сыновья уже познакомились с Алькой и уважительно поглядывали на него. Старшая девочка — по виду лет десяти-одиннадцати — тоже не стояла без дела; о чем-то пошептавшись с матерью, она выскочила в сени и загремела там горшками, что-то переставляя и доставая.
— Петро, колы ты перестанешь загадки загадуваты? Зовсим змучив, — пеняла между делом Оксана, накрывая на стол. — Кажи скорийше, хто наши гости?
— Цирк! — совсем по-детски радостно выкрикнул Петр. Он подмигнул детям и гордо приосанился перед женой.
— Як так — цирк? — не поверила Оксана. — Воны артисты?
— А я шо кажу!
Дети оживились, зашептались. Видели они прежде цирк, или им передалось возбуждение взрослых, но один из четверых мальчиков, постарше, стал поспешно натягивать шубейку.
— Ты куда? — подчеркнуто грозно нахмурилась мать.
— Мамку, я на хвылыночку, до Степки сбигаю, — вин мени щегла обещал.
— Знаю я вашего щегла!
Когда за сыном захлопнулась дверь. Оксана шепнула Петру, помогавшему артистам разоблачаться и приводить себя в порядок:
— Ось побачишь, зараз до хаты усе село прыбигне.
— Чего тоди видпускала?
— Та нехай завидуют!
— Ото ж бабы! — неопределенно хмыкнул Петр, поливая из ковшика Ольге на руки.
Девочка внесла в хату миску, доверху наполненную квашеной капустой и мочеными яблоками.
— Спасыби, доню, одна ты в мене помичныця.
И доверительно пожаловалась Ольге:
— Любава в мене перша народылася, а писляодни хлопцы — чотыри. Яка вид ных матери допомога? Мыслю соби, шоста буде дивка. Вгадала! Ось, дывысь, у колысци Мотря — ясочка моя.
В дверь хаты осторожно постучали.
— Шо я казав, — покачал головой Петра. — И поисты не дадуть. Заходьте!
Смущаясь, бочком вошла невысокая худенькая девушка лет семнадцати.
— Тетка Оксана, — просительно начала она.
— Не хочу и размовляты! — категорически ответила та.
— Мы просымо одну дивчынку. Батька каже, ваша хата усым мала буде.
— Наша хата мала? — подбоченилась Оксана. Девушка смутилась.
— Нехай твий батько не бреше! У нашей хати дви ваших розмистятся! Отак, Глаша, и передай батькови.
Глаша прижала руки к груди и обратилась к Ольге уже на чистом русском:
— Тетка Оксана ругается, а не хочет понять, что вам с дороги и постираться надо, и помыться, а тут шестеро детей, да мужчины. Просто неудобно. У нас дом, может, не очень большой; но мы живем вдвоем с отцом, мама умерла год назад. Отец пошел уже баню топить, а я обещала вас упросить: пожалуйста, я так давно не разговаривала с городским человеком!
Ольга оглянулась на товарищей.