Страница 34 из 60
Золотой лапоть
Покрутившись годик в водочном бизнесе, Василий сделал, пожалуй, один из самых удачных в своей жизни ходов. Нет, конечно, он мог и дальше трудиться управляющим, а позже, лет через десять, накопив денег, взять что-нибудь недорогое на откуп. Но он поступил хитрее, поставив на новую лошадку, в качестве которой выступил только что назначенный министром финансов граф Федор Павлович Вронченко. Понимая, что перед новоиспеченным министром со всей остротой стоит вопрос увеличения притока денег в бюджет, а одним из основных источников как раз и является откуп, Кокорев накатал графу записку – о том, какие безобразия творятся в откупной сфере, а также о том, как можно, придав «торговле вином увлекательное направление в рассуждении цивилизации», практически вдвое увеличить доходы. В доказательство своих слов он просил дать ему один из самых «неисправных», то есть задолжавших казне, откупов. В министерстве Кокореву поверили и дали откуп орловский, за которым числился долг в 300 000 рублей серебром.
За дело молодой откупщик взялся весьма рьяно. Уже в первые месяцы своего автономного откупщичества он сменил большую часть откупных служащих, провел массовое сокращение, заявив, что настоящий водочный торговец должен трудиться «не из воровства… а из насущного лишь хлеба», поднял цену на водку, наладил ее продажу в разлив и… резко ухудшил качество производимого в губернии напитка. В результате за два с половиной года он не только полностью ликвидировал задолженность губернии, но и вывел ее в число лидеров. Воодушевившись успехом молодого откупщика, правительство передало ему в управление кроме орловского еще 23 задолжавших откупа, а на основе «новой методы» издало «положение об акцизно-откупном комиссионерстве».
Василий Александрович Кокорев (1817–1889)
К середине XIX века личный капитал Кокорева составлял уже 8 000 000 рублей. Некоторые современники утверждали, что эти данные сам Кокорев сильно занизил и что в действительности у него было 30 000 000 рублей. Но даже с восемью миллионами 33-летний Василий Александрович Кокорев все равно был одним из богатейших людей империи. И, как всякий очень богатый человек, он в 1850-х годах начал собирать картины и прочие предметы искусства. Позже он даже открыл для обозрения своей коллекции галерею с библиотекой и кабаком, чтобы простой люд мог с комфортом приобщаться к сокровищам мировой культуры. На одном из аукционов он увидел вещь, совершенно его поразившую. Это был большой золотой лапоть. Кокорев купил его по стартовой цене и установил в кабинете на письменном столе. Своим друзьям Василий Александрович, смеясь, объяснял, что этот лапоть – как бы он сам: был ведь когда-то лапоть лаптем, да озолотился, из низов вышел в миллионеры.
Вложения капитала
Савва Иванович Мамонтов называл Кокорева «откупщицким царем». И это было верно. Но Василий Александрович не ограничился торговлей спиртным. Покоя ему не давал талант преобразователя, реформатора. Он продолжал писать и давать советы правительству. Предлагал изменить порядок взноса денег в казну, сократить залоги по откупам, а позже – даже вообще отменить все откупа. (С последним предложением правительство не согласилось.) В своем доме он устраивал настоящие собрания российских откупщиков, на которых диктовал им, как они должны работать, какие цены объявлять, каких стандартов придерживаться…
В 1859 году он совершенно неожиданно взял да и построил в поселке Сураханы? что в 17 километрах от Баку, первый в мире нефтеперегонный завод. На заводе под присмотром найденного Кокоревым в Петербургском университете молодого приват-доцента Дмитрия Менделеева производилось специальное масло для недавно изобретенных осветительных ламп. Масло Кокорев назвал «фотонафтиль», однако люди стали называть его «керосин». Такое название предложили американцы, начавшие нефтепереработку четырьмя годами позже.
Когда знакомые бизнесмены спрашивали Кокорева, зачем он занялся таким невыгодным и бесперспективным делом, как перегонка нефти, Василий Александрович отвечал: «А что? Хитрого ничего нету, там гонишь – горилка, здесь гонишь – горючка, а на рубль-два у меня всегда накрут будет!»
Дело с «горючкой» было налажено, и он, решив замахнуться на самую доходную отрасль – железнодорожную, «вложился» в постройку Волго-Донской железной дороги, в 1863 году провел в Москве конку, в 1871 году купил Московско-Курскую железную дорогу, а в 1874 году начал строительство Уральской дороги.
Затем Василий Александрович открыл для себя еще и банковский бизнес. Это именно он во главе группы товарищей организовал первый в стране частный Московский купеческий банк и самый крупный акционерный банк России – Волжско-Камский.
Крамола
У Василия Александровича Кокорева был ораторский талант. Красноречие и недюжинный ум часто помогали ему в достижении желаемого (но эти же качества чуть не сгубили великого купца).
Вообще, о кокоревской мудрости по стране ходили легенды. Для многих он был авторитетом. Как-то во время заседания Комитета помощи голодающим крестьянам северных губерний члены комитета долго не могли решить, что лучше – единовременная помощь крестьянам или систематическая. Спросили совета у Кокорева. Тот, не вставая с кресла, пожал плечами и заявил:
– Никакие меры из предложенных и никакие миллионы не спасут Север… Единовременная помощь бесполезна, систематическая – невозможна. На систематическую помощь не хватит денег, а от единовременной, если ее не украдут по дороге, мужик забалует.
– Но что же делать? – задал вопрос председатель.
Кокорев дал вполне конкретный ответ.
– А накупите ружей, пороху и дроби – вот и все. Это поправит их лучше всякой помощи.
Посоветовав это, купец встал и вышел из зала.
– Гениальный человек, – только и сказал ему вслед глава комитета.
Кокорев был настоящим кладезем бесплатных советов. На любой вопрос он мог моментально дать совершенно неожиданный и вместе с тем правильный ответ.
Как никому другому, удавалась Василию Александровичу организация многочисленных банкетов (по разным поводам). Особенно проявилось его ораторское мастерство 28 декабря 1857 года на рождественском банкете. Послушать под устрицы и спаржу мудрые речи собралось до двухсот московских купцов. А речь Кокорев повел не о чем-нибудь, а об отмене крепостного права. Он утверждал, что именно этот позорный пережиток мешает России идти по пути прогресса. По его мнению, только оставшись без дармовой крестьянской силы, дворяне начнут закупать новую сельскохозяйственную технику, а освободившиеся мужики должны пополнить довольно скудный российский рынок фабричных рабочих. Речь была настолько блестящей, а аргументация настолько неоспоримой, что уже на следующий день, несмотря на праздники, купца вызвал к себе московский генерал-губернатор Закревский и настойчиво попросил более подобных речей на банкетах не произносить. Купец согласился и даже дал в этом расписку, однако не удержался и уже через две недели разразился яркой речью на ту же тему.
А «рождественская речь» Кокорева несколько лет ходила по России в списках. Когда же император Александр II подписал манифест об отмене крепостного права, многие из освобожденных крестьян посчитали, что император здесь совсем ни при чем, а на самом деле их выкупил Кокорев с друзьями, купцами Алексеевым и Солдатёнковым.
Все чаще и чаще Кокорев высказывался о государственном социализме, о политике гласности, о перестройке государственного аппарата. И сильнее всего эти речи досаждали московской администрации. Закревский отсылал в Петербург депешу за депешей – с просьбой «унять вредного честолюбца», устраивающего «митинги» и вмешивающегося «в дела, его сословию не подлежащие». Послания генерал-губернатора начинались, как детектив. «В Москве завелось осиное гнездо… – писал он. – Гнездо это есть откупщик Кокорев».