Страница 7 из 43
Мубарак сел рядом с Зеб-ун-нисой и с удовольствием принял предложенный ему бетель.
Любит истинно тот, кто без зова придет, — проговорила Зеб-ун-ниса.
— Придя незваным, я нарушил приличия, — ответил Мубарак. — Но просящий милостыню не ждет, когда его позовут.
— О чем же ты молишь, любимый?
— О том, чтобы мулла, совершив обряд, дал мне право на это обращение.
— Ты все о том же! — засмеялась Зеб-ун-ниса. — Разве дочери падишаха выходят замуж?
— А твои младшие сестры? — возразил Мубарак.
— Они вышли за шахских сыновей. Разве может дочь падишаха стать женой мансабдара{33} двухсотника?
— Ты повелительница в стране. Все знают, что падишах исполнит любую твою просьбу.
— Я не стану просить у падишаха то, чего не следует.
— А это следует делать?
— О чем ты говоришь?
— О великом грехе.
— А кто совершает великий грех?
Мубарак склонил голову и, немного помолчав, проговорил:
— Ты не понимаешь?
— Если ты считаешь это грехом, больше не приходи, — сказала Зеб-ун-ниса.
— Я не пришел бы, если бы это было в моих силах, — с грустью ответил Мубарак. — Но я не властен над собой. Я продал душу за твою красоту.
— Если ты продал душу, если твоя душа принадлежит мне, тогда делай, что «я приказываю. Я приказываю тебе замолчать.
— Я замолчал бы, если бы только я один был повинен в этом грехе. Но я люблю тебя больше жизни.
— Грех дочери падишаха! — громко рассмеялась Зеб-ун-ниса.
— О грехе и добродетели судит один аллах, — сказал Мубарак.
— Аллах начертал свои законы для неверных. Разве я дочь простого брахмана или раджпута, чтобы быть вечной рабыней одному мужу и сжечь себя на его погребальном костре? {34} Если бы аллах уготовил для меня подобную участь, он никогда бы не сделал меня дочерью падишаха.
Мубарак словно упал с небес на землю — ему еще никогда не приходилось слышать подобного кощунства. Он не слышал таких слов даже в погрязшем в грехах Дели. Если бы они исходили от кого-нибудь другого, он сказал бы: «Чтоб тебя громом поразило!» Но Мубарак безнадежно утонул в море красоты Зеб-ун-нисы и потерял способность различать добро и зло. Он был только потрясен.
— Довольно об этом, — продолжала Зеб-ун-ниса. — Поговорим о чем-нибудь другом. И смотри, чтобы я никогда больше не слышала подобных разговоров. Если хоть раз услышу…
— К чему угрозы? — сказал Мубарак. — Человеку, впавшему у тебя в немилость, и минуты не сносить головы на плечах. Я знаю это. Но ты, вероятно, знаешь и то, что Мубарак не страшится смерти.
— Разве нет приговора страшнее смерти? — спросила Зеб-ун-ниса.
— Есть, — разлука с тобой.
— Это может случиться, если ты будешь говорить не то, что следует.
Мубарак понял, что Зеб-ун-ниса сдержит свое слово. Если он покинет ее, заботясь о спасении души, его гибель неизбежна. Зеб-ун-ниса всесильна в могольском государстве, ее слушается сам Аурангзеб. Но Мубарака огорчало не это. Его убивало то, что, пленившись красотой дочери падишаха, он уже не в силах был покинуть ее, не способен вырваться из пучины греха.
— Моя жизнь благословенна тем, что вы даруете мне из милости, — смиренно проговорил он. — А мои безумные надежды — это мечты бедняка. Какой бедняк не мечтает о дочери падишаха?
Удовлетворенная, Зеб-ун-ниса поднесла Мубараку чашу вина. После нежных уверений в любви она умастила его благовониями и проводила, угостив бетелем.
Не успел Мубарак покинуть Рангмахал, как его остановила Дария-биби.
— Ну как, — вполголоса спросила она. — Женитьба на принцессе решена?
— Кто ты? — спросил потрясенный Мубарак.
— Все та же Дария.
— Разве ты не знаешь, я продаю новости, — отвечала Дария-биби. Мубарак содрогнулся.
— Ты женишься на принцессе? — продолжала Дария-биби.
— На какой принцессе?
— На дочери падишаха Зеб-ун-нисе. Разве дочь падишаха не принцесса?
— Я убью тебя!
— Я закричу.
— Ну хорошо, — сказал Мубарак. — Так и быть, я тебя не убыо. Говори, к кому ты пришла продавать новости?
— Я для того и стою здесь, чтобы сказать, — отвечала Дария-биби. — К ее высочеству принцессе Зеб-ун-нисе.
— Что за новость ты хочешь ей продать?
— Что сегодня ты на базаре гадал у звездочета. И звездочет предсказал, что ты женишься на принцессе и добьешься высокого положения.
— Дария-биби! — воскликнул Мубарак. — За что ты хочешь меня погубить? В чем я перед тобой виноват?
— В чем виноват? Может быть, ты ни в чем не виноват передо мной? Можно ли причинить женщине большее зло, чем это сделал ты?
— Ну что ты, милая! Таких, как я, сколько угодно.
— Свет не видывал таких грешников, как ты.
— Я вовсе не грешник. Но здесь неудобно разговаривать. Давай встретимся где-нибудь в другом месте. Я все тебе объясню.
Мубарак снова вернулся в покои Зеб-ун-нисы.
— Вы должны простить мне, что я снова вас беспокою — сказал он — Я пришел сказать, что здесь Дария-биби — она сейчас к вам войдет. Она безумная. Если она будет говорить вам что-нибудь против меня, не гневайтесь, пока не выслушаете моих оправданий.
— Я не в силах гневаться на тебя, — ответила Зеб-ун-ниса. — Если я когда-нибудь на тебя рассержусь, то от этого буду страдать я сама. Я не слушаю того, что говорят против тебя.
— Не лишайте своего раба этой милости, — сказал Мубарак и снова простился с дочерью падишаха
Глава четвертая
Продажа новостей
— Почему так поздно? — спросила Дарию-биби девушка татарка, охранявшая вход в покои Зеб-ун-нисы.
— Буду я отчитываться перед стражей! Доложи обо мне.
— Убирайся, — сказала татарка. — Я не стану о тебе докладывать.
— Ну что ты сердишься, дружок? — заговорила Дария-биби. — Твой взор способен испепелить Кабул и Пенджаб. В руках у тебя меч и щит — что станет со мной, если тебя охватит гнев! Вот мой пропуск, иди доложи обо мне.
На алых губах стражницы появилась улыбка.
— Я знаю и тебя и твой пропуск. Но разве ее высочество станет покупать сурьму в такой поздний час? Приходи завтра утром. Возвращайся к мужу, если ты замужем, а если нет, то…
— Иди к дьяволу. Пусть твой щит и меч провалятся.
— Неужели ты думаешь, что я пришла бы в полночь, если бы у меня не было дела?
— Ее высочество, Бегум-сахеба, сейчас развлек кается, — прошептала татарка.
— Ах ты рабыня, неужели я этого не знаю? Ты что, будешь смеяться надо мной? Открой-ка рот!
Дария-биби достала из-под своего покрывала сосуд с вином. Стражница открыла рот, и Дария-биби вылила в него все содержимое. Татарка всосала его одним духом, как сухой песок впитывает воду.
— Бисмилла{35}! Отличное вино! — воскликнула она. — Ну ладно, ты постой здесь, а я пойду доложу.
Войдя в покои, телохранительница увидела, что Зеб-ун-ниса, забавляясь, сплетает из цветов собачку. Морда собачки напоминала лицо Мубарака, а хвост закручивался, как султан могольских падишахов.
— Позови танцовщиц, — приказала Зеб-ун-ниса телохранительнице.
У каждой из обитательниц гарема падишаха были собственные танцовщицы, которые пели и танцевали для них.
— Слушаю и повинуюсь, — с поклоном ответила татарка. — Но там пришла Дария-биби. Я прогоняла ее, но она ничего не желает слушать.
— Я вижу, она не забыла дать тебе бакшиш, — заметила Зеб-ун-ниса.
Густо покраснев, красавица татарка спрятала лицо под покрывалом.
— Ну хорошо, — сказала Зеб-ун-ниса. — Танцовщицы подождут. Пошли ко мне Дарию-биби.
Дария-биби вошла, поклонилась и стала разглядывать собачку.
— Ну как, Дария, нравится? — заметив ее взгляд, спросила Зеб-ун-ниса.
Дария-биби снова поклонилась.
— Вылитый мансабдар Мубарак-хан.
— Верно! Хочешь дам тебе?
— Кого? Собаку или человека?
33
Мансабдар — военачальник.
34
Согласно канонам индуизма женщины-индуски должны были сжигать себя на костре вместе с умершим мужем
35
Бисмилла — восклицание близкое к русскому «бог мой»