Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 97



Кстати, посмотрите на обоз. Возов сорок с чайными цибиками тянется по самой насыпи… Колеса наполовину спрятались в глубоких колеях, тощие лошаденки вытягивают шеи… Около возов идут возчики; вытаскивая ноги из грязи и помогая лошадям, они давно уже выбились из сил… Вот часть обоза остановилась. Что такое? У одного из возов сломалось колесо… Нет, уж лучше не смотреть!

Чтобы поглумиться над замученными ямщиками, почтальонами, возчиками и лошадями, кто-то распорядился насыпать по сторонам дороги кучи кирпичного мусора и камня. Это для того, чтобы каждую минуту напоминать, что в скором времени дорога будет еще хуже. Говорят, что в городах и селах, по сибирскому тракту, живут люди, которые получают жалованье за то, что починяют дорогу. Если это правда, то надо прибавить им жалованья, чтобы они, пожалуйста, не трудились починять, так как от их починок дорога становится всё хуже и хуже. По словам крестьян, ремонт дороги, вроде Козульской, производится так. В конце июня или в начале июля, в самый сезон мошкары – местной египетской казни, «сгоняют» из сел народ и велят ему засыпать высохшие колеи и ямы хворостом, кирпичным мусором и камнем, который стирается между пальцами в порошок; ремонт продолжается до конца лета. Потом идет снег и покрывает дорогу ухабами, единственными в свете, укачивающими до морской болезни; потом весна и грязь, потом опять ремонт – и так из года в год.

До Томска мне пришлось познакомиться с одним заседателем и проехать вместе с ним две-три станции.[33] Помнится, когда мы сидели в избе у какого-то еврея и ели уху из окуней, вошел сотский и доложил заседателю, что в таком-то месте дорога совсем испортилась и что дорожный подрядчик не хочет починять ее…

– Позови его сюда! – распорядился заседатель.

Немного погодя вошел маленький мужичонко, лохматый, с кривой физиономией. Заседатель сорвался со стула и бросился на него…

– Ты как же смеешь, подлец, не починять дорогу? – стал он кричать плачущим голосом. – По ней проехать нельзя, шеи ломают, губернатор пишет, исправник пишет, я выхожу у всех виноват, а ты, мерзавец, язви твою душу, анафема, окаянная твоя рожа, – что смотришь? А? Гадина ты этакая! Чтоб завтра же была починена дорога! Завтра буду ехать назад, и если увижу, что дорога не починена, то я тебе рожу раскровеню, искалечу разбойника! Пош-шел вон!

Мужичонко заморгал глазами, вспотел, сделал лицо еще кривее и юркнул в дверь. Заседатель вернулся к столу, сел и сказал, улыбаясь:

– Да, конечно, после петербургских и московских вам здешние женщины не могут понравиться, но если хорошенько поискать, то и здесь можно найти девочку…

Интересно бы знать, что успел мужичонко сделать до завтра? И что можно сделать в такой короткий срок? Не знаю, к счастью или к несчастью для сибирского тракта, заседатели недолго сидят на одном месте; их часто меняют. Рассказывают, что один вновь назначенный заседатель,[34] прибыв в свой участок, согнал крестьян и приказал им копать по сторонам дороги канавы; его преемник, не желая уступать ему в оригинальности, согнал крестьян и приказал им зарывать канавы. Третий распорядился в своем участке покрыть дорогу слоем глины в пол-аршина. Четвертый, пятый, шестой, седьмой – каждый постарался принести в улей свою долю меда…

В продолжение всего года дорога остается невозможной: весною – грязь, летом – кочки, ямы и ремонт, зимою – ухабы. Та быстрая езда, которая когда-то захватывала дух у Ф. Ф. Вигеля[35] и позднее у И. А. Гончарова,[36] теперь бывает мыслима только разве зимою в первопутку. Правда, и современные писатели восхищаются быстротою сибирской езды,[37] но это только потому, что неловко же, побывав в Сибири, не испытать быстрой езды, хотя бы только в воображении…

Трудно надеяться, чтобы Козулька когда-нибудь перестала ломать оси и колеса. Сибирские чиновники на своем веку не видали ведь дороги лучше; им и эта нравится, а жалобные книги, корреспонденции и критика проезжающих в Сибири приносят дорогам так же мало пользы, как и деньги, которые ассигнуются на их починку…

Приезжаем мы на Козульскую станцию, когда уж высоко стоит солнце. Мои спутники едут дальше, а я остаюсь починять свой экипаж.

IX

Если пейзаж в дороге для вас не последнее дело, то, едучи из России в Сибирь, вы проскучаете от Урала вплоть до самого Енисея. Холодная равнина, кривые березки, лужицы, кое-где озера, снег в мае да пустынные, унылые берега притоков Оби – вот и всё, что удается памяти сохранить от первых двух тысяч верст. Природа же, которую боготворят инородцы, уважают наши беглые и которая со временем будет служить неисчерпаемым золотым прииском для сибирских поэтов, природа оригинальная, величавая и прекрасная начинается только с Енисея.

Не в обиду будь сказано ревнивым почитателям Волги, в своей жизни я не видел реки великолепнее Енисея. Пускай Волга нарядная, скромная, грустная красавица, зато Енисей могучий, неистовый богатырь, который не знает, куда девать свои силы и молодость. На Волге человек начал удалью, а кончил стоном, который зовется песнью;[38] яркие, золотые надежды сменились у него немочью, которую принято называть русским пессимизмом, на Енисее же жизнь началась стоном, а кончится удалью, какая нам и во сне не снилась. Так, по крайней мере, думал я, стоя на берегу широкого Енисея и с жадностью глядя на его воду, которая с страшной быстротой и силой мчится в суровый Ледовитый океан. В берегах Енисею тесно. Невысокие валы обгоняют друг друга, теснятся и описывают спиральные круги, и кажется странным, что этот силач не смыл еще берегов и не пробуравил дна. На этом берегу Красноярск, самый лучший и красивый из всех сибирских городов, а на том – горы, напомнившие мне о Кавказе, такие же дымчатые, мечтательные.[39] Я стоял и думал: какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега! Я завидовал Сибирякову,[40] который, как я читал, из Петербурга плывет на пароходе в Ледовитый океан, чтобы оттуда пробраться в устье Енисея; я жалел, что университет открыт в Томске, а не тут, в Красноярске. Много у меня было разных мыслей, и все они путались и теснились, как вода в Енисее, и мне было хорошо…

Скоро после Енисея начинается знаменитая тайга.[41] О ней много говорили и писали, а потому от нее ждешь не того, что она может дать. Вначале как будто немного разочаровываешься. По обе стороны дороги непрерывно тянутся обыкновенные леса из сосны, лиственницы, ели и березы. Нет ни деревьев в пять охватов, ни верхушек, при взгляде на которые кружится голова; деревья нисколько не крупнее тех, которые растут в московских Сокольниках. Говорили мне, что тайга беззвучна и растительность ее не имеет запаха. Я ожидал этого, но все время, пока я ехал по тайге, заливались птицы, жужжали насекомые; хвои, пригретые солнцем, насыщали воздух густым запахом смолы, поляны и опушка у дороги были покрыты нежно-голубыми, розовыми и желтыми цветами, которые ласкали не одно только зрение. Очевидно, писавшие о тайге наблюдали ее не весною, а летом, когда и в России леса беззвучны и не издают запаха.

Сила и очарование тайги не в деревьях-гигантах и не в гробовой тишине, а в том, что разве одни только перелетные птицы знают, где она кончается. В первые сутки не обращаешь на нее внимания; во вторые и в третьи удивляешься, а в четвертые и пятые переживаешь такое настроение, как будто никогда не выберешься из этого зеленого чудовища. Взберешься на высокий холм, покрытый лесом, глянешь вперед на восток, по направлению дороги, и видишь внизу лес, дальше холм, кудрявый от леса, за ним другой холм, такой же кудрявый, за ним третий, и так без конца; через сутки опять взглянешь с холма вперед – и опять та же картина… Впереди, все-таки знаешь, будут Ангара и Иркутск, а что за лесами, которые тянутся по сторонам дороги на север и юг, и на сколько сотен верст они тянутся, неизвестно даже ямщикам и крестьянам, родившимся в тайге. Их фантазия смелее, чем наша, но и они не решаются наобум определять размеры тайги и на ваш вопрос отвечают: «Конца нет!» Им только известно, что зимою через тайгу приезжают с далекого севера на оленях какие-то люди, чтобы купить хлеба, но что это за люди и откуда они, не знают даже старики.

33



До Томска мне пришлось познакомиться с одним заседателем и проехать вместе ~ здесь можно найти девочку… – О том же в письме Чеховым от 16 мая 1890 г.

34

Рассказывают, что один вновь назначенный заседатель ~ Четвертый, пятый, шестой, седьмой – каждый постарался принести в улей свою долю меда… – Здесь Чехов, вероятно, сознательно, вызывал ассоциацию с щедринскими градоначальниками. В известной Чехову статье Ив. Мевеса говорилось, что заседатели ездили по сибирским дорогам для устрашения и «в рассуждении» взяток за бродягу, мертвое тело и т. д. («Три года в Сибири и Амурской стране». – «Отечественные записки», 1863, № 5, стр. 254).

35

Та быстрая езда, которая когда-то захватывала дух у Ф. Ф. Вигеля… – Ф. Ф. Вигель (1786–1856), мемуарист, путешественник, автор «Воспоминаний», где описана «быстрая езда» по Сибири («Воспоминания Ф. Ф. Вигеля», том первый. М., 1866, стр. 152, 156, 159, 195, 199).

36

…и позднее у И. А. Гончарова… – Чехов имел в виду книгу И. А. Гончарова «Фрегат „Паллада“», еще с юношеских лет (см. письмо М. П. Чехову, апрель 1879 г.) любимую им (в «Списке» под № 36). В последней главе («До Иркутска») Гончаров писал: «Решительно нельзя ехать: скоро очень везут Чем ближе к Иркутску, тем ямщики и кони натуральнее. Только подъезжаешь к станции, ямщики ведут уже лошадей, здоровых, сильных и дюжих на вид Вот ямщик уселся, забрал вожжи, закрутил их около рук „Ну“, – говорит он. Все мгновенно раздаются в сторону, и тройка разом выпорхнет из ворот, как птица, и мчит версты две-три вскачь, очертя голову, мотая головами, потом сажен сто резвой рысью, а там опять вскачь – и так до станции И не увидишь, как мелькнут двадцать пять верст» (И. А. Гончаров. Полн. собр. соч., т. 7, изд. 2. Глазунова, СПб., 1886, стр. 517–520).

37

Правда, и современные писатели восхищаются быстротою сибирской езды ~ только в воображении… – В «Сибирском вестнике» в повести Я. Васкеля «Темное дело (Из рассказов сибирского стряпчего)» автор писал: «Для привычного человека наша сибирская езда, в особенности при хорошей погоде, при исправном пути, представляет из себя своеобразную прелесть Добрые лошади, под посвист ямщика, везли крупною хорошей рысью» (1890, № 11, 24 января). О «бешеной сибирской езде» писал и Гл. Успенский («Письма с дороги». – «Русские ведомости», 1888, № 292, 23 октября).

38

На Волге человек начал удалью, а кончил стоном, который зовется песнью… – Скрытая цитата из «Размышления у парадного подъезда» Н. А. Некрасова.

39

…горы, напомнившие мне о Кавказе, такие же дымчатые, мечтательные. – Повторение письма к Чеховым от 6 июня 1890 г.

40

Я завидовал Сибирякову ~ пробраться в устье Енисея… – А. М. Сибиряков (1849–1893), известный исследователь морского торгового пути из Европы в Сибирь, судовладелец. Потерпев в 1883 г. неудачу (гибель парохода «Оскар Диксон»), снарядил другой пароход («Норденшельд») и в июле 1885 г. сделал попытку пройти с грузом иностранных товаров в Сибирь, но ввиду скопления льдов не смог проникнуть не только в Карское море, но и в устье Печоры, «где им были устроены товарные склады и проложена грунтовая дорога через Уральский перевал до притоков реки Оби». Пришлось вернуться в ближайший норвежский порт Варде («Русское судоходство», 1886, № 5–6, стр. 178–179). О путешествии Сибирякова в 1890 г. Чехов мог прочитать и в «Восточном обозрении» (1890, № 13, 25 марта).

41

Скоро после Енисея начинается знаменитая тайга ~ в гробовой тишине. – И. Л. Леонтьеву (Щеглову) из Иркутска Чехов писал 5 июня 1890 г., что сибирская природа мало отличается от российской: «Оригинальны только река Енисей и тайга». О тайге см. также в письме к Чеховым от 6 июня 1890 г. В чеховском описании тайги содержится элемент полемики с теми, кто «говорил и писал» о ней, например с Ив. Мевесом: «Наконец, мы коснулись тайги. Под словом „тайга“ здесь разумеют неизмеримое пространство, обросшее непроницаемым лесом В дремучем лесу среди глухой тишины…» («Три года в Сибири и Амурской стране». – «Отечественные записки», 1863, № 5, стр. 261).