Страница 52 из 66
Сапфировые врата Колизея распахнулись перед Корделией.
Огромный амфитеатр, возносившийся к небу четырьмя ярусами трибун, открылся перед ней, словно бутон невиданного цветка.
Толпа взревела.
Корделия вскинула руку с мечом, и ее громкий боевой возглас потонул в восторженном крике зрителей. Ее здесь любили. Людям не терпелось увидеть, как ловкая аквилонка сойдется в бою с неведомыми тварями, что прятались до поры за другими вратами.
Девушка неторопливо зашагала вперед, и ее черные высокие сапожки тонули в белом песке, которым была усыпана Арена. На его фоне кровь выглядела особенно эффектно.
С тяжелым протяжным лязгом начали растворяться вторые ворота.
Они находились прямо напротив первых — два выхода из Преисподней, чем и были для их обитателей подземелья амфитеатра.
Люди неистовствовали. Никто не знал, какое существо появится из темного коридора. Сто тысяч человек превратились в одно, и им не терпелось увидеть смерть.
— Ну иди ко мне, — пробормотала Корделия. — Ты ведь хочешь умереть — медленно и больно?
Высокие створки лязгнули и остановились.
Девушка подняла меч.
Зрители, еще мгновение назад оглашавшие воздух криками, теперь смолкли. Каждый из них напряженно всматривался в темный провал, и глядя на них, можно было подумать, будто их жизнь решается в эти мгновения.
Тяжело загремел металл.
Двое служителей Арены, невидимые за стеной из известкового туфа, вращали широкие колеса. Звенящая цепь наматывалась на них, поднимая высокую решетку — невидимую зрителям стену, что отделяла прекрасную гладиатрису от монстра.
Толпа взревела вновь, приветствуя второго бойца.
К их крикам волной присоединился рев тех, кто толпился за стенами Колизея — там, специально для них, открывалась кольцом широкая площадь, окаймленная трехъярусной галереей.
Корделия смотрела на тварь, с которой ей предстояло сразиться.
Из широких распахнутых ворот, медленно переваливаясь на коротких лапах, выходил серый дракон.
Его раздвоенный хвост оканчивался длинными заостренными крюками, которые, волочась по песку, оставляли за собой глубокие борозды. Клыкастая пасть была приоткрыта, роняя под ноги монстра дымящиеся капли пламени. Над черными немигающими глазами кустились клочковатые брови. Из них росли изогнутые рога.
— Корделия, — прорычал дракон. — Я был рад узнать, что сегодня убью тебя.
Девушка взмахнула мечом, разминая запястье.
— Риус, — сказала она. — Забыл, видно, чем закончилась наша первая встреча?
Дракон припал головой к земле, зарычав, словно собака, которую дернули за стальной ошейник. Три капли огня упали из его пасти, плавя песок и превращая в стекло.
— Я был молод и глуп, — отвечал монстр. — Ты обманула меня, аквилонка. Если бы не сонное зелье, которое я выпил, поверив твоим лживым словам, — тебе не удалось бы надеть на меня цепи.
Девушка рассмеялась.
— Ты был рожден для ошейника, дурачок.
Люди, сидевшие на трибунах, жадно ловили каждое слово. Магические кристаллы, установленные вдоль ярусов, позволяли им расслышать все — даже последний вздох умирающего бойца.
— Ты сделала меня рабом и продала на Арену, — сказал Дракон, медленно приближаясь к девушке. — Так ты обрела право выступать здесь. Ценой моей свободы.
Корделия лениво полюбовалась на свои ногти.
— Надо было думать раньше. До того, как стал охотиться на крестьян и пожирать их.
Когтистая лапа Дракона ударила в белый песок, взметнув его над Ареной.
— Люди родились, чтобы мы пожирали их. Таков мир. И ни ты, ни даже Радгуль-Йоро не сможет его изменить. Видишь мои украшения?
На спине твари поднимался ряд острых шипов, на каждый из которых были надеты человеческие черепа.
— Все это люди, которых я убил на Арене. То, что от них осталось… Я брал только головы лучших. Марсий Хайборийский. Харальд Беспалый. Аренджунский Мечник. Ты знала их? Можешь поздороваться.
Лицо Корделии стало жестким, и оттого еще более прекрасным.
— Я поклялась, что убью Марсия сама, — процедила аквилонка. — Еще один повод тебя умертвить, Риус.
Последние слова еще не поднялись над Ареной, а девушка уже метнулась вперед. Два острых кинжала вспыхнули в ее руках — никто не успел заметить, как меч вернулся в узорчатые ножны.
Дракон вскинул плоскую голову, и мощный столб пламени поднялся в воздух гудящей радугой. Люди вокруг восхищенно закричали. Зрителям было все равно, что этот жадный огонь сейчас поглотит ту, которой они только что рукоплескали.
Здесь были рады многим гладиаторам.
Но по-настоящему любили только смерть.
Корделия перевернулась в воздухе через голову, и ее гибкое сильное тело смогло уйти от раскаленного фонтана огня. Девушка приземлилась на шею дракона, заставив его прижать голову к земле.
— Вижу, ты научился кланяться, дурачок, — сказала она. — Хвалю.
Оба кинжала глубоко вошли в глаза твари.
Дракон зарычал от боли и бешенства.
Густая кровь текла по его щекам, перемешанная с глазной жидкостью. Он дернулся, пытаясь выдернуть шею, но девушка не позволила ему освободиться.
— Убить тебя сейчас? — негромко спросила она. — Или отпустить, чтобы это сделали за меня служители Арены? Сам знаешь, никому не нужен слепой дракон.
Мощное тело твари рванулось, сбрасывая аквилонку. Песок поднялся над телом девушки невесомым облаком. Люди вскрикнули, и тут же смолкли. Монстр поднялся на задние ноги, и его окровавленная голова оказалась выше, чем пять ярусов Колизея. В свете яркого солнца заблестели темные пластины на брюхе. В следующий же момент Риус обрушился передними лапами туда, где лежала аквилонка.
Трибун не смотрел на Арену.
То, что происходило там, внизу, не занимало его. Это было так жалко, так мелочно. Риус давно заслужил свободу — он одержал в Колизее больше побед, чем другой дракон или вивверн.
Монстр пришел сюда рабом, на цепи у прекрасной аквилонки. Теперь он стал здесь королем, и в мгновения боя люди любили его сильнее, чем своих близких и даже своих богов.
Тогда зачем он сражался дальше?
Ортегиан не хотел даже искать ответа на этот вопрос. Ему казалось, что, поставь он себя на место гладиатора, и сам заразится их безрассудством. Трибун любовался па облака, пытаясь предсказать по ним будущее — этот вид гадания стал очень популярен в последнее время, несмотря на то, что почти никогда не давал результатов.
Поэтому правитель не заметил сразу, что Конан встал и шагнул к выходу из ложи.
— Ты не сможешь помочь своей подруге, — предупредил его Ортегиан, и в голосе карлы прозвучало сожаление. — Могущественное колдовство защищает Арену. Никто не может вмешаться в ход поединка.
Киммериец ответил:
— Риус был мертв в тот момент, когда вышел на арену. А Корделия очень обидится, если узнает, что ты не поставил на нее.
С этими словами он вышел.
Девушка выпрямилась.
Короткий меч глубоко вошел в шею дракона, — в том месте, где она соединялась с грудью. Риус обрушился вниз всем своим огромным весом, и сам насадил себя на клинок аквилонки.
Толпа гудела. Никто не мог понять, что происходит на Арене. Белый песок, взмывший над гладиатрисой, закрывал ее от взглядов толпы и все, что они были в состоянии рассмотреть — это широкая спина дракона, усеянная острыми шипами.
Затем над ней взвился густой кровавый фонтан.
— Я молил богов, чтобы ты пришла, прохрипел дракон. — Мечтал отомстить…
Корделия сорвала с пояса третий нож. Длинное лезвие вонзилось в распахнутым рот дракона, пригвоздив широкий язык к нижней челюсти.
— Не о том просил, — сказала девушка.