Разрушенное святилище

Так случилось, что заслугу, оказанную другими, им удалось приписать себе, получив благоволение короля Димитриса. Они не блистали ни умом, ни храбростью, ни иными особыми добродетелями.

Обоих отличало редкостное умение правильно подобрать момент, чтобы показаться нужными. Потому, оставаясь на низшей ступени иерархии — младших советников, они мирно переходили от одного правителя к другому.

Немедий, горячий, резкий, недопустимо наивный для политика, был из тех немногих, с кем эти двое не могли найти общего языка.

Скарсон и Вердиций видели, как к их спутнику с радостной ободряющей улыбкой подходит народ. Оба, чувствуя себя невидимыми тенями за его спиной, испытывая вполне понятное раздражение, они тихонько переговаривались.

Скарсон, вытирая пухлое белое лицо шелковым платком, поманил к себе спутника одним из трех пальцев, оставшихся на правой руке — остальные откусила, как мечом отсекла, разумная тварь, одна из многих, что строят свои города в глубине песка, охраняя волшебные камни.

Люди не раз пытались наладить с ними обмен, но те ни в чем не нуждались. Твари считали камни хранилищем души рода и стремились безжалостно истреблять всех, покушавшихся на их святыню.

Лошади успокоились, и мужчины могли негромко переговариваться, не привлекая к себе внимания Немедия. Длинная тонкая шея Вердиция склонила маленькое смуглое лицо, обрамленное прядями жестких, блестевших на солнце черных волос к мучнистому плоскому лицу своего коротенького спутника.

Молодой насмешливый страж, едущий позади, хихикнул, забывшись — он представил нелепую картину проникновения тонкого носа одного в пухлый полуоткрытый рот другого, как будто синеватый жук собрался опустить хоботок в медовый раскрывшийся цветок. Поймав сердитый взгляд старшего, он постарался придать лицу серьезное выражение.

Мысли юноши потекли среди приятных воспоминаний, оставшихся после посещения второго яруса города. Там некогда блиставшая красавица Рейса предоставляла услуги юных красоток всем желающим в своем обширном каменном доме.

Скарсон ядовито заметил:

— Посмотри, этот юнец, должно быть, чувствует себя Трибуном. И что нашел в нем старик Фогаррид, тот уж во всяком случае дураком не был. А ведь хотел протащить его в свои преемники. Правда, и сам долго не задержался!

Его булькающему хохотку вторило сухое потрескивание смеха собеседника. Посмеявшись всласть, он возразил.

— Нет, он не глуп, только по-детски наивен, восторжен и политически слеп. Как можно не понимать, что Трибун терпит его только потому, что он был близок нашему старому отшельнику, еще не потерявшему всех сторонников? Он не хочет вызывать ничьего недовольства, вот и придумывает Немедию занятия наподобие сегодняшней инспекции, не изгнал его вовсе из дворца, а только отстранил на обочину, чтоб дитя забавлялось, не мешая взрослым. Разве такое сопровождение подобает главному советнику? Посмотришь, нас встретит какой-нибудь паршивый сержант, капитан даже не озаботится выйти к такому ничтожному инспектору.

Скарсон поерзал на неудобном сидении, пытаясь шире развести ноги, промокшие от своего и лошадиного пота.

— Все знают о действительном положении Немедия при дворце, кроме него самого. Действительно, что он понимает в войсках, да и не позволит ему Терранд особо распоряжаться в своих делах, которые только сам и контролирует. Немедий, не задумываясь, пойдет впереди войска и без сожаления отдаст свою жизнь. Он уверен в виновности курсаитов, а слова Трибуна воспринимает как откровения самого Радгуль-Йоро, пусть не обрушит он на нас своего гнева и помилует за совершенные проступки.

Слегка косящие мутные глазки Вердиция уставились на него.

— Так ты тоже не веришь?

Толстяк поежился.

— Не то, что не верю, а как-то все сомнительно. С чего бы курсаитам разрушать храм, вызывая войну? Шпионы доносят, что они не стали сильнее, да и раньше выступали сторонниками переговоров.

Заметив, что главный страж как будто прислушивается к разговору, толкнул носком сапога стремя приятеля, заключил речь словами.

— Однако Трибуну виднее. Разве дано нам знать, какими тайными сведениями он располагает?

Другой подхватил.

— А ритуал вопрошения? Сам бог подземного царства Ортикс отпустил Гарквануса, чтобы тот подтвердил курсантскую подлость. Нам остается только воевать.

Страж, не обращавший внимания на бормотание двух неуклюжих седоков, сжав каблуками сапог бока лошади, послал ее к воротам, чтобы выехать из города впереди Немедия. По каменистому плато до самой реки копошились группки ополченцев, предводительствуемые солдатами или сержантами.

У окончания спуска их ожидал Сагурн, сперва решивший идти один, но затем, желая оказать хотя бы подобие торжественной встречи Немедию, вызывавшему смешанное чувство раздражения и симпатии, прихватил с собой Визалиуса.

Младшие советники переглянулись, видя подтверждение своих предположений, но благоразумно промолчали. Немедий, даже не заметив скудости встречи, спрыгнул с коня, горя нетерпением начать обход.

Скрывая недовольство, Скарсон и Вердиций тоже сползли с коней, которых принял по распоряжению сержанта первый попавшийся на глаза ополченец.

Ранний час не избавлял от страшного зноя, на который ни сержант, ни Визалиус не обращали внимания. Багровое солнце, лишь немного поднявшееся над горизонтом, зажгло своими лучами пологий склон Золотой горы, обращенный к столице и оранжево-желтые волны чарнакии тяжелыми торжествующими валами перекатывались через валуны и впадины отрога.

Воды широкой темноводной реки Акторса были непригодны для питья. Алые камни, лежащие у ее истока, в верховьях Мертвого ущелья, источали ядовитые испарения, которые отравляли реку.

Мысль о том, что нельзя захватить горстями текущую воду, поднести к губам, ощущая языком, ломкий холод, сводила с ума человека, изнуренного жаждой.

Отнюдь не толстый Немедий обливался потом, с завистью глядя на мускулистые, темные от загара тела Сагурна и Визалиуса. Солнце давно вытопило из них лишний жир и воду. На обоих были только белые короткие штаны и сандалии из грубой кожи, удерживаемые на ногах ремешками, сходившимися в круг на щиколотках.

Сагурн предложил Немедию шляпу, сплетенную из травяных стеблей, но тот самолюбиво отказался, видя непокрытые головы встречающих.

Скарсону казалось, что вся кровь, имеющаяся в его полном теле, хлынула к голове, разбухшей подобно шару, готовящемуся разорваться. Он прикрыл было макушку своим шелковым платком, завязав края лихими ушками, но был вынужден отказаться от своей затеи.

Вердиций потянул его за руку, прошептав, что он похож на торговку гнилыми овощами в Нижнем городе, и если Немедий обернется, беды не миновать. Он запросто может отправить их назад во дворец, и тогда придется объясняться с Трибуном, а тому только повод дай, он мигом отделается от обоих бесполезных недотеп.

В дополнение к его словам заметив сдержанную усмешку главного стража, Скарсон поспешил сорвать платок, решив лучше умереть на солнце, чем потерять нынешнее благоденствие. В конце концов, не так далеки те времена, когда он ковырялся в песках под еще более жестоким солнечным огнем.

Сагурн и Немедий быстро шли впереди, оживленно переговариваясь, видно было, что мужчины испытывают взаимную симпатию. Даже Визалиус иногда позволял себе короткое уместное замечание, которое встречало одобрение старших по званию.

Серая пыль давно покрыла сапоги посланников Трибуна, белый плащ, зацепившийся за колючий куст, Немедий небрежно передал одному из стражей, которые были обязаны сопровождать его постоянно.

Он все же надел зеленую прохладную шляпу, последовав примеру Сагурна, который тактично дал ему возможность отступить от первоначального решения, не уронив собственного достоинства, для чего напялил травяной колпак, заметив:

— Только молодая солдатская голова может выдержать такую жару, а мы уже слабы для этого.

Немедий был благодарен ему, а Скарсон с Вердицием попросту ликовали. Оскальзываясь на мелких камешках, они спустились к ближней группе, где молодые ополченцы из рыбачьей деревни, с первых шагов привыкшие почти жить п воде, изнывали в бесплодных стараниях обойтись без нее. С огромным камнем, привязанным к спине, их заставляли нырять в Актор-су и на дне только с помощью пальцев освобождаться от него.