Страница 21 из 66
«Точь-в-точь выводок цыплят», — подумалось Конану.
Мысль о том, что он сам выглядит точно так же, испортила настроение. Словно клеймо на лоб поставили. Плащ, подаренный Трибуном, теперь играл еще одну роль — показывал, что все собравшиеся словно принадлежат хозяину.
Поистине, сложно представить, как много значений может иметь самый простой жест, а тем более такой, как подарок!
В башню чародея вела черная лестница, извивающаяся, словно змея.
Двое солдат стояли у ее подножия, и на их лицах, сквозь натянутую маску спокойствия, проступал страх к тому, кого они должны были охранять.
Они ничего не спросили у киммерийца, и даже не ответили на его приветствие. На краткий миг Конану почудилось, что перед ним не люди, а всего лишь фантомы.
Пройдя мимо стражников, киммериец поставил ногу на первую ступень, и тут же замер. Алая вспышка раскатилась по черному мрамору, горячей волной коснулась стен и утонула в них.
— Что скажете о сегодняшнем приеме?
Голова чародея Гроциуса покачивалась высоко над полом, — именно там, где должна была бы находиться, будь у колдуна тело.
— Скучно, много людей и вино плохое, — отвечала Корделия.
Девушка сидела па широком диване, вытянув на нем одну стройную ногу, и небрежно спустив другую на уложенный коврами пол.
Конан мог бы поклясться Кромом, что чародей задал вопрос ему, а не аквилонке.
— Полностью с тобой согласен, милая Корделия, — отвечал чародей, откровенно любуясь девушкой.
Скажи она, что солнце встает на западе, и состоит из взбитых сливок, — маг и тогда полностью разделил бы ее мнение.
Мужчина становится удивительно податлив и глуповат, при виде красивой полуобнаженной девушки. Конан озабоченно спросил себя — неужели он сам ведет себя точно так же, и был рад поздравить себя с тем, что нет.
— Людская суета хороша для тех, кто людьми питается, — продолжал чародей. — Знавал я одного мозгожора, — ленточного червя, которые живут в головах людей и постепенно поедают содержимое черепа.
Конан поперхнулся сливой.
— Очень любил ходить на всякие сборища, — невозмутимо рассказывал маг. — Светские там приемы, театр уважал, а вот гладиаторские бои не жаловал, — говорил, туда лишь тупицы ходят, мозги, мол, у них невкусные.
Тут поперхнулась Корделия, поскольку была большой любительницей арены, и часто выступала сама.
— Хороший был червь, — молвил Гроциус. — О философии говорить любил.
Он подлетел к столику, на котором стояли напитки, и тут же один из серебряных бокалов приподнялся ему навстречу. Несколько капель вина упали в рот мага, потом сосуд опустился обратно.
— Жаль, умер. Говорил ему, нельзя нападать на поэтов — отравился, бедолага, стихами.
Оставив своих слушателей в недоумении, — была то правдивая история или салонная шутка, — маг обратился к высокой полке, на которой, среди драконьих черепов и алхимических ступок Конан заметил доску для хорда'тек.
Эта игра чем-то напоминала вендийские архии, за тем лишь исключением, что в ней участвовало более сотни фигур с каждой стороны.
— Не хотите ли сыграть? — спросил чародей. — Как видите, у меня нет тела, если бы вы знали, сколько внимания человек тратит своим ногам, рукам, даже застежкам на камзоле! Лишившись всего этого, я вдруг понял, что мой разум изнемогает от скуки. Я должен делать несколько дел одновременно, иначе просто засыпаю… Вы знаете правила?
Выучить основы хорда'тек можно было за несколько поворотов клепсидры. Однако требовались зимы тренировок, чтобы научиться хотя бы сносно играть в нее.
— Фогаррид показывал мне, — ответил Конан.
Гроциус уже обернулся к доске, та дрогнула, готовая взмыть с полки и опуститься на стол, — но при упоминании отшельника лицо чародея скривилось, и фигурки для хорда'тек жалобно застучали внутри ларца.
— Фогаррид, — пробормотал колдун. — Да, Конан, твое положение при дворе весьма и весьма… Двусмысленно, я бы сказал. Ты — друг старца, а наш любезный Ортегиан был его непримиримым противником. Значит, сейчас ты в стане врага… Или нет? Уверен, наш карлик, прекрасный лицом и сильный станом, сумеет вывернуться из этого щекотливого положения.
Гроциус хихикнул, явно смакуя гадости, которые говорил о Трибуне за его спиной.
— Готовься, милый Копан, завтра чуть свет Ортегиан позовет тебя к себе и станет прощупывать. Наверняка ему не терпится надеть на тебя ошейник со своим именем, но тут одна за-ковыка — если предашь Фогаррида, в глазах нового Трибуна тебе невысока цена. Останешься верен старцу — стало быть, ты враг всему дворцу.
Чародей довольно улыбнулся.
— Хотел бы я посмотреть на ваш разговор. Конечно, я могу это сделать с легкостью, — ведь все заклинания, защищающие дворец, созданы мной, и в этих стенах для меня нет секретов. Да вот беда, больно уж уродлив наш карлик, не хочется лишний раз глаза портить. Потому, уж не обессудь, стану просто подслушивать. Вот и милую Корделию приглашу, — стану на нее любоваться.
Гроциус одинаково легко называл «милым» и Конана, и аквилонку, и своего Трибуна. Л судя по тому, сколько гадостей он наговорил про Ортегиаиа, — оставалось только гадать, что маг станет рассказывать о киммерийце и девушке за их спинами.
— Итак, хорда'тек! — провозгласил чародей. — Идеальная забава для тех, у кого нет ни рук, ни ног, ни всего остального…
Он печально вздохнул, и несколько сот фигурок, уже вылетевшие из своего ларца, чуть не грянули об пол.
— Но все к лучшему, — продолжал Гроциус. — К слову, я должен рассказать тебе о случившемся, — вернее, о том, как все это видится из нашего крошечного сосредоточия мерзости, который называют дворцом…
Демоны, черви, фениксы, амазонки — все выточенные из черной и белой кости, — быстро занимали места на шестиугольных клетках.
— Я дам тебе фору в пол-армии, — деловито сообщил маг. — Не стесняйся и не возражай. Для начинающего это вполне нормально.
— Нет, — покачал головой Конан. — Будем на равных.
— Мудрый выбор, — согласился Гроциус. — Если проигрывать, — так потом хоть можно будет сказать, что начинали наравне. Позору меньше.
Он снова хихикнул, и на его подбородок упало несколько капелек слюны. Заметив это, маг стер их легким заклинанием.
— Мы мало общались с тобою в прошлом, — продолжал маг, делая первый ход. — Но насколько я помню, ты мало знаешь о наших богах и нашей истории…
Люди в Хайбории верили в разных небожителей и, честно говоря, Конану никогда не было особенно интересно, чем один бог отличается от другого.
К тому же все мысли киммерийца были прикованы к доске — в отличие от мага, ему было сложно делать несколько дел одновременно, тем более, он давно не упражнялся в хорда'тек.
— В Валлардии верят во многих богов, — продолжал Гроциус.
Однако, взглянув на сосредоточенное серьезное лицо киммерийца, маг усмехнулся и продолжил.
— Не стану докучать тебе подробным рассказом о том, чем занимается каждый из них и как им всем поклоняются. Главное, что ты должен знать… Нет, этот ход сделать нельзя, видишь сфорса? Он закрывает дорогу молнии… Так вот, главное в нашей религии — Благое предопределение.
Конан играл прескверно.
То подолгу смотрит, смотрит на доску, а потом зевнет фигуру, стоявшую перед самым носом. Тронет демона — окажется, что ход, который он задумал, сделать нельзя, а передвинуть все равно надо — таковы правила.
Много раз Гроциус предлагал Конану переиграть, вернуть феникса или химеру, которых тот проморгал, заслушавшись историей про богов, — но киммериец всякий раз упорно отказывался, и с каждой терцией увязал все глубже.
Будь это архии, партия не продлилась бы слишком долго. Но даже и десять десятков фигур рано или поздно должны закончиться, и становилось ясно, что этот миг не за горами.
— Многие верят — все, что посылают нам боги, имеет свой, особый смысл. Если судьба улыбается доброму человеку, говорят — небо наградило его. Когда несчастья обрушиваются на злого, все шепчутся — это наказание. Ты уверен, что не хочешь переиграть? В этом нет ничего зазорного, даже наш Трибун нередко берет свои слова обратно, хе-хе… Ну хорошо. Нет так нет. Как тебе будет угодно.