Ради тебя

Жаннин рассмеялась.

– Где она живет?

– В Пенсильвании. Она звонит время от времени, или я звоню ей. Мы переписываемся по электронной почте. Она опять вышла замуж пару лет тому назад, и, к счастью, ее новый муж понимает нашу дружбу.

– Вам очень повезло, – сказала она.

– Да, так и есть. А как насчет отца Софи? Джо, не так ли? Вы все еще дружите?

– Только когда речь идет о Софи, – сказала она. Трудно было объяснить ее взаимоотношения с Джо. – Он по-прежнему очень близок с моими родителями, поскольку своих родителей у него нет. И они просто в восторге от него. Они все еще называют его моим мужем. Я думаю, они винят меня за наш развод, даже несмотря на то, что у него был роман на стороне. Впрочем, они этого не знают.

– Ой, – вырвалось у Лукаса.

Она никому не говорила, за исключением двух самых близких подружек, о романе Джо. Она позволила родителям думать, что ее решение положить конец их браку было еще одним импульсивным, эгоистичным поступком с ее стороны. Джо умолял ее не отравлять правдой их чувства к нему.

Она посмотрела вверх, на потолок.

– Я поверить не могу, что так много вам рассказываю, – сказала она.

– Вы не обязаны это делать.

– Я хочу.

И она рассказала ему о своей беременности в школе и о вынужденном браке с Джо, о путешествии на байдарках и о мертвом мальчике, который родился у нее.

– Ладно, – сказал он. – Ну, проявили вы некоторую недальновидность, когда вам было восемнадцать. Так большинству детей присуща эта недальновидность! И вы все еще вините себя за это, все эти годы?

– Вы всегда и всех так поддерживаете? – спросила она.

– Только тех, кто этого заслуживает, – возразил он.

Ее взгляд привлекло что-то происходящее на подъездной дороге, возле особняка. Она встала и сквозь голые деревья увидела, как машина ее отца заехала в гараж.

– Мои родители вернулись домой, – сообщила она.

Лукас тоже поднялся.

– Тогда мне лучше вернуться к работе, – сказал он. – Завтра я вставлю стекло в вашу дверь.

Она поняла, что не хочет, чтобы он уходил, но она также не хотела, чтобы родители обнаружили его здесь.

– Спасибо за помощь и за то, что выслушали меня. И за поддержку, – сказала она, провожая его до двери. Она посмотрела в сторону коридора, ведущего в комнату Софи. – Впрочем, я, к сожалению, не верю в чудеса.

Он сделал шаг на крыльцо, затем повернулся, чтобы взглянуть на нее, на его лице была легкая улыбка.

– Я говорю не о религиозных чудесах, – сказал он. – Я не говорю о знаке с небес. Я говорю о чудесах, создаваемых руками человека. Я считаю, люди могут сделать все, к чему прилагают усилия, и где-то прямо сейчас какой-то ученый пытается придумать способ помочь Софи и другим таким же детям, как она. И возможно, у него – или у нее – это получится. Все, о чем я хочу сказать, – это что вам нужно быть открытой для такой возможности. Не переставайте надеяться.

Она кивнула.

– Я постараюсь, – пообещала она. – Спасибо.

Она смотрела, как он взял ведро и пошел к особняку, где включил воду и открыл шланг. Затем она пошла в комнату Софи, проверить, как она там. Софи по-прежнему крепко спала, и Жаннин наблюдала за ней несколько минут, чтобы убедиться, что она дышит. Как часто она делала это в последние дни! Каждую ночь она по нескольку раз вставала, просто чтобы убедиться, что Софи все еще с ней.

Вернувшись в гостиную, она свернулась калачиком в уголке дивана, повернувшись так, чтобы смотреть в окно. Она наблюдала, как Лукас заворачивал один из кустов возле дороги в джутовую мешочную ткань. Он выглядел таким же, как обычно с этого расстояния, однако теперь она смотрела на него другими глазами.

Ее колени были прижаты к груди, и желание, которое это простое ощущение разбудило в ней, застало ее врасплох. Она уже давно отказалась от сексуальной части себя. Так много времени прошло с тех пор, как она чувствовала сексуальное влечение к мужчине, что она убедила себя, что не хочет этого вовсе, не нуждается в этом. Она жила эти последние три года ради Софи. Ее тело было не чем иным, как инструментом, чтобы заботиться о дочке.

И вдруг сейчас, почти виновато, она почувствовала, как жизнь возвращается в это механическое тело. Она представила Лукаса тут, на диване, рядом с собой, с улыбкой в бледных глазах, согревающей ее. Он целовал бы ее, обнимал. Он положил бы ее на диван и сам бы лег рядом с ней, прикасаясь к ней нежно, так, как он прикасался совсем недавно к ее руке. Фантазия была бурной и незванной, а оттого восхитительной, и она поразила ее, когда вдруг дошла до ее сознания. Она ведь больше не была фантазером – мечты лишь мешали справляться с реальностью.

Завтра он придет вставить стекло, и ей нужно быть тут, когда он придет. У нее было ощущение, что Лукас может сделать ее фантазию реальной. Он уже дал ей надежду.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

С того места на кровати Софи, где она лежала, Жаннин могла слышать, как машина едет по дороге, посыпанной гравием. Когда она заехала за поворот возле коттеджа, свет фар прорезался сквозь окно в комнате Софи и упал на лампу в виде Винни-Пуха, стоящую на прикроватной тумбочке. Обычно Лукас припарковывал машину на улице и входил так, чтобы ее родители не знали, что он здесь, но этим вечером все изменилось.

Отложив плюшевого мишку, она попыталась встать, но обнаружила, что не может пошевелиться. Какая-то невидимая сила приковала ее тело к кровати. Она услышала, как Лукас стучит в дверь, и открыла рот, чтобы пригласить его войти, но не смогла вымолвить и слова.

Он постучал опять, и она услышала, как он сам вошел.

– Жаннин?

– Я в комнате Софи, – прошептала она, но он ее не услышал.

Он прошел через маленький домик, и, когда она поняла, что он в коридоре, снова позвала его.

На этот раз он ее услышал. Он вошел в темную комнату и подошел к кровати.

– Подвинься, – произнес он тихо.

Он лег рядом, нежно ее обняв. Она прижалась к нему, и он почувствовал ее дыхание на своей шее, оно было учащенным и поверхностным, но она не плакала. Сейчас, по крайней мере, глаза ее были абсолютно сухими.

На протяжении минут десяти они оба молчали, он держал её в объятиях и поглаживал по спине.

– Ты все еще веришь в чудеса? – наконец спросила она его.

– В те, которые совершает человек, – да.

– Нам бы не помешало сейчас чудо, – сказала она.

– Да, – согласился он. – Не помешало бы.

– Я чувствую, будто меня наказывают.

– За что?

– За то, что отказалась от традиционных методов лечения. За то, что отправила ее на эти выходные в лагерь, игнорируя мнение Джо. Я не обращала внимания на советы врачей, и теперь видишь, что произошло?

– Случилось то, что Софи чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы рискнуть так, как любая другая восьмилетняя девочка постоянно рискует, – сказал он. – Разве ты этого не понимаешь, Жан? Разве ты не можешь избавиться от чувства вины и понять это?

– Может быть, если бы она сегодня вернулась, я поняла бы. Но сейчас… где бы она ни была… – Жаннин содрогнулась. – Представляю, как она напугана.

Он крепче обнял ее, а потом отпустил, положив руку ей на живот.

– Боже мой, как ты похудела, – сказал он. – Когда ты последний раз ела?

Она попыталась вспомнить.

– Я не знаю. Вчера, наверное. Я пообедала еще до того, как узнала, что она пропала.

Это казалось так давно.

– А сегодня ты ничего не ела?

– Нет.

Лукас встал.

– Тебя надо накормить. Я помогу тебе подняться.

– Я не голодна.

– Тебе нужно что-то поесть. – Он помог ей сесть. – Давай, Жан, серьезно. Пойдем.

Она позволила ему проводить себя в кухню и посадить на один из стульев у стола. Открыв ближайший к окну кухонный шкаф, Лукас заглянул внутрь.

Она даже думать не могла о коробках и банках с едой, на которые он смотрел.

– Я не думаю, что смогу…

– Как насчет супа? – спросил он, держа в руке консервную банку с супом из индюшатины и риса. – Тебе слишком жарко для этого? Но это, вероятно, будет лучшей едой для твоего желудка.