Ради тебя

– Он очень близок с ней?

– Да. Он был гораздо лучшим отцом, чем мужем.

Она слегка улыбнулась, пожалев сразу, что критиковала Джо в присутствии этого незнакомца.

– Разве большинство болезней почек не наследственные? – спросил он.

– Некоторые из них да, но не все. Тот вид болезни, который у нее, обычно наследственный, но никто не болел этим в моей семье. Мы, на самом деле, мало знаем о корнях Джо, поскольку у него никогда не было связи с семьей его матери – она бросила его, когда он был еще маленьким. Его отец умер, но с его стороны ни у кого не было проблем с почками. – Она сделала глоток лимонада, но с трудом проглотила его, поэтому поставила стакан на стол. – Вообще-то я не думаю, что Софи унаследовала это.

– Почему вы так думаете? – удивился Лукас.

– Вы знаете о «болезни Персидского залива»? – спросила она.

– Ну, я знаю, что некоторые из солдат, воевавших в Персидском заливе, думают, что подхватили что-то, будучи там. Вы это имеете в виду?

– Да. И у некоторых из них рождаются дети с проблемами со здоровьем.

Лукас казался сбитым с толку.

– Я не уверен, что до конца вас понимаю. Отец Софи был военным? Он участвовал в «Буре в пустыне»?

Она покачала головой:

– Нет, это я воевала.

Он недоверчиво поднял брови.

– Вы шутите. В каком роде войск вы служили?

– В резерве армии, – сказала она. – Я управляла вертолетом в Персидском заливе.

– Ну, – улыбнулся он, – должен сказать, что я впечатлен.

– Ничего впечатляющего в этом нет, – сказала она. – Это было эгоистичным решением с моей стороны. Мне хотелось летать, а резерв казался мне простым путем осуществить это. Но мне приходилось долгое время быть вдалеке от Джо. И в конечном счете, – понизила она голос, – боюсь, это будет стоить моей дочери жизни.

– Вы хотите сказать… вы думаете, вы подхватили там что-то, из-за чего у Софи теперь проблемы с почками?

– Да. У меня самой нет никаких симптомов, но забеременела я Софи сразу же после того, как вернулась из залива. Так что это вполне возможно.

Он покачал головой:

– Нет, этот вариант не подходит. У тех детей уродства, а не почечная болезнь.

– Не только уродства. Я слышала о других болезнях, появляющихся у детей солдат, участвовавших в войне в заливе.

– Но болезни возникают у детей и по другим причинам.

Она вжалась в кресло, почувствовав, как погружается в депрессию.

– Хотелось бы мне вам верить, но я не верю. Я виню себя за то, что происходит с Софи. Мои родители обвиняют меня. А также Джо. Он никогда не говорит об этом, но…

Лукас встал с дивана и подошел к ней. Он сел на кожаную оттоманку перед ее креслом, сложив руки у нее на коленях, и посмотрел ей прямо в глаза.

– Не вас нужно винить, – сказал он.

Его глаза сузились и были очень серьезными, его голос был решительным, он взвешивал каждое слово, как будто было очень важно, чтобы она ему поверила.

– Вы не знаете, – устало произнесла она.

– Я знаю, – сказал он. – Я читал кое-что о «болезни Персидского залива», потому что один из моих друзей был там и заболел вскоре после того, как вернулся. Я думаю, он действительно подхватил там что-то, или же это было последствием прививки от сибирской язвы или же тех таблеток, которые давали им, чтобы защитить от нервно-паралитических веществ…

– Таблетки «пирайдостигмайн бромайд».

Она вспомнила те таблетки и головокружение, которое испытываешь после их приема.

– Не важно, – улыбнулся Лукас. – Но, делая для него исследование, я прочитал про детей, родившихся с различными патологиями. Ни у кого из них не было почечной болезни. А в вашем случае есть немалая вероятность того, что Софи могла унаследовать свою болезнь с отцовской стороны. Пропавшая мать. Не слишком-то много информации о его отце. Так почему же вы изводите этим себя? На ваших плечах и так достаточно тяжелая ноша, помимо этой вины.

Его слова казались вполне логичными, однако он не знал о центральной политике ее родителей и мужа: что бы ни делала Жаннин, все было неправильно.

– А как насчет экспериментальных курсов лечения для Софи? – спросил он. – Вы недалеко ушли от Национального института здоровья или Джона Хопкинса, не правда ли?

– Она сейчас проходит курс лечения в НИЗ, – ответила Жаннин. – Они испытывают новый, ужасно токсичный препарат, чтобы заблокировать накопление калия. Вот чем ее лечат и вот почему ее постоянно рвет. Сегодня я сказала врачу, что хочу прекратить этот курс лечения, и он согласился, что от него ей только хуже. Я не хочу, чтобы она провела последние несколько месяцев своей жизни постоянно болея. Чтобы ее постоянно рвало.

Она опять расплакалась и почему-то не удивилась, когда он прикоснулся к ней – легко, ненадолго.

– Я хочу, чтобы она могла получать хоть какое-то удовольствие в то время, которое ей осталось, – сказала она.

– Вы, безусловно, правы, – согласился он. – Но не отбрасывайте все возможности. Я верю в чудеса.

Она вытерла слезы с щек тыльной стороной руки и улыбнулась ему печально. Каким сюрпризом он оказался! Он был, несомненно, добрее, чем она ожидала, и гораздо умнее, чем она когда-либо могла предположить. И он был на ее стороне.

– Мне нужно вас кое о чем спросить, – сказала она.

Он поднял брови в ожидании.

– Это будет звучать грубо, но не думаю, что у меня есть силы сейчас придумывать, как лучше это сказать.

– Говорите, – подтолкнул он ее.

– Мои родители предупредили меня, чтобы я не разговаривала с вами и не позволяла Софи быть рядом с вами.

– Почему? – Он выглядел искренне удивленным.

– Папа сказал, что, когда вы впервые пришли, вы проявили… ну, вы показались чрезмерно заинтересованным тем фактом, что здесь живет маленькая девочка. И они сказали мне, что, когда вы видите Софи, вы пристально смотрите на нее. Это лишь плод их воображения?

Он улыбнулся и посмотрел на свои руки.

– Нет, это не плод их воображения, но я не думал, что это так заметно. Я понятия не имел, что кто-то думает, что я… – покачал он головой. – Это безумие. Я знал, что не нравлюсь вашим родителям. Они обращаются со мной так, будто я не лучше того удобрения, которое рассыпаю в саду. Я думал, это какой-то… классовый предрассудок. Садовник, занимающий низкое положение. Теперь я, по крайней мере, знаю почему.

– Так почему вы пристально смотрите на нее?

– У меня есть племянница такого же возраста, как Софи, – сказал он. – Маленькая девочка моей сестры. Она живет в Северной Пенсильвании, и я вижу ее только в отпуске. У меня нет своих детей, так что она, в каком-то смысле, заменяет мне моего собственного ребенка. Я обожаю ее. Ужасно балую ее. Когда ваш отец сказал, что в Эйр-Крик живет маленькая девочка, полагаю, мои глаза немного загорелись, – засмеялся он. – Впрочем, я быстро понял, что мы с Софи не будем приятелями, поскольку вы ее ко мне не подпускали. Я думал, что вы красивая ледышка. Теперь я знаю почему. Я также знаю, что вы что угодно, только не ледышка. У меня было совершенно неправильное представление о вас.

– Я полагаю, это касается нас обоих, – сказала она, прикоснувшись кончиками пальцев к его браслету. – Я прошу прощения.

– Извинения приняты.

– Что с вашим запястьем? – спросила она.

– Болевой синдром кисти.

– Вы все время носите этот браслет?

– Ага. Последние исследования показали, что если работаешь, играешь и спишь в браслете, тем лучше для тебя.

– Это из-за без конца повторяющихся движений.

– Ох, – вздохнул он, – я не знаю. Я полагаю, это из-за какого-то садоводческого занятия.

– Вы когда-нибудь были женаты?

Он улыбнулся.

– Двадцать вопросов, да?

Она кивнула. Жажда информации о нем вдруг овладела ею.

– Да, я был женат больше десяти лет, – ответил он. – Мы по-прежнему друзья. Она потрясающая женщина.

– А почему вы разошлись?

– Мы слишком рано поженились, – глубоко вздохнул он. – Нам обоим было по двадцать лет. Нам нужно было еще повзрослеть, и когда мы наконец все-таки выросли, то обнаружили, что у нас очень мало общего. Она была, психологом, а я все время крутился возле растений. Ей хотелось иметь хороший дом, который она могла бы украшать, а я хотел жить на дереве.