Страница 31 из 63
Народу пока немного. Заняты несколько столиков у окна и один большой, круглый, в глубине зала. Там сидит компания мужиков в темных пиджаках и две тетки лет сорока, с начесами, в блузках с блестками. В центре стола, на стеклянной подставке, клубится паром пузатая кастрюля. Вокруг нее куча тарелок с закусками. Самый старший из мужиков — плешивый и очкастый, очевидно, лаобань — листает меню и комментирует его. Вся компания дружно, корпоративно смеется.
Официантка, на вид совсем еще подросток, хочет усадить меня за столик для двоих, что стоят рядком вдоль боковых стен. Мотаю головой и усаживаюсь за свободный стол у окна, на четверых. Выкладываю на стол пачку «Шанхая». Девчонка приносит меню. Картинок в нем нет, но не беда — я давно питаюсь одним и тем же. Все равно в каждом ресторане готовят по-разному.
— Пива, два, холодных, «Сантори», сейчас, — говорю девчонке.
Кивает, записывает в блокнотик.
— Сейчас! Пива — сейчас! — повторяю ей. Почему-то всегда разговариваю с официантками вот так — на манер Терминатора.
Девчонка кричит громким и неприятным голосом. Одна из официанток, что копошатся у дверей, идет к холодильнику.
Приносят пиво.
Раньше я пробовал научиться пить его из стаканчиков, они — граммов на сто восемьдесят. Но тут проблема — или пиво пить, или постоянно его в эти стаканчики подливать. Поэтому пью всегда из горла. Да и как эти стаканчики мыли, мне неизвестно, но могу догадаться…
Откладываю меню в сторону и спрашиваю официантку, стараясь произносить с правильными тонами:
— Тебань нюжоу йоу мэй йоу?
Вкусная вещь — мясо на горячей сковородке. Не осточертевшая свинина, а говядина — нежная, сочная, с грибами! Сковороду, по виду напоминающую плоскую утятницу, приносят накрытой крышкой. Под крышкой все бурлит, шипит, скворчит, трещит и булькает. Надо выждать минуту-другую. Снимаем крышу, к потолку рвется столб пара. Масло еще пузырится, но мясо уже можно есть. Иногда, когда при мне это блюдо кто-нибудь из лаоваев пробует в первый раз и удивляется особенной мягкости мяса, я раскрываю секрет приготовления: чтобы добиться такого качества, повар где-то с полчаса держит во рту нарезанные ломтики; не жует, но именно держит, смачивая слюной. Мясо подвергается обработке ферментами, размягчается, и только потом его жарят. Одному повару с этим не справиться, поэтому на ресторанной кухне трудятся специально обученные люди — вся их работа в том, чтобы держать во рту мясо и по мере надобности сплевывать его на сковороду.
Вид слушателей-едоков всегда меня веселит. Замершие в руках палочки, приоткрытые рты с недожеванным мясом. А чего стоит взгляд… Такой, наверное, бывает у ребенка, если купить ему игрушку, которую он просил, и на глазах у него сломать.
Все это чушь, конечно. Никто мясо во рту не держит. Но лучше все равно не знать, почему оно такое мягкое. Вкусное — и хорошо, кушай. Не пожалеешь.
— Йоудэ, йоудэ! — кивает официантка.
Это хорошо, что есть. К ней я заказываю гунбао цзидин — мелко порубленное мясо курицы с арахисом. На Хайнане это готовят отвратно — с куриной кожей, да еще крошат туда огурцы… На Хайнане вообще готовят ужасно, особенно для туристов. Ну а в шанхайском гунбао цзидин важен соус, кисло-сладкий, как и положено. И в меру перца.
— Да, и еще вот что… — говорю с деланным раздумьем. — Флакончик байцзю принесите. Один. Для начала.
Приносят флакончик. Скручиваю пробку, выливаю в стакан для пива. Сто пятьдесят граммов.
— Ганьбэй! — говорю сам себе.
Будто ком влажных салфеток проглотил.
Тут же прикладываюсь к пивной бутылке.
Интересное чувство. Обжигающая водка и ледяное пиво играют в догонялки внутри организма.
Сошлись вода и пламень. Возникший от слияния пар расползается по телу, идет в жилу, обволакивает, сочится невидимым маревом сквозь поры кожи. Мне кажется, что вокруг моей головы образуется подобие нимба.
Желудок несколько раз прыгает, но смиряется. Глаза слезятся. Вытираю их салфеткой и замечаю, что на меня смотрит вся компания, что резвилась за круглым столом, и парень со страшной очкастой девкой, что сидят по соседству. Плюс несколько официанток у стойки.
Да, ребятки. Вот на таком топливе я и работаю.
Желудок опять дергается, но я быстро делаю несколько глотков «Сантори».
Лаобань из компании за большим столом показывает мне большой палец. Лицо его восхищенно-недоверчивое, как у третьеклассника, к которому в гости неожиданно пришел Дед Мороз.
Остальные кивают, лопочут по-своему и возвращаются к еде.
Кастрюля убрана. Официантки приносят им все новые и новые тарелки. Половина стола завалена объедками и выпавшими из блюд кусками.
По европейским меркам китайцы едят неаккуратно. Это еще мягко сказано — неаккуратно. Почти все поголовно чавкают, сплевывают кости и хрящи на стол или на пол. Рыгают, ковыряются в зубах, разбрасывают зубочистки куда ни попадя. Плюются и пердят. Курят как заведенные. Объевшись, блюют без смущения.
Рафинированные лаоваи морщатся и делают вид, что ничего такого не видят.
Я поступаю как местные. Разве что не чавкаю — просто не вижу в этом смысла. А все остальное — не грубость и не бескультурье, но простая забота о собственном удобстве, только и всего. Нет даже правила, как держать палочки: как хочешь, так и держи, как хочешь, так и ешь. Главное — ешь! Много ешь, шумно и весело. И делай это, как тебе нравится.
Европеец держит вилку в левой руке, а правой орудует ножом. Отрезая от мяса маленький кусочек, он отправляет его в рот и аккуратно промакивает губы салфеткой.
Американец поступает рациональнее: нарезает весь кусок мяса, откладывает нож, берет вилку в правую руку — поудобнее, и с аппетитом ест.
Китаец намного практичнее — он поручает нарезку повару, а потом ест в свое удовольствие. Причмокивая, порыгивая и разбрасывая все по столу.
Что заказывали лаобань и его компания, мне не видно, но весь их стол завален объедками. Прямо по Пушкину: «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями»… Зато я вижу, что они пьют: классика жанра — красное вино, кажется, «Dynasty» — вперемешку со спрайтом. Разбавляют прямо в стакане, кричат: «Ганьбэй!» и выпивают. Вина немного, пара бутылок на всех (все же еще не вечер!), но со спрайтом на каждого получится по стакану-другому. Без всяких специальных заморочек и заедок под вино: сладкая свинина, острая говядина, пресные креветки, вареная рыба и жареная утка — все одинаково хорошо и вкусно. Фруктовый салат — яблоко, киви, банан под сладким майонезом. Свежие огурцы в арахисовом соусе. Огурцы, зажаренные с чесноком. Огурцы черт-те знает с чем еще….
Мне приносят еду.
Есть вещи, которых добиться от китайцев очень трудно: чтобы в «Макдональдсе» не бросали лед в стакан с колой и чтобы рис в ресторане приносили сразу, к основным блюдам. Нет, и лед непременно положат, и рис принесут обязательно в самом конце.
— Мифань! Сяньцзай, мифань! — говорю официантке. — Рис, сейчас! Принесите рис! Сейчас!
Кивает и пробегает мимо.
Минут через пять рис все же появляется. Специально для меня варили свежий, что ли?..
Принимаюсь за еду. Все очень горячее, пышет жаром и истекает соками. Хорошо, что в зале кондиционер. Но еда обжигает, поэтому заказываю еще пару «Сантори» на запивку.
Пока уплетаю действительно вкусное тебань нюжоу, в ресторан заходит компания лаоваев. Две тетки лет пятидесяти, в майках и бриджах; с ними рослый мужик, с седым венчиком волос на затылке и красной от жары лысиной. Оглядывают зал. Официантка ведет их к столику неподалеку от меня.
— Нихао! — приветствую гостей города, помахивая ладонью.
То, что это туристы, видно сразу. У каждого на шее фотокамера и взгляд немного потерянный…
Вежливо кивают в ответ. Судя по всему — новозеландцы.
Усаживаются и долго изучают меню. Оно выдается всегда в единственном экземпляре на стол: китайцы предполагают, что заказывать блюда должен один человек, главный. Он опрашивает остальных, выясняет их пожелания, уточняет у официантки способ приготовления, всячески демонстрируя собственную значимость и разборчивость. Официанты охотно включаются в разговор, выказывая знание дела и жизни уже со своей стороны: консультируют, рекомендуют. Поэтому-то они не уходят, выдав меню, а торчат рядом, пока клиент думает — понятия «стоять над душой» в Китае нет.