Шанхай. Любовь подонка

Вряд ли она читала книгу Оруэлла, но вариант родства был отвергнут с негодованием. По ее словам, пессимистичное мэй-«нет» никуда не годилось, а мэй-«уголь» не понравился и мне самому.

— Что, и с фамилией дело обстоит так же? — растерянно спросил я.

Лицо Ли Мэй просветлело, она быстро переговорила с мастером. Тот, оглядев меня, кивнул одобрительно.

— Вот! Раз уж тебя не отговорить все равно, то можно взять иероглиф «ли» со значением «сила». Мастер считает, тебе это подойдет.

Я вспомнил незамысловатый иероглиф из двух росчерков —力.

— Годится.

Мастер кивнул на кушетку и полез за перчатками.

Неотрывно и с опаской разглядывая процесс, Ли Мэй прислушивалась к жужжанию машинки и покачивала головой.

— Теперь тебе точно придется носить рубашки. С длинным рукавом, — сказала она, разглядывая мое предплечье.

— Вот еще. И не подумаю!

Я смотрел на растущие линии иероглифа.

— Силу не прячут. Как и любовь. Ими — гордятся.

— Что скажут у тебя на работе?

— Плевать. А что скажешь ты?

Кротко вздохнула.

— Уже сказала. Ты — чокнутый. Но я люблю тебя.

Когда мы вышли из салона, Шанхай уже расцветал вечерними огнями. Горели витрины, мигали светофоры. Красиво подсвеченные, стояли высотки, спокойно и величественно обозначая себя в теплой синеве беззвездного неба.

Держась за руки, мы ринулись в сторону вечернего зарева над Народной площадью, чтобы нырнуть в безумный водоворот из машин и людей…

餐馆

Ресторан

…Людей хоть и немного, но все же хватает. Обилие ненужных мне магазинов и отсутствие нормальных ресторанов начинает раздражать. Хочется прохлады кондиционера, холодного пива и чего-нибудь вкусного.

Хорошо, что не попадаются рестораны с сычуаньской кухней. Оно и к лучшему — не люблю острого.

Вообще не люблю ничего сычуаньского.

Раздумываю, не свернуть ли в одну из боковых улочек — там вполне может оказаться «уйгурятня» — маленькая забегаловка-лапшевня, где готовят уйгуры или смешные китайцы-мусульмане в белых шапочках, на вид — вылитые татары.

Зачем-то останавливаюсь перед салоном парикмахерской. Разглядываю попеременно то крутящиеся столбики возле дверей — отличительный признак цирюлен, их характерный знак, то дежурящих у входа девчонок в желтых блузках и белых юбках.

— Хуаньин гуанлин! — слаженно кричат они мне.

Искренне удивляюсь: голова моя обрита наголо.

Я стригу себя сам. Дешевле — машинка давно себя окупила. Быстрее — мне не нужен ни массаж головы, ни мытье шампунями и ополаскивание бальзамами. Качественнее — не надо объяснять, как именно тебя подстричь, тем более что, точно в анекдоте, подстригут все равно, как умеют.

Наголо стриженые китайцы встречаются редко, в основном это монахи в оранжевых балахонах. В моде короткий ежик у взрослых и «взрыв на макаронной фабрике» у молодых — влияние японской моды.

Типичная женская прическа — волосы, собранные в хвост, — выглядит не всегда красиво. Затылки у большинства китайцев, и мужчин и женщин, плоские. Мне больше нравится, когда они ходят с распущенными волосами, пряча глаза за всевозможными челками. Волосы у китаянок шикарные. Густые, вороного отлива.

Китайцы обожают ходить в парикмахерские. Куда ни пойди в Шанхае — всюду натыкаешься на эти столбики-«крутилки». Ну, еще и на рестораны, конечно. В Старгороде люди рождались для того, чтобы подстричься и умереть, шанхайцы рождаются, чтобы постричься и поесть.

Пару грязных и маленьких «жрален»-цаньтин я прохожу без остановки. Вообще-то, они не так уж и плохи. Черная закопченная плита, плаха для рубки мяса и овощей, огромный бак с водой, ящики с пивом, пучки зелени, алюминиевые бидоны, повар в заляпанном халате, дым, вспышки огня, шипение масла, пластиковые столы, круглые табуретки, голые стены, рулон туалетной бумаги вместо салфеток, одноразовые палочки…

Дешево и вкусно — можно назвать это девизом.

Правда, нет кондиционера, грязновато и тесно, но я такие места люблю.

Однако сегодня мне хочется посидеть в прохладе — развалясь на удобном стуле. Выпить еще немного байцзю. И пивка бы не помешало… — день-то выходной, и потом — уже начались каникулы.

А мистер У со своими тестами… да пошел он!

К своим годам я стал вместилищем многих пороков, но вот обжорство мне решительно чуждо: когда я хочу есть, ем без разбору — заварную лапшу, ценой в три юаня, или утку по-пекински, за весь полтинник, где-нибудь в центре. Лапша даже лучше, особенно с похмелья.

Лас, вот кто настоящий обжора — придирчивый, капризный, в походах по ресторанам он меня изрядно утомляет. Лас понимает по-китайски много лучше меня — учил язык в Германии, а потом в Пекине, на курсах. Меню всегда читает внимательно, с легкой усмешкой. Когда в такие минуты я смотрю на него, мне кажется, что с подобной рожей читали в Нюрнберге свои дела нераскаявшиеся нацистские преступники. И все же мне приходится ходить в рестораны именно с Ласом: я плохо понимаю иероглифы — это раз, и второе, пожалуй, самое важное — чтобы не быть одному.

Тут дело даже не в метафизическом Одиночестве.

Гораздо обыденнее.

Когда сидишь один в китайском ресторане, с его шумными компаниями, крутящимися блюдами в центре стола, крикливыми официантками-фууюанька[11], орущим телевизором и звоном посуды, чувствуешь себя не в своей тарелке. Да и рожа твоя выделяется на общем фоне, точно красная задница у обезьяны… И хотя никто и никогда тебя не напряжет сакраментальным «зачем ты сбрил усы, дурик» и не съездит бутылкой по башке — все равно неуютно.

Одиноко.

Можно, конечно, быстро залиться пивом.

Я так и делаю обычно.

Именно для одиночек и придуманы «KFC» и «Макдональдс». Это замечательные места — оазисы для никчемных людей. Я обожаю ходить туда. После — меня всегда мучает изжога, но я все равно хожу: там можно спокойно сидеть одному, жевать свой бургер и пялиться в окно.

Заведения типа «Макдональдса» в Китае не имеют отношения к сети «быстрого питания»: нарушен самый главный принцип — «быстро взял, быстро съел и ушел». Персонал обычно работает в хорошем темпе, но вот клиенты — особая песня. Сидят подолгу, едят не спеша, часто просто спят за столиками. В жару народ там отдыхает — в прохладе. Школьники собираются человек по десять-пятнадцать и делают уроки: один со страдальческим выражением лица что-то пишет, решает, остальные тупо списывают друг у друга. Зимой, когда дома промерзают, в «бигмачной» любят собираться пенсионеры из соседних домов — посидеть в дармовом тепле, пообщаться. Они ничего не заказывают, но их не гонят, наоборот, предлагают стакан горячей воды.

В таких местах есть и существенный недостаток — нельзя курить и не продается спиртное.

Ресторан я выбираю самый заурядный. Без пафоса.

Как выбрать хороший?

Пойти туда, где больше всего народу. Рядом может быть еще несколько ресторанов — совершенно пустых. Они тоже заполнятся в обеденное время до отказа, народу ведь много, поэтому надо прийти пораньше и пойти туда, где уже сидят люди. Китайцы могут в чем-то не разбираться, делать некачественные товары, откровенно халтурить, но уж в еде — они спецы первоклассные! Раз все идут именно в этот ресторан, значит, неспроста.

Две девчонки в длинных красных платьях с разрезами по бокам стоят на входе.

— Хуаньин гуанлин! — кричат они мне. Точь-в-точь как те, что звали подстричься.

Пожрать и в самом деле не мешало бы. Байцзю натощак — не самая правильная мысль.

Девчонки распахивают дверь. Попадаю в прохладу, нет — холод! — зала.

Стойка с кассой и непременной пучеглазой киской при ней. Такие штуки продаются повсюду: золотистого цвета, одна лапа приподнята и качается вверх-вниз. Их ставят для привлечения успеха — в магазинах, ресторанах и частных конторах. Одна кошка может и не справиться с такой важной задачей, и в помощь ей устанавливают или лысого и толстого Будду, или воинственного, стража-охранителя, в доспехах и с копьем.

11

Фууюань — обслуживающий персонал.