Страница 48 из 52
Рихард дошел до тротуара и двинулся по нему в сторону от дома.
Минут через двадцать вернулся обратно и, зажав в кулак опущенную в пустой карман руку, повторил репетицию. Всю сначала. Потом снова взглянул на часы. Времени до совершения «акции» оставалось еще много. Примерно в половине двенадцатого он вернется домой. Более часа проведет у себя, чтобы полностью успокоиться, подождать, не позвонит ли Клаус ("А вдруг какие-нибудь перемены?"), потом двинется в обратный путь и около двух будет на месте.
…Все шло по плану. Войдя к себе домой, Рихард снял нейлоновую куртку, туфли и прилег на так и не застеленную с утра кровать. Он закрыл глаза, хотя и с открытыми сейчас ничего не видел, кроме того окна. Только двухэтажный деревянный дом, только это третье слева, если. стоять напротив дома, прикрытое шторой окно. В новые японские часы Рихарда был вмонтирован будильник. Если поставить их на нужное время, то часы издавали сигнал — тонкий, прерывистый, похожий на комариный писк.
Рихард лежал неподвижно. Сердце его давно успокоилось, и он уже не ощущал его биения. Рихард, как это делал уже не раз, попытался как бы «примыслить» себя к этому дому, к этому окну. Вот он медленно сходит с противоположного тротуара на проезжую часть. Правая рука — в глубоком кармане куртки. Пальцы крепко сжимают гранату. До выбоины на мостовой остается не более двух шагов. Он быстро вынимает гранату, вытаскивает чеку. Если приближается автомашина, то пропускает ее. Счет идет на секунды. Часы показывают без четверти два. Перед глазами Рихарда то самое окно. Несомненно, что там, за окном, все уже давно в сборе. Но Рихард никого не видит: окно плотно зашторено. Он резким движением отводит назад руку с зажатой в ней гранатой. Рывок рукой назад. Затем резкое движение приподнятой рукой вперед. Граната достигает окна. Слышен звук разбиваемого стекла. Рихард падает наземь… На этом игра его воображения кончается. Он еще не представляет себе, что и в какой последовательности произойдет дальше. Взрыв? Язык пламени из окна? То и другое одновременно?..
…Часы издают комариный писк. Рихард вскакивает с постели, придвигает стул к вентиляционному люку, вынимает оттуда гранату и пистолет. Кладет их на стол. Надевает туфли и куртку. Кладет гранату в правый карман, пистолет — в левый. Опускает в карман брюк лежащие на тумбочке ключи от машины. Он изменил решение и поедет на машине, так будет вернее Часы показывают десять минут первого. Клаус не звонил. Значит, никаких перемен, все, как условлено Рихард почувствовал, что не может больше оставаться дома.
Без четверти час Рихард выходит из свой машины на ближайшей к Боннерштрассе улице. До него доносится какой-то странный звук, точнее, мелодия. Да, да, кто-то играет — кажется, на кларнете — хорошо известную Рихарду песенку "О, meine lieber Augustin". Достигнув заветной улицы, Рихард видит, что у того дома, рядом с тем самым окном, почти под ним, стоит, прислонившись к стене, какой-то старик и выводит — впрямь на кларнете — свою нехитрую мелодию. На старике длинный, порванный в нескольких местах свитер. Седые волосы космами спадают на лоб. У ног его лежит кепка. Рихарду не видно, есть ли в ней деньги.
Подумал ли он о том, что взрыв может так или иначе задеть этого жалкого нищего? Нет.
Часы показывали без двадцати час. Все еще рано.
И тогда Рихарда охватывает чувство любопытства. Почему бы ему не побродить взад и вперед по улице, не упуская, конечно, из вида тот дом? Почему бы не посмотреть на тех, приговоренных им к смерти людей, которые будут входить в подъезд? Заставить себя вернуться домой Рихард уже не мог.
Дул холодный, порывистый ветер. Рихард застегнул воротник, перешел на противоположный тротуар, медленно миновал крыльцо — объект его наблюдений, перешел улицу обратно — словом, стал бродить "вокруг да около" дома, стараясь не выпустить его из поля зрения. Наконец, Рихард увидел, как двое мужчин среднего возраста, один с портфелем, другой с кожаной папкой под мышкой, приблизились к дому, оба взглянули на свои ручные часы, поднялись по ступенькам и исчезли в сумраке подъезда.
Через две-три минуты шторы, прикрывающие слева окно, раздвинулись, впуская в комнату дневной свет. Рихарду стало окончательно ясно: эти двое пришли именно туда, в ту комнату. Внезапно он подумал: а не явится ли на эту «сходку» тот самый Герберт, который, пусть ненадолго, но все же отравил его жизнь? "Вот это было бы очень кстати!" — с чувством неутоленной мести подумал Рихард и нащупал в кармане куртки шершавую поверхность гранаты.
Но нет, Герберта среди входящих в этот дом не было Пришел еще какой-то совсем молодой парень, потом женщина в спортивном свитере, серой фланелевой юбке и вязаной шапочке. Еще несколько человек подошли и скрылись в подъезде Рихард насчитал уже семь человек: шесть мужчин и одну женщину
"Коммунистические ублюдки!" — с ожесточением произнес про себя Рихард. Он испытывал чувство злобы и одновременно чувство гордости, что в то время, как другие члены группы Клауса занимаются болтовней или организацией пустых скандалов, ему, Рихарду, поручено привести в исполнение единственно справедливый по отношению к врагам Германии приговор: смерть!
…Нищий музыкант по-прежнему не отрывал своих губ от мундштука кларнета. Только теперь он играл не идиллического "Либер Аугустина", а лихую «Розамунду», весьма популярную среди солдат минувшей войны. Он играл, невзирая на ветер, несущий по улице обрывки газет, окурки сигар и сигарет, конфетные обертки.
И вдруг в конце улицы остановилась машина — маленький желтый "фольксваген".
Рихард еще ни о чем не подумал, еще никаких ассоциаций не родилось в его тревожном сознании, но подсознательное чувство страха уже охватило его.
По улице проезжали и останавливались, высаживая пассажиров, машины разных марок и цветов, в том числе «фольксвагены», и желтые мелькали, но ни одна из них не вызвала в Рихарде смутного чувства тревоги. Ни одна, кроме этой. Сам не отдавая себе отчета в том, что делает, он бросился под арку ворот, откуда можно было обозревать всю улицу, в том числе и дом на противоположной стороне.
"Нет, нет! — повторил он про себя, — это не та машина, не та, это совпадение, мало ли желтых «фольксвагенов» ездит по улицам Мюнхена?"
Та, в которой он когда-то путешествовал по городу с Гердой, была иная… Больше! Нет, меньше!.. Словом, это не та, не та!..
Но глаза Рихарда уже видели, как именно из той машины вышла Герда, ему даже показалось, что он услышал стук захлопываемой дверцы.
"Не та, не она!" — стучало в висках Рихарда, но Герда уже шла вдоль тротуара. На ней была так хорошо знакомая Рихарду кожаная куртка, ветер колыхал конец повязанного на шее ярко-синего шарфа, на плече висела большая прямоугольная сумка…
Герда шла быстрым шагом по направлению к тому проклятому дому.
"Нет, этого не может быть, — мысленно кричал самому себе Рихард. — Это ошибка, совпадение, ей просто надо было приехать по каким-то своим делам на эту улицу, сейчас она пройдет мимо дома и даже не взглянет на него!"
Но Герда замедлила шаг, остановилась, вытащила из кармана куртки какой-то клочок бумаги, взглянула на него, потом обежала взглядом стены домов, видимо, сверяя адрес, и уже решительным шагом направилась к подъезду именно этого двухэтажного деревянного дома…
"Стой, Герда, стой, беги отсюда!" — хотелось крикнуть Рихарду. Н(C) горло его перехватил спазм, точно сама невидимая смерть сжала на нем свои костлявые, сильные пальцы А Герда между тем беспечно поднялась по ступеням и скрылась в подъезде.
Часы Рихарда показывали без двух минут час. Это означало, что двумя минутами позже там, в доме, должно начаться совещание, а после этого его участникам суждено погибнуть или получить тяжелые ранения. Это означало, что и Герда будет убита или ранена… может быть, смертельно…
"Что делать, что делать?! — беззвучно спрашивал себя Рихард. — Уйти, скрыться?!"
Но оттягивающая карман его куртки граната напоминала, что это означало бы не выполнить приказ. Это означало бы предать партию, предать заветы отца, нет, не того проклятого американца, а другого, чистокровного немца, беззаветного борца за дело фюрера…