Страница 15 из 19
Я, пока молодежь с некоторым скрипом принимала в свои ряды нескольких животастых, лысоватых, устрашающе бодрых дядек, тихонечко встала в сторонке и стою, всем своим видом показываю: я, мол, не из этих. Гляжу, ползет омерзительнейший старикашка из всех возможных: спина колесом, брючата мятые-мешковатые фасона «лузершайзер»,[53] на лице сладенькая улыбка вокзальной «русалки», надеющейся на халявную выпивку — словом, тьма египетская. И прямо ко мне направляется, ладошку тянет. Я заметалась — а куда деваться-то? Я ж с его родственницей в одной конторе работаю! И как мне с ней в грядущем общаться, когда она меня просила всего лишь сходить, посидеть, посмотреть, помочь — а я от одного только вида ее протеже, словно антилопа, поддалась «убегательному рефлексу» и заскакала по пересеченной местности? В общем, пожала ладошку, представилась. Потом остальные начали представляться. Не поверишь: «Саша! Шура! Александр! Шура! Саша! Александра! Шура, то есть Саша…» Чувствую — пора отваливать. Хотя бы под тем предлогом, что я не Шура, не Саша, не Александра, а Мирра. В антураж, извините, не вписываюсь. Нет, осталась, интеллигентка хренова.
Отправилась вместе с толпой Шуряев и Шуряек на хазу. Там полдня угробила на выяснение концепции будущего печатного органа, терпела идиотские предложения вроде: «Рассчитайтесь по порядку… Все четные будут генераторами идей, а нечетные — экспертами… Потом поменяетесь местами…» Ладно, думаю, прелюдию потерплю, но если акт будет в том же духе — разрядки дожидаться не стану! И сама же — представляешь, сама! — разрядила атмосферу сгущающегося идиотизма, перевела разговор в адекватное русло, без этого «тимбилдинга[54] по-русски». Принялась расспрашивать, чего спонсор хочет, на что Дубаков настроен, что умеют эти дети… Про назревающие идеи поинтересовалась — на свою голову. Они и пошли, «идеи» — типа «провести расследование, разоблачить «Фабрику звезд»!», «размазать Филиппа Киркорова — он отвратительный, непрофессиональный пошляк!» (ну, пошляк, но не такой уж отвратительный и вполне профессиональный).
Ох, тут я окончательно поняла: все, попала. В общество злобных маленьких народных мстителей. Мне бы слинять, не слишком скрывая свое разочарование, но я решила: передо мною первый блинчик — как же ему не быть комчиком! Выдавливая из себя циника, уговорилась ввязаться в дубаковские игрища. Конечно, Шурики потрындели и разошлись, одна я, как человек ответственный, написала немереное количество статей в сигнальный номер и, разумеется, ни гроша не получила за свое усердие. Но знаешь, что? Все дело было на мази! И зарегистрировано, и запатентовано, и хрен знает что еще! Провал — исключительно заслуга этого дебила с имиджем не до конца загримированного клоуна. Ему бы современного Пьеро играть: он же реинкарнированный неудачник, лузер в сотом круге воплощения! Естественно, предполагаемый спонсор плюнул на средства, уже вложенные в проект, и дал задний ход, пообщавшись с этим чудовищем Дубаковым подольше. Тот еще хныкал в кулуарах, жалуясь на несправедливое к себе отношение и канючил, будто Паниковский: «Дай миллион, дай миллион…»[55] Вот объясни мне, Ляля, как я могла дать себя облапошить? Ведь с первой же секунды осознала, какая безнадега и сам Дубаков, и его Шурки! А уж когда они принялись критиковать все и вся…»
Мирра еще долго изливалась в том же духе. Я ее, разумеется, утешала, понимая, что подруга сама виновата — не послушалась голоса интуиции и зря потратила уйму времени и сил. Поэтому постфактум злится на все подряд — на себя, на Дубакова, на его «команду», на свою знакомую, составившую протекцию полному лузеру… Ну почему, спрашивается Мирка — и не она одна — регулярно наступает на те же грабли, принимая заведомое фуфло за вполне перспективный проект, доверяясь очередному Кречинскому,[56] словно невинная барышня, воспитанная в строгости и совершенно не знающая жизни?
А потому, что именно цинизма Мирке как раз и не хватает — по крайней мере, в отдельные моменты, когда желательно пригасить пламя энтузиазма и холодно проверить потенциальных партнеров на вшивость. К сожалению, Мирра в пиковых ситуациях упорно настраивает себя на оптимизм, на позитивизм — в смысле, на позитивный результат — и на все такое. То ли это вообще свойственно представителям ее поколения, то ли Мирка предпочитает «думать о хорошем», маскируя свое неумение сказать «нет» — некоторым товарищам по крайней мере… Иногда бывает очень сложно отказывать хорошим знакомым, а те со временем просекают и начинают твоей мягкотелостью пользоваться. И Мирка периодически попадается, хотя и видит — дело дрянь. Одолжения, как драгметаллы — чтобы не упасть в цене, должны оставаться редкостью.
А своеобычная человеческая слабость — жажда светлого и чистого — что ж… С нею надо уметь обращаться, ее надо учиться контролировать. Эта жажда может стать стимулом и к созиданию, и к разрушению. Первое — только если ввести ее в рамки и не давать разгуляться до истерической психопатии или психопатической истерии, не тем будь помянуты. Или воображение заставит тебя увидеть помытых и даже розовых слонов прямо на Арбате или среди полей, окружающих какую-нибудь речку Простатитку — сама не заметишь, как крышу унесет. Сознание — орудие, но и оружие. И такое с человеком делает — мама дорогая! Проблема состоит в том, чтобы сохранить разумный баланс между оптимизмом и пессимизмом. Или между корыстью и энтузиазмом. Или между сухостью и влажностью. Потому что благополучие — не что иное, как баланс между двух катастроф. Кто сказал? Я. А здорово сказано, правда? Вот вырасту — издам сборник своих афоризмов.
Правдивая половина сплетни
Мирку, как вы наверняка уже заметили, в дополнение к прочим сомнительным наслаждениям «мозгового штурма» рассердило еще кое-что. А именно: огульная негативная реакция на чужие раскрученные проекты вкупе с отсутствием собственных позитивных идей — сочетание, надо сказать, совершенно банальное. Мирра вообще не любит, когда что-то разносят в пух и прах, ничего не предлагая взамен. Я, между прочим, тоже склонна к критике, но не к той, которая круто замешана на снобизме (как у Дашки) или на сплетне (как у несостоявшихся Миркиных коллег). Не люблю я этой «кулуарно-будуарно-пиарной жизнедеятельности». И не оттого, что свято берегу нравственный облик себя и своих знакомых, а совершенно по другой причине.
Вообще-то, признаюсь: сплетня — упоительное занятие. Без нее никаких общественных мероприятий устраивать не стоит. Какого черта встречаться, пить, есть, разговоры разговаривать, если возможности посудачить всласть нет и не предвидится? И мужской пол, и женский — страстные охотники до непроверенных данных, полученных из некорректных источников. А что? Если Запад объясняет свое вторжение в Ирак тем, что правительствам некоторых стран подсунули именно такие данные именно из такого источника, почему какая-нибудь гражданка Толстофилейчикова должна блюсти и защищать чужие реноме? Кто и что помешает ей протрепаться насчет доверенной тайны — тем более, если тайна грязная? Перед таким искушением устоять практически невозможно. Не буду говорить, что знаю об этом по личному опыту — зачем мне подставляться? Еще в черный список занесут: вот Ляльке никаких секретов поверять нельзя, мигом разболтает. И все равно, большинство людей со мной согласится: сплетня — первоклассное развлечение. Вот почему его не следует делать профессией. Жалко терять такой повод для удовольствия. Уж я-то знаю. Как говорится, на собственном опыте.
Поясняю конкретно. Однажды мне довелось беседовать с ну о-очень знаменитым персонажем, который, к тому же, ненадолго прибыл в Россию и ненадолго позволил себя отвлечь от припадания к родовым корням и живительным истокам. На мое несчастье, вместе со мной туда приперлась мало что понимающая в творчестве заезжей знаменитости особа (нет, особь) женского пола — изъясняясь биологически, «половозрелая журналисткая самка», — каковая непрерывно встревала в разговор, выясняя подробности насчет режима питания, любви к родине, скелетов в шкафу и частоты сексуальных контактов. Удивительно, что я не убила, не ощипала и не зажарила надоедливую представительницу широко распространенного вида попугаев прямо там, в номере у знаменитости. Заодно и поужинали бы. Впрочем, я была вполне удовлетворена, когда у этой имбецилки аккурат посреди разговора закончилась кассета, и впоследствии она попыталась выклянчить у меня запись. Конец истории емко описан в «Похождениях солдата Швейка»: «Потом один из нас каким-то образом разжился махоркой, и тут-то он с нами впервые заговорил, чтобы, дескать, дали ему затянуться. Черта с два мы ему дали! — А я боялся, что вы ему дадите затянуться, — заметил Швейк. — Этим бы вы испортили весь рассказ. Такое благородство встречается только в романах, а в гарнизонной тюрьме это было бы просто глупостью».[57]
53
Буквально «дерьмо в штанах» (немецкое ругательство).
54
Тимбилдинг — буквально «создание команды» (англ.) — тактика, применяемая на Западе для максимально сплочения рабочего коллектива: совместный отдых, творческие игры, лотереи, конкурсы — что угодно, лишь бы сослуживцы поскорее поняли и узнали друг друга. В России тимбилдинг кажется совершенно излишним — одно-единственное совместное гулянье «на именины Марь Иванны» — и все узнают друг о друге все, вплоть до сексуальных пристрастий и содержимого желудков.
55
И.Ильф, Е.Петров «Золотой теленок».
56
Кречинский — брачный аферист, главный герой пьесы А.Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского».
57
Я.Гашек «Похождения солдата Швейка». Перевод П.Богатырева. Части I–II, глава IX «Швейк в гарнизонной тюрьме», в которой заключенные рассказывают дивную историю, как деревенский парень принес в двух мешках из дома провизию и курево, и «забрал он себе в голову, что все это должен сожрать один». Ему намекали по-хорошему, что неплохо бы и с голодными сокамерниками поделиться, но скупердяй уж очень боялся местной баландой желудок испортить. Естественно, сокамерники, утомленные зрелищем его непрерывно жующей толстой морды, реквизировали припасы и умяли все до крошки. А кончается история процитированным элегантным пассажем.