Ульмигания

— Барстуки — хорошие ремесленники и звездочеты, — сказал Кант. — Но мы не умеем пахать и ловить рыбу. Многие века мой народ помогал большим братьям ухаживать за домашними животными и птицей, а за это пруссы предоставляли нам пропитание. Теперь им не до нас. Война захватила все их помыслы, и поля уже никто не обрабатывает. Пусть так. Дух Гянтар научил нас держать оружие, и теперь мы можем сами защитить себя от диких зверей. Я научу барстуков пахать, и мы проживем без пруссов. Но я не могу этого сделать, пока идет война. Боевые кони топчут наши жилища, выгорают леса. Я должен остановить эту бессмысленную бойню. И ты мне в этом поможешь.

Он сказал это так, будто Вуйко обязан был в то же мгновение вскочить и побежать исполнять его волю. Но у Вуйко на его слова была совсем другая реакция. Он потерял интерес к молодому человеку.

Подошел шваб-трактирщик. Поменял пустой жбан из-под пива на полный, и, будто смахивая со стола крошки, наклонился к самому лицу Вуйко.

— Кое-кому здесь не нравится твой гость, — сказал он. — Многим он кажется самбийским шпионом. Они хотят послать за людьми фон Тиренберга.

Вуйко отмахнулся. Ему было наплевать на запуганных самбами кнехтов. Шваб пожал плечами, дескать, мое дело предупредить, и отошел за свою засаленную стойку.

Вуйко выпил пива и утерся. Молодой человек, назвавшийся принцем барстуков, выжидательно смотрел на него.

— Когда ты подходил сюда, видел там внизу на реке парусник? — спросил Вуйко.

Кант кивнул.

— Утром он уходит в Венецию, — сказал Вуйко. — И я уже уплатил за место на этом коге. Мне осточертела ваша война, ваша страна и ваше пиво. Мне надоело убивать, и я устал мерзнуть в ваших туманах. Хочу домой, в Хорватию — выращивать виноград и пить вино. И завтра я туда поеду. А тебе я советую поскорее убраться отсюда, пока кому-то не пришло в голову выяснить, зачем тебе под вилной кольчуга и кинжал.

Кант смотрел на него спокойным надменным взглядом. Вуйко сплюнул под стол и вышел из трактира до ветру.

С запада, от устья Преголлы, ощутимо тянуло сырым холодом.

«Скоро осень, — подумал Вуйко. — Этот легкий ветерок принесет с моря ураганы и бесконечный прусский дождь. А где-то там впереди, на юге, прямо за рекой, за натангами и галиндами, за ляхами и чехами, сверкает на ярком солнце зеленью садов и виноградников маленькая родная Хорватия. В трактирах темноглазые девушки, улыбаясь, уже подают искрящееся молодое вино. А у здешних — бледные хмурые лица, серые, как сталь, глаза».

Вуйко едва успел завязать тесемки на штанах, как услышал гулкий, будто ударили по бочонку, звук, и окунулся в темноту.

Очнулся оттого, что где-то капало. Крупные капли падали и разбивались, и звон от них был еще долго слышен. Вуйко повернулся, почувствовал, как раскаленным студнем что-то колыхнулось в голове, и понял, что каплями отдавалась боль.

Он лежал на куче давно сопревшей соломы. В сумерках были видны уходящие вверх стены из колотого дикого камня без малейшего намека на окна или бойницы. Лестница у дальней стены поднималась к забранному решеткой дверному проему. Оттуда в подвал пробивался свет, и раздавались голоса. Три или четыре человека где-то там играли в кости. Рядом с Вуйко, прислонившись к булыжникам стены, сидел самозваный принц.

— Где мы? — спросил Вуйко.

— В подвале замка Кёнигсберг. Тебя ударили мечом плашмя по голове, а потом связали.

— Понятно. Значит, эти смерды из трактира все-таки донесли на тебя. Я же предупреждал, чтобы ты убирался поскорее.

Вуйко сел. В голове, ударившись о стенки черепа, качнулся язык колокола. Он посидел, привыкая к головной боли, потом встал и поплелся к лестнице.

Три кнехта, пристроившись к бочке, действительно играли в кости.

— Эй, — позвал Вуйко по-немецки. — Кто-нибудь, поднимитесь в хохбург и скажите Тиренбергу, чтобы он спустился сюда.

Один из игроков поднял голову и посмотрел на Вуйко.

— Отойди от решетки, — сказал он.

— Позовите Тиренберга, — повторил Вуйко.

Кнехт взял копье и подошел.

— Я же сказал тебе, песья морда: отойди от решетки!

Он просунул наконечник копья между прутьев и попытался ткнуть им Вуйко. Тот подался в сторону, перехватил левой рукой древко и сильно дернул на себя, а правую руку открытой ладонью выбросил навстречу кнехту вперед и вверх. Кнехт взбрыкнул обеими ногами, будто хотел сделать кувырок назад, и рухнул навзничь на кирпичный пол. Лицо его залила кровь из разбитого носа. Копье осталось у Вуйко.

Два других охранника выхватили мечи и, ругаясь на нижненемецком, подскочили к дверному проему. Вуйко с копьем наготове спустился по лестнице на пару ступенек. Один из кнехтов вытащил ключ от замка, но другой не дал открыть решетку.

— Оставь его, — сказал он приятелю. — Мы с ним завтра поквитаемся.

— Слышишь, ты, — крикнул он Вуйко. — Завтра я собственноручно приколочу твои кишки к пыточному столбу. Посмотрим, будешь ли ты таким же резвым, когда учуешь запах собственного дерьма.

— Завтра я заставлю влезть тебя на тот столб и кукарекать, — сказал ему Вуйко.

Однако раздразнить кнехтов до того, чтобы те открыли решетку, ему не удалось. Продолжая ругаться, они оттащили своего приятеля к бочке и принялись останавливать кровь, хлеставшую из сломанного носа.

Вуйко спустился в подвал, бросил копье к стене и сел на солому.

— А Тиренберга нет в замке, — сказал кто-то из темноты дальнего угла. — Он уехал в Эльбинг.

— Кто это? — спросил Вуйко у Канта.

Тот сидел, безучастно наблюдая за происходящим. И сейчас он так же равнодушно пожал плечами.

— Я — Ауктуммис, — сказали из темноты. Говоривший изъяснялся с легким помезанским акцентом. — Орден сейчас готов хватать и пытать любого, кто носит прусское платье. Боятся самбийских лазутчиков. Вот и меня схватили. А вы как сюда попали?

— Заткнись, артайс, — сказал Вуйко.

— Как вам будет угодно, — отозвался помезанин. — Я просто хотел поговорить с кем-нибудь перед тем, как нас прибьют к пыточному столбу. Палач ведь не станет спрашивать, кто ты: артайс или князь. Здесь мы все равны.

— Заткнись! — громче сказал Вуйко. — Иначе ты и до утра не доживешь.

— Он прав, — тихо сказал Кант. — Самбы уже выбили крестоносцев из Гирмовы и Рудавы и готовят новый поход на Кенигсберг. Орден знает об этом, и ему повсюду мерещатся прусские лазутчики. А фон Тиренберг с великим магистром действительно уехали, и тебя некому будет спасти от пыток. Не искушай судьбу, рыцарь Вуйко. Я еще раз спрашиваю: пойдешь служить мне?

— Шел бы ты ко всем своим прусским чертям.

«Плохо, — подумал Вуйко. Если ни Тиренберга, ни гроссмейстера в самом деле нет в Кенигсберге, все может очень скверно кончиться. У Ордена не принято держать в замках постоянный гарнизон — одни монахи приходят, другие уходят. Даже если в Кёнигсберге и окажется кто-то из тех, кто знает Вуйко, разбирательства все равно помешают попасть на судно до отхода. А когда будет следующее — неизвестно. Если самбы в самом деле готовят штурм и осаду замка, то обязательно перекроют Преголлу. А там — зима. Реки и заливы могут укрыться льдом. Да, на ког не успеть, — еще раз подумал Вуйко. — Попасть в руки палача шансов гораздо больше».

— Похоже, ты знаешь, как отсюда выйти, — тихо спросил он Канта.

— Ты пойдешь со мной?

— До первого корабля из Венеции.

— Согласен.

— Как мы выберемся?

— Об этом — позже. Подождем, пока уснет помезанин.

Вуйко кивнул и удобнее устроился на соломе.

И уснул.

Ему приснилось детство. С валунами, уложенными в лямки за плечи, они бегут с отцом по горной тропе вверх, туда, откуда видна россыпь изумрудных островов в море. Отец бежит легко, и Вуйко едва поспевает за ним. Перед глазами мелькают только каблуки отцовых сапог и ножны меча. Вуйко устал и все чаще опирается рукой о торчащие по краям тропы скальные выступы. Но жаловаться и просить о передышке нельзя: он, хоть и маленький, но воин. А воины ни у кого ничего не просят, все зарабатывают своим мечом. Воин не должен замечать усталости и того, что колени сбиты в кровь о камни, он может думать только о конечной цели — о вершине, с которой видны острова Хорватии. Все. Вот и вершина. Но Вуйко не до вида раскинувшегося перед его взором моря. Он падает на землю и закрывает глаза. И вдруг чувствует, что твердая каменистая почва под ним стала рыхлой, податливой, она проваливается куда-то вниз, и Вуйко уходит под землю вслед за ней.