Ульмигания

— Я сомневаюсь в победе над крестоносцами и боюсь, что скоро в моем народе не останется воинов.

Перед лицом Монте вдруг полыхнуло, ослепив его и опалив бороду, синее пламя, резко запахло горелой шерстью и янтарем. Монтемин испугался. Понял, что сболтнул лишнее.

— Прости меня, Великий Крива, — тихо сказал он. — Я только хотел, чтобы ты укрепил меня, развеяв сомнения.

— Сомнения — дело бабы на сносях, но не витинга! — разнесся эхом над вершиной горы тявкающий голос. — Боги устали от твоих пустых вопросов. Иди и принеси им для начала в жертву Великого оленя, и тебе будет сказано, что ты должен сделать. Иди!

Не решаясь повернуться спиной к Криве, полуослепший Монтемин попятился вниз. Гады уступали ему дорогу.

Спустившись с Катавы, он на рысях увел дружину на запад, через Писсу и Анграпу — туда, где при впадении в Преголлу небольшой богатой форелью речки Ауксины на холме было одно из его базовых укреплений.[125] Таких лагерей, разбросанных по Надровии и Натангии, у него было несколько. Нигде Монте подолгу не задерживался, и в этом была причина его неуловимости. Правда, на Ауксине он появлялся чаще, чем в других местах. Подозревали, что где-то под холмом зарыта большая часть награбленных им за годы войны сокровищ.

Монтемин так торопился, что даже не заметил исчезновения двух своих витингов. Те, бездыханные, лежали под кучей листьев, а их лошади шли в поводу у галопом несущихся к Кёнигсбергу братьев-поморян. Для того чтобы домчаться до замка без остановок, нужно было менять коней. Поморяне несли ландмайстеру весть о новом, особо опасном языческом центре на Катаве.

Тем временем в Диком лесу трое охотников, став бестелеснее тени, следовали за Монте.

К вечеру отряд прибыл на место. Генрих собрал витингов в круг и объявил, что боги проявили милосердие к своему народу — вернули ему Криву, и теперь, под его духовным началом…

Генрих Монтемин говорил хорошо — он не зря посещал в Магдебурге университет, — однако в голосе его все больше сквозила неуверенность. Он видел, что воины плохо слушают, ропщут, а кое-кто из них стал затягивать упряжь на лошадях. Монте прервал речь и тяжело обвел взглядом витингов.

— Что происходит? — спросил он.

Ему никто не ответил, но еще несколько человек пошли к своим коням.

— Гедаут, Вайкит! — окликнул их Монте. — Я еще не закончил говорить. Куда вы собрались?

— Домой, — ровным голосом, как о давно решенном деле, сказал Вайкит, прилаживая седло. — В Натангию.

После этих слов, как по команде, те, кто еще не решился оборвать действием вождя, направились к лошадям. Почему-то особенно задело Монте, что и Кандайм, человек, которого он знал еще с детских игр в крепости Бислейда[126] — отец витинга приходился родственником матери Монте, — и тот уже был верхом.

— Кандайм! — крикнул Монте. — И ты с ними?

— Сколько можно воевать, Генрих? — сказал Кандайм, отворачиваясь. — Я уже забыл, как выглядят мои жены, и даже не знаю, все ли они живы? Лес наступает на наши поля. Война бессмысленна. Монахов не становится меньше, сколько бы мы их ни убивали, а у племени скоро не останется мужчин, чтобы защитить наши деревни хотя бы от диких зверей.

— Крива пошлет на ваши головы гнев Перкуна!

— Ничего, богов мы умилостивим жертвами, а Криве, если это действительно он, лучше позаботиться о своей голове. Крестоносцы придут и в Надровию.

— Кандайм, ты же был мне другом… Ты клялся в верности!

— Да. Но только ты тоже обещал скорую победу над христианами. А мы уже состарились на этой войне.

— Ты не витинг! — рассвирепел Монте. — Ты — артайс. Убирайся! Убирайтесь все! Мне не нужны крестьяне. Я наберу новую дружину, а ваши дети проклянут вас за трусость!

Дьюла, следивший за этой сценой, скрытый ветвями старой липы, видел, как витинги покинули засеку, и сразу за этим Монте, заперев ворота, вошел в глинобитную хижину. Венгр быстро спустился с дерева и, пригибаясь, побежал к оврагу, где прятался Вуйко.

Брать Монтемина решили не медля, пока кто-нибудь из натангов не надумал вернуться к своему вождю. Однако, перебравшись через частокол ограды в укрепление, охотники не нашли князя.

Конь Монте стоял у входа в хижину, но его хозяин исчез. Вуйко и Дьюла шаг за шагом обшарили всю засеку и, озадаченные, покинули ее.

Монте в это время находился в прямом смысле у них под ногами, в подземелье, где многие годы хранил свои сокровища — церковную утварь, дорогие ткани, оружие, деньги. Уверившись, что все цело и не подпорчено сыростью, Генрих завернулся в расшитую золотыми нитками парчу и прилег прямо на землю у одного из сундуков.

Он обойдет всю Надровию, а если понадобится — и другие земли, и найдет Короля-Оленя, — думал Монте. Боги примут его жертву, подарят ему удачу, и у него снова будет большое войско. Он вышибет христиан из Твангсте и Хонеды и станет Великим Князем пруссов.

С этими мыслями он и уснул.

Глава 6

Утром Монтемин, едва выйдя за ворота укрепления, столкнулся с вооруженными людьми. Их было четверо.

— Кто вы? — спросил Монте, выхватив меч из ножен.

Один из них, пониже ростом, но гораздо плотнее своего напарника, поднял левую руку с завязанным тряпицей обрубком большого пальца.

— А-а! — зло усмехнулся Монте. — За моей головой пришли? Ну что ж, попробуйте ее взять. Кто первый? Ты, беспалый?

Тот покачал головой, даже не пытаясь поднять меч, на яблоко рукоятки которого опирался.

— Я не буду с тобой драться, Монте. Ты давно уже не воин, а с ворами и предателями не дерутся, их казнят. Мы тебя просто повесим, Генрих из рода Монтеминов. Можешь помолиться своим деревяшкам.

Монте громко и яростно зарычал и бросился на Вуйко, но вдруг его шею захлестнула петля аркана. Щелкнула узлом, затягиваясь, дернула и поволокла по земле за лошадью Вислоухого. Монте, извиваясь, пытался обрубить аркан мечом, но жесткая волосяная веревка, впившись в гортань, уже ломала ее, отнимая у вождя сознание. Он выронил клинок.

Татарин помчался к лесу, отвязал от луки седла конец аркана и перекинул через ветвь ближайшей ольхи. Потом перехватил его обеими руками, пришпорил коня, и бьющийся в агонии Монте был вздернут на дерево.

Подоспевшие Вуйко с венгром помогли закрепить веревку. Дьюла на всякий случай несколько раз ткнул уже безжизненное тело копьем.

Глава 7

В те времена люди старели быстро, а воины умирали, не успевая состариться. Вуйко в свои сорок лет вполне мог считать себя пожилым и умудренным жизненным опытом человеком. И он знал: не все, что на первый взгляд кажется смешным и нелепым, действительно смешно.

Молодой человек, сидевший напротив через стол, не казался сумасшедшим, хотя в то, что он рассказал, было трудно поверить. Звали его Кант и был он ни много ни мало — принцем барстуков. В другое время, в другой стране Вуйко не поверил бы и в существование самого карликового народа — человечков, не достававших головой взрослому мужчине и до колен, но здесь он их видел. Он даже мог допустить, что у барстуков есть свои короли и принцы, возможно даже, они выбирают властителями нормальных людей. Однако молодой человек назвался сыном какого-то духа, который несколько десятков лет назад спустился с небес для того только, чтобы обучить барстуков пользоваться мечами и оставить семя, из которого и появился на свет Кант.

Вуйко еще раз оглядел его. Бледное лицо с висящими по бокам короткими косицами цвета выгоревшей на солнце ячменной соломы, видно, что волосы он начал отращивать недавно. Серые спокойные глаза, слегка высокомерный взгляд. Под плотно запахнутой вилной простолюдина угадывается кольчуга. Нет, он явно не походил на сумасшедшего. Дейвуты не носят доспехов.

— Хорошо, — сказал Вуйко. — Допустим, я поверил во все, что ты тут наговорил. Но зачем ты мне это рассказывал?

125

Холм позже в честь Генриха Монтемина получил название Монтегарбен.

126

Бислейда — родовая вотчина рода Монтеминов. Ныне — Безледы (Польша).