Страница 7 из 82
— Для чего вовремя? — заинтересовался Хаген, — Я смотрю, готовится какое-то празднество, — Он улыбнулся: — Или вы украшаете замок в честь моего счастливого возвращения?
— Нет, хотя, когда из далекого путешествия возвращается живым и невредимым добрый друг, это повод для праздника. Бургундия наконец заключила мир с Римом, Хаген, — неужели ты об этом не слышал?
Хаген ошарашенно покачал головой:
— Мир? А разве мы воевали?
Гизелер рассмеялся:
— Нет. Но тут… — Он махнул рукой. — Ну что я болтаю? Ты вернулся из далекого похода и наверняка сам расскажешь много нового, поинтереснее, чем скучная политика да мирные соглашения, которые и так будут нарушены при первой же возможности. У нас еще будет время об этом поговорить. Расскажи же, что было с тобой, — Он хитро улыбнулся: — Сколько драконов ты прикончил и сколько поработил великанов?
Хаген рассмеялся:
— Очень многих, но и тебе, Гизелер, я оставил их предостаточно. Но давай и об этом попозже.
— Конечно, — Гизелер виновато кивнул, — Ты, наверное, устал и голоден. Я сейчас пошлю Румольда приготовить тебе обед. Только давай сначала пойдем к Гунтеру. Он будет очень рад тебя видеть. Нам всем тебя очень не хватало, — Юноша повернулся и проворно побежал вверх по ступенькам.
— Ну-ну, не так быстро! — с досадой крикнул Хаген, — Я пожилой человек и никак не поспеваю за твоими молодыми ногами, — Вслед за Гизелером поднявшись по лестнице, он шагнул в длинный сводчатый коридор, — Иди вперед и предупреди короля, — попросил он, — А я сперва зайду к себе и переоденусь. Мой плащ покрывает пыль шестидесяти дней пути.
Помедлив, Гизелер кивнул и поспешил выполнить просьбу. Хаген смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за поворотом на другом конце просторного пустого зала. Он остался один: стражников, обычно стоявших по обе стороны коридора, сейчас не было — скорее всего, Гунольд, отобрав у них мечи, вручил взамен поварешки и метелки, чтобы и их задействовать в предпраздничных хлопотах. Вормс был мощной крепостью, но в мирное время его охраняли не слишком-то бдительно. Любой воин кроме боевого снаряжения имел и другое платье — мастерового или ремесленника.
Хагену вдруг стало холодно. Теперь, когда тяготы пути были позади, им овладела смертельная усталость. Руки задрожали, к горлу подступил неприятный комок. Тело — да и душа — требовало вожделенного покоя. Усталым движением он провел рукой по лбу. Времени у него было не много: Гунтер хотел видеть его сейчас, а терпением король не отличался. Если Хаген тотчас же не явится пред его очи, Гунтер пошлет за ним в его комнату, а этого Хаген не хотел.
Тронье миновал полутемный коридор и, тяжело ступая, поднялся по лестнице. Его комната находилась в самом конце бокового прохода. Заскрипел массивный засов, тяжелая дверь со скрежетом отворилась. В маленькой каморке царил полумрак: деревянные ставни закрывали окошко, не пропуская внутрь солнечный свет. Здесь было довольно холодно, застоявшийся воздух пах сыростью. За все время отсутствия хозяина в комнате никто не побывал: разбросанная по кровати одежда лежала так же, как он ее и оставил; только теперь она стала влажной.
Вздохнув, Хаген шагнул к окну и отворил ставни. Резкий дневной свет хлынул в комнату, и теперь стало видно, что все здесь покрыто толстым слоем пыли. На столе стояла серебряная миска с водой, которой он умывался в день отъезда. Наклонившись над ней, Хаген вгляделся в свое отражение. На поверхности воды образовалась серая пленка, и лицо его смутно проступало сквозь нее. Он пошатнулся, уперевшись руками в стол, — изображение задрожало и расплылось. Но в последний миг ему показалось, что видит он не свое лицо, а застывшую маску смерти — голый череп с пустыми глазницами.
Одним рывком Хаген выпрямился. Со двора доносились окрики кнехтов и топот копыт, чей-то веселый смех. Подул ветерок — холодный воздух будто ножом полоснул по горлу. Изо всех сил Хаген вцепился руками в подоконник.
«Успокойся! — приказал он себе. — Забудь о глупой болтовне старой ведьмы!» Встряхнувшись, Хаген до боли сжал кулаки. Дождавшись, пока перестанут дрожать руки, он шагнул к кованому сундуку. Нужно было торопиться — Гунтер не любил ждать. Хаген быстро переоделся и вышел из комнаты, лицо и руки его все еще покрывал холодный пот.
Новый костюм не сильно отличался от платья, в которое он был одет прежде: черный, простого покроя, на первый взгляд выглядящий даже бедным. Но теперь плащ украшал не боевой топор Тронье, а вышитые серебряной нитью Роза и Крест Бургундии. Меч был вложен в новые роскошно отделанные серебром ножны. Хаген не придерживался здешней традиции — иметь для каждого повода особенное оружие — и всегда носил при себе свой единственный меч — добрый клинок его еще не подводил. Опробованный во многих схватках, он ни разу не погнулся и не выскользнул из руки хозяина. Как и массивный шлем Хагена, и тяжелая кольчуга, со стороны меч казался громоздким и неуклюжим, но в нем заключалась недюжинная сила. Пожалуй, это был один из секретов Хагена: с мечом в руках он был чуть проворнее, чем обычно, сила удара — немного сильнее. Ровно настолько, чтобы побеждать.
Всегда.
Проходя по темным сырым коридорам, Хаген подумал о Гримварде и остальных воинах. Целых шестьдесят дней они жили как родные братья, но эта связь — Хаген понял только теперь — была недолговечна. Все они снова станут частью крепости: безликие фигуры в боевом снаряжении Бургундии, безымянные и безвестные. Да им и самим хотелось бы поскорее обо всем забыть.
Гунтер ожидал его в тронном зале. Он был не один. За узким длинным столом подле трона сидели Гизелер, Эккеварт и Фолькер из Альцая, вполголоса переговариваясь между собой. Увидев Хагена, они вскочили и поспешили ему навстречу. Эккеварт заключил его в крепкие объятия, а музыкант с силой сжал ему руку.
— Как я рад вновь видеть тебя в Вормсе живым и невредимым, Хаген! — воскликнул Фолькер, — Долго же ты путешествовал. Надеюсь, тебе есть что рассказать нам — я хочу сложить новые песни о твоем славном походе.
Такая словоохотливость Фолькера удивила Хагена. Он слыл при дворе молчуном и красноречив бывал, лишь когда пел свои песни. Тогда он мог не закрывать рта ночи напролет.
Хаген сердечно пожал ему руку и повернулся, чтобы поприветствовать Гунтера. Король Бургундии так и не встал с массивного деревянного трона. Голова Гунтера была непокрытой — корону он надевал лишь в торжественных случаях, а иногда и спасаясь от холода, проникавшего в замок даже сквозь толстые стены. На нем была толстая, отороченная мехом мантия, в которой он казался шире в плечах и старше своих лет. Король улыбнулся, но его улыбка была усталой — вокруг рта залегли глубокие складки. Он сидел немного сгорбившись, левая рука покоилась на рукояти меча — но казалось, будто он опирался на массивное оружие.
Хаген шагнул к нему. Остановившись подле трона, он прижал левую руку к груди и поклонился.
— Я вернулся, мой король!
Гунтер кивнул, слегка приподнялся на троне — но тут же со сдавленным стоном опустился. Губы его дрожали.
— Хаген из Тронье, — пересиливая боль, начал он, — Король рад вновь видеть тебя в стенах Вормса. Прости, что не могу встать, дабы приветствовать тебя должным образом: слишком болит спина.
— Ты ранен? — обеспокоился Хаген.
Гунтер криво усмехнулся:
— Боюсь, уязвлено не тело, а моя гордость. Смеяться будет все королевство, если узнают, что Гунтер Бургундский упал с лошади. Да к тому же с кобылы, — прибавил он, преувеличенно тяжело вздыхая.
Гизелер лукаво улыбнулся, однако промолчал — хотя явно не из глубокого почтения к трону или королю. Хаген оставался серьезен:
— Рана тяжелая?
Гунтер покачал головой:
— Вот уже три дня я передвигаюсь с трудом, но чувствую себя все лучше и лучше, — Он опять попытался встать, но снова застонал. Глаза его яростно блеснули, — Будь любезен, Хаген, помоги человеку, который не в состоянии даже подняться на ноги.
Хаген шагнул к трону. С трудом приподнявшись, король грузно оперся на его плечо: ранение, видимо, было куда серьезнее, чем он в этом признавался. Хаген был обескуражен: не мог Гунтер ни с того ни с сего свалиться с лошади.