Рыцарь Хаген

Животное стояло у самой воды, наслаждаясь живительной влагой. Дыхание его успокоилось, но хвост нервно ходил ходуном, а шкура, сплошь покрытая язвами и царапинами, окончательно потеряла былой глянец. Тяжелый запах распространялся вокруг — запах усталости и болезни. Хаген остановился, потрепал коня по шее и обеспокоенно оглянулся. Не только его конь был на грани изнеможения, всадники тоже выглядели не лучше. Но люди послушно поднялись все до единого и принялись седлать коней. На их лицах лежала глубокая печать усталости.

— Что с тобой? — Голос Гримварда звучал обеспокоенно, и Хаген понял, что от друга не ускользнуло его состояние. Но сил ответить уже просто не было.

Гримвард шагнул к нему:

— Хаген, что с тобой?

— Ничего, — с трудом выдавил Тронье. — Ничего не случилось. Я переменил решение, вот и все. Мы шестьдесят дней провели в пути и теперь должны как можно скорее возвратиться домой.

— Но…

— Не важно, как мы выглядим, Гримвард. Тот, кто испытал то, что довелось пережить нам, имеет право на усталость.

На мгновение Хаген ощутил, будто темные глаза лангобарда проникли в самую глубину его души. Он вдруг почувствовал себя совершенно незащищенным. «Что со мной? — испуганно подумал он, — Был ли это сон? Неужели я настолько устал, что уже не отличаю грез от действительности?» Хаген сжал левую руку в кулак и почувствовал боль. Повязка плотно стягивала кисть — нет, это был не сон.

— Седлайте коней, — хрипло проговорил Хаген.

Гримвард молча кивнул.

Резким движением Хаген вскочил в седло. Остальные без колебаний и ропота последовали его примеру. В глазах воинов не было ни следа упрямства или противоречия, хотя всем им был необходим отдых. И внезапно Хаген ощутил глубокую пропасть, возникшую между ним и воинами. Возможно, именно потому, что никто не роптал, не жаловался, он почувствовал это со всей ясностью. Никогда ему больше не преодолеть этой пропасти.

Отряд тронулся в путь. Быстро скрылось из виду за поворотом место привала, холодное дыхание реки окутало их. Но солнце поднималось все выше над горизонтом, постепенно становилось теплее, одежда всадников начала подсыхать. Однако с севера снова приближались тяжелые тучи, и вскоре заморосил дождь.

Хаген опустил голову, пряча лицо от ледяных уколов. Берег реки превратился в сплошное месиво, лошади то и дело спотыкались. Дождь пошел сильнее, ветер злобно завывал. В другое время Хаген отдал бы приказ остановиться и переждать бурю, но что-то неудержимо гнало его вперед, в Вормс. Будто он должен был убедиться, что вопреки пророчеству старухи там все благополучно.

Не останавливаясь, отряд продвигался все дальше на север, минуя заболоченные луга и поля, продираясь через перелески. Вормс был уже недалеко, все чаще по дороге попадались отдельные домики и постоялые дворы, путь был изборожден колесами телег и повозок. Теперь Хаген не стремился избегать встреч с людьми: он во весь опор гнал лошадь, приближаясь к цели кратчайшим путем. Воины не замечали бросаемых на них удивленных и испуганных взглядов прохожих, спешащих освободить дорогу бряцающему оружием отряду рыцарей, несущему в их мирную размеренную жизнь отголосок войны и бедствий.

И вот наконец перед ними выросли крепостные стены Вормса — массивные и мрачные, но родные — вожделенная цель трудного пути. Ярко-желтые соломенные навесы на ярмарочной площади возле городских ворот издали бросались в глаза — будто искусный художник попытался оживить мрачный зимний пейзаж. Над стенами крепости развевались пестрые вымпелы и флаги, словно разноцветные птицы или цветы, пережившие зиму и теперь приветствовавшие наступающую весну. Шлемы стражников на башнях сверкали на ярком полуденном солнце, пробившемся наконец сквозь тучи. До слуха Хагена донесся тоненький сигнал фанфары: очевидно, отряд заметили издалека.

Не сбавляя темпа, они въехали в город и по булыжной мостовой понеслись к воротам крепости. При виде отряда люди бросались врассыпную; матери поспешно загоняли детишек во двор, оконные ставни с шумом захлопывались. Отряд въехал на мост, и топот копыт перерос в угрожающий низкий гул, похожий на раскаты грома. Из крепостного рва повеяло ледяной сыростью.

Двустворчатые ворота замка приветственно распахнулись перед ними, массивная решетка поползла вверх. Один из стражников поднял руку и отступил в сторону, чтобы пропустить отряд. Но Хаген, резко натянув поводья, остановился. Остальные последовали его примеру.

Оглянувшись, Хаген замер от неожиданности. Лицо Гримварда превратилось в окаменевшую маску смертельной усталости, черты его заострились, глаза запали. Он выглядел больным и изможденным. Остальные производили не лучшее впечатление. Казалось, люди давно уже перешагнули границы своих сил. Сердце Хагена кольнуло: ведь он загнал до полусмерти людей и лошадей, даже не заметив этого. И ни один из воинов не издал ни звука протеста или жалобы.

— Господин?

Теперь, когда перед ними были стены Вормса, где их ожидала привычная жизнь при дворе, Гримвард снова обращался к нему официально. Хаген не возражал. Слова дружбы, произнесенные им сегодня утром, были моментом слабости. Слабости, которой он позволять себе не должен. Не здесь. Гримвард это понимал.

Хаген ответил не сразу. Прищурившись, он взглянул на небо. Над рекой кружил черный силуэт. Ворон. Он все время следовал за ними.

— Послушай, Гримвард, ты не утратил мастерства в стрельбе из лука?

Лангобард схватил свой висевший у стремени тисовый лук:

— Почему ты спрашиваешь, господин?

Хаген показал на ворона.

— Сбей его, — приказал он, — В Вормсе тебе не бывать, вестник беды.

— Но я… — Гримвард непонимающе воззрился на ворона, затем перевел взгляд на Хагена.

Птица продолжала кружить над рекой. Лангобард решительно выхватил из колчана одну из двух остававшихся стрел, натянул тетиву и, по обыкновению долго не целясь, выстрелил. С протяжным свистом стрела понеслась вперед. Но внезапный порыв ветра отбросил ее далеко в сторону — не задев черной птицы, стрела упала в воду.

Чертыхнувшись вполголоса, Гримвард схватил последнюю стрелу, но Хаген остановил его.

— Не нужно, — пробормотал он. — Это все, что я хотел знать. Судьбу подстрелить невозможно.

Натянув поводья, он пришпорил коня и поскакал в ворота, не дожидаясь остальных.

На внутреннем дворе царила невообразимая суета, и Хаген в первый момент с непривычки растерялся: куда он попал? Туда-сюда сновали мужчины и женщины с корзинами и сосудами в руках, отовсюду раздавался звон посуды, крики и хохот. Все были заняты предпраздничными хлопотами. Женщины украшали двор венками и пестрыми гирляндами. Навстречу Хагену тотчас же поспешили несколько кнехтов, чтобы помочь ему слезть с лошади.

Но Хаген проскакал мимо и остановился возле лестницы с колоннами, поднимавшейся к входу в главную башню. Соскочив с седла, он схватил свой щит и устремился наверх.

— Хаген! Дядя Хаген! Вернулся!

Хаген резко обернулся. Лицо невольно расплылось в широчайшей улыбке, когда он узнал спешащего к нему Гизелера, младшего из трех братьев — королей Вормса и Бургундии.

— Хаген! — Гизелер, не скрывая восторга, заключил воина в крепкие объятия. С трудом Хагену удалось освободиться. Гизелер рассмеялся. Его низкий сильный голос никак не вязался с мягкими, благородными чертами лица, обрамленного черными вьющимися локонами, стройной фигурой и изящными руками. Хотя он находился еще в том возрасте, когда мальчик не до конца превратился в мужчину, Гизелер ростом был выше Хагена и обладал недюжинной силой. Так что те, кто считал, что таким изящным пальцам пристало обращаться лишь с гусиным пером или с игрушкой, а не с боевым мечом, могли убедиться в обратном. — Вернулся, и как раз сегодня! — Он снова рассмеялся и еще раз крепко обнял Хагена, совершенно не заботясь о том, что королю не следовало бы себя так вести на глазах у всего двора. Гизелер отступил на шаг назад. — Ты выглядишь усталым. — Он бросил взгляд на спутников Хагена, спешивавшихся с коней, — Да и твои воины тоже. Вы наверняка скакали всю ночь напролет, чтобы вовремя попасть в Вормс.