Ничего не обещай

– Нет, – мрачно заявил он. – Рокси, мне надо идти.

Ее голубые глаза расширились от удивления.

– Прямо сейчас?

– Мне нужно возвращаться в офис.

– Разве ты не можешь задержаться на часик? Мы могли бы вспомнить старое.

– У меня работа.

Она улыбнулась ему улыбкой искусительницы:

– Но это не значит, что ты не можешь иногда поцеловаться с женщиной.

– Я не могу целоваться с тобой, – твердо заявил он.

– Почему? – раздраженно спросила она. – Я теперь уже не замужем.

– Дело совершенно не в этом. – Дело в его способности, вернее, в его неспособности себя контролировать, мыслить трезво и принимать взвешенные решения. И еще в том, как грудь Рокси прижималась к его груди, как сережка в ее пупке шаловливо подмигивала ему из просвета между топом и шортами.

Ник развернулся и забрался в машину. Захлопнув дверцу, он завел двигатель, не рискуя даже взглянуть на нее еще раз.

– До свидания, Тремейн. Передай брату, что как-нибудь я к нему загляну.

С этими словами он уехал. Рокси смотрела ему вслед, и глаза ее были холодны как лед, а губы припухли от его поцелуев.

Все было точно так же, как в прежние времена.

Из окна спальни наверху, Марк, пока бригада «скорой помощи» укладывала свои приборы, наблюдал за тем, как Рокси, круто повернувшись, решительной походкой направилась к дому. Интересно.

Если честно, неожиданный развод Рокси и Брайана его обрадовал. Он, конечно, ни за что не станет говорить об этом сестре. Многие пытались приободрить его во время развода с женой, рассказывали о недостатках и несовершенствах Арни. Им казалось, что они оказывают ему услугу. Но это не помогало.

И Рокси это тоже не поможет. Ей еще предстоит найти свою дорогу к миру с самой собой. Хотя… Он посмотрел на дорогу, туда, где только что стояла машина Ника. Хотелось бы, чтобы эта встреча не принесла ей новую боль и разочарование.

Марк вернулся в спальню матери и раздраженно огляделся. Спальня была белой. Вся. Не кремовой, не светло-серой, а именно белой, ослепительно белой, наглядный пример того, что можно считать образцовым штампом из фильмов о Юге времен Гражданской войны. Кровать под белым балдахином, простыни с кружевным подзором, пуховое одеяло, салфетки, шторы на окнах, ковер, туалетный столик, книжные полки – все белое и в кружевах с рюшами. Даже безделушки в комнате и те были белыми – свечи, рамки для фотографий, подушки, горкой сложенные на кровати, несколько книг, пара пейзажей (хотя и изобилующих белыми пушистыми облаками) да мамино лицо были единственными цветными пятнами в этой белой комнате. Марк перевел взгляд на мать:

– Надеюсь, ты счастлива.

Она отвела глаза и взяла с тумбочки зеркальце и тюбик с губной помадой.

– Не понимаю, о чем ты.

Несколькими отработанными мазками она нанесла номаду.

– Тебя бы следовало отшлепать за ту сцену, что ты закатила лишь потому, что тебе не понравился цвет волос Рокси.

Мать положила помаду на тумбочку и взяла пудреницу.

– Я не закатывала сцен. Я упала в обморок. Я так ослабла, а тут еще такой шок…

– Ты все это подстроила. С самого начала. Готов поспорить, ты видела Рокси, когда она выходила из машины, и все спланировала, пока мы говорили с доктором.

На скулах Лилы Тремейн появились два, красных пятна.

– Я ничего такого не делала.

– Ты мне это говоришь!

– Впрочем, все не важно. Бедная Рокси! Удивительно, как Брайан разрешил ей так испортить волосы. Ему всегда удавалось держать в рамках ее импульсивную натуру.

Марк сунул руки в карманы.

– Мама, оставь Рокси в покое. Она не нуждается в твоей помощи. Это тебе нужна ее помощь.

– Но не могу же я заставить себя не беспокоиться о собственной дочери! Я позвоню Терезе в «Укладку и завивку» и запищу Рокси к ней. Я уверена, что Тереза сделает с ее головой что-то приличное.

– Ты не станешь этого делать, – с тихой угрозой сказал Марк.

Лила Тремейн поджала губы.

– Но ее голова – просто ужас.

– Пусть что хочет, то и носит у себя на голове. Это ее дело. Если она решит изменить прическу, стиль одежды или вообще всю свою жизнь, то это будет ее выбор, а не твой.

Марк направился к двери.

– Ты уж меня извини, но мне надо распаковать вещи. Рокси и Танди могут занять две комнаты наверху. А я устроюсь в своей старой комнате внизу.

– Хочешь держаться от меня как можно дальше, – желчно заметила миссис Тремейн. – Есть вещи, которые никогда не меняются.

Марк остановился и оглянулся на мать.

– Верно, – медленно проговорил он. – Некоторые вещи никогда не меняются. Даже когда перемены необходимы.

Лила нахмурилась:

– Ты всегда был трудным ребенком. Рокси никогда так не испытывала мое терпение, как ты.

– Она никогда не говорила тебе «нет». Но у меня такое чувство, что кое-что должно измениться.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего. Ты не могла бы составить список того, что должно быть сделано по твоей благотворительной работе? Мы с Рокси готовы приступить к своим новым обязанностям с завтрашнего дня.

Мать выдвинула ящик прикроватной тумбочки и достала маленький блокнот. Исписав страницу, она вырвала листок и протянула его Марку:

– Вот список моих обязанностей на неделю.

Марк подошел к кровати и, взяв список, пробежал по нему глазами.

– Господи! Ты дома хоть бываешь?

– Зачем мне бывать дома? Он все равно пустой. – Лила поджала губы и опустила голову на подушки. – Я целыми днями одна, но вам, похоже, нет до этого дела.

На верхней губе Лилы выступили крохотные капельки пота, и на какой-то миг она превратилась в женщину своего возраста – на вид ей можно было дать шестьдесят два, и ни годом меньше. Марк посмотрел на руки матери. Они были такими же белыми, такими же бесцветными, как одеяло, на котором они лежали. Кожа на руках сморщилась и обвисла.

Мать не была той железной леди, какой он всегда ее считал. Она была женщиной из плоти и крови, и сейчас, хотя она и не хотела, чтобы кто-нибудь об этом знал, она была слаба, как котенок.

Марк наклонился и похлопал ее по руке:

– Прости, мама. Ты многое делаешь для этого города. Мы с Рокси будем выполнять всю твою волонтерскую работу, пока мы здесь.

Лила неуверенно улыбнулась сыну.

– Я запишу Рокси к парикмахеру прямо сейчас. Надо, чтобы она сходила туда до того, как будет с кем-то встречаться от моего имени. О чем она думала, когда перекрашивалась в этот ужасный цвет? Может, у них в Роли так принято? – Лила поджала губы. – Я никогда не хотела, чтобы они с Брайаном туда переезжали. Он вполне успешно мог бы заниматься своей адвокатской практикой здесь.

– Ты этого не ожидала, когда толкнула Рокси в его объятия, верно?

Мать заморгала:

– Не понимаю, что ты имеешь в виду. Брайан и Рокси любят друг друга.

– Ладно. – Со списком в руке он направился к двери. – Мы с Рокси завтра же приступаем к работе. А пока тебе надо поспать.

– Марк?

Он остановился у двери и оглянулся.

Во взгляде матери гнев боролся с чем-то еще. Наконец она вздохнула, и плечи ее опустились, словно сложились крылья у бабочки. Глаза ее наполнились слезами.

– Спасибо тебе, – выдавила она.

– Пожалуйста. – Марк вымучил улыбку. Временами сарказма в нем хватало на двоих, но циником он не был. Не был, несмотря на то, что Арни вырвала его сердце и растоптала в грязи. Да, он стал жестче, недоверчивее, но женские слезы действовали на него все так же сильно, особенно когда эти слезы были настоящими. Как, например, сейчас. – Спи. Мы будем здесь, если тебе понадобимся.

Он тихо прикрыл дверь и остановился, прислонившись к ней спиной. За последние двадцать четыре часа мир перевернулся с ног на голову. Его темноволосая застенчивая сестренка превратилась в блондинку и секс-бомбу, одержимую желанием соблазнить городского шерифа, а его мать с сердцем из камня превратилась в хрупкую, плаксивую, растерянную женщину. Видит Бог, ему надо выпить.