Страница 5 из 40
Будущее будущим, но Глеба, если говорить по совести, на молодежных собраниях очень заинтересовало и "настоящее" — высокая черноволосая девушка с выразительными, хотя и несколько грубоватыми, чертами лица. Он узнал ее имя — Вера Шантина, дочь смотрителя Петропавловского маяка. Ему теперь не раз снилась отвесная скала с белой башней, мимо которой он проплывал осенью на "Астрахани". Там живет она и сюда не боится одна за двадцать километров на лыжах приходить. Боится!.. Вера — делегат первой камчатской конференции комсомола. Всезнающий Сима сообщил, что у нее с отцом бывают крупные ссоры "по поводу политических разногласий". Глеб, легко сходившийся с людьми, в присутствии этой девушки как-то деревенел, или, по характеристике товарищей-электриков, становился похожим на столбовую траверзу…
А электрические дела подвигались хорошо. 18 марта 1928 года состоялся пуск первой на полуострове коммунальной электростанции. Вспыхнули огни в домах на трех улицах, на Ленинской — даже матовые уличные фонари. Этот день стал настоящим праздником. Демобилизованным воинам-ленинградцам и всем другим строителям горожане воздали должное.
– Конечно, пока наша электростанция работает на дровах, но скоро переведем ее на нефть, — толковал Михаилу Быстрову "нефтяной бог" — охотник Скурихин. Со своим дружком Вороновым он обнаружил еще в 1921 году в Кроноцком заповеднике, на восточном берегу Камчатки, нефтяной источник и застолбил это место с намерением создать "нефтяную кампанию". И в самом деле, "ключом" уже интересовались различные геологические инстанции.
Михаил Быстров, намеревавшийся специализироваться на поисках золота, прослышав о камчатской нефти, увлекся ею и твердо решил к лету с первой же геологической партией направиться на разведку.
18 марта 1928 г. состоялся пуск первой на полуострове
коммунальной электростанции. (В центре Г. Травин)
– Нефть, она, понимаешь, лучше дров, — продолжал изрекать охотник, дыша водочным перегаром в лицо задумавшегося молодого геолога…
"Ее же можно по трубопроводу качать, порт-то всего один — Петропавловск", — думал свое Быстров.
– Но ключа нашего мало. Залежь надо искать, — бубнил Скурихин. — По-научному, "структуру". Во! — многозначительна заключил он…
Электричество горело в ту ночь до рассвета, и молодежь, словно под новый год, то танцевала и веселилась в маленьком клубе "Коминтерн", то выходила на Ленинскую, где сияли фонари. До них можно рукой достать, провода лежат чуть не на сугробах, наметенных мартовскими пургами. Посередине улицы "место дороги лоснилась укатанная лыжня, чуть в сторону — и провалишься по пояс, а то и по шею. Но сегодня в этой пуховой снежной обочине перебывали почти все. Играли в снежки, шутили, смеялись. Меньше в этой кутерьме досталось Глебу, так как при медвежьей силе он обладал еще и мгновенной реакцией, успевал отражать нападения.
На пути к дому Глеб встретил группу девушек, в центре которой стояла на лыжах Вера. Девушки громко спорили.
– Куда тебя несет под утро? Переночуешь и уйдешь. Была бы нужда… Глеб, проводи ее, — закричали они, заметив Глеба.
– Я, пожалуй, готов, — смущенно согласился молодой человек.
– Идите быстрей за лыжами, — косвенно приняла предложение Вера.
***
Зимой все спортивные занятия у Глеба сводились к катанию на коньках. А лыжи, считал он, чисто охотничий инструмент. Правда, на Камчатке он уже успел порядочно походить на них. Улицы регулярно заметали пурги. Чтобы перебраться из дома в дом, рыли траншеи. Кое-где эти ходы сообщения переметало сверху, и тогда они превращались в туннели. Короче, без лыж в это время года в Петропавловске не обойтись, в каждой семье их по несколько пар. В этих условиях Глебу казалось, что он лыжник не хуже других. Однако сейчас ему пришлось произвести переоценку своего умения.
Упруго переступая ногами и чуть помогая палками, девушка без малейшего напряжения брала подъемы, обходила рощицы, по отдельным камням перешагивала через незамерзающие ключи. Уже давно миновали радиостанцию, ее высокие мачты чуть темнели на фоне бледного предутреннего неба.
– Перевалим Сапун-гору и станет легче, — обернулась Вера.
– Спасибо за внимание, — буркнул Глеб. Ему было обидно, что девушка поняла его состояние. Он не то чтобы устал, просто тяжело с непривычки держать такой темп по лесистым косогорам. Глеб часто терял из виду фигурку девушки и нагонял ее, не столько надеясь на искусство езды, сколько на силу рук, тратя попусту много энергии. Надо полагать, его пыхтение и донеслось до Веры.
Лыжня, четкая и твердая, как тропинка, блестит под светом луны. Пересекая ее, лежат кривые тени деревьев. Чуть поскрипывает снег.
– Вера, вы давно на маяке живете?
– Как с Командорских островов приехали. Мне тогда десять лет было.
– Вы отлично на лыжах ходите!
– Да?..
– Знаете, о чем я хочу спросить?
– Конечно, знаю, — рассмеялась девушка. — Умею ли я ездить на велосипеде. Вы всех об этом спрашиваете.
Но Глебу не до обиды.
– Да нет, не смейтесь. Что если провести в Петропавловске соревнования по лыжному спорту и конькам? По всем правилам, мужские и женские.
И кто его знает, как получилось, только темп движения резко упал, и молодые люди толковали о соревновании столь детально, что, когда подходили к маяку, уже вставало солнце. Облитая лучами белая башня казалась невесомой, Скала под ней будто исчезла, а океанские волны, наступавшие издали, громыхали прямо у массивных стен.
Рядом, занесенный до крыши, дом смотрителя. Отрыты только окна да двери и проложена тропинка к маяку.
– Пойдемте, наши уже встали, — пригласила девушка. — Если хотите знать, по-камчатски будет даже неучтиво — уехать, не зайдя в дом, не поделясь новостями. Так что вам теперь деваться некуда. С отцом познакомитесь.
Высокий бритый старик с седыми густыми бровями, положив очки на раскрытую книгу, поднялся из-за стола.
– Шантин Иван Иванович, смотритель сего маяка, — сказал он, оглаживая потертый френч. — С кем имею честь?..
– Командир взвода запаса Глеб Леонтьевич Травин, — столь же церемонно представился Глеб.
– Откуда прибыли, Глеб Леонтьевич, в места столь отдаленные?
– Из Ленинграда.
– И по причине?
– Будет, отец, допрос-то чинить, — вышла из-за занавески старушка с самоваром. Она была противоположностью мужа — небольшая, круглая, очень моложавая брюнетка. — Сначала чаем угости.
За столом разговор, и верно, пошел душевней. Говорил в основном Иван Иванович. Это был интересной судьбы человек, патриот Камчатки. Занимая в молодости спокойную должность смотрителя морского госпиталя во Владивостоке, он, неожиданно для всех сослуживцев, уехал с гидрографической экспедицией на Камчатку и пожелал остаться служить в этом краю, но уже по гидрографическому ведомству. Участвовал в обследовании острова Беринга и прожил там несколько лет с семьей.
– Условия, спрашиваете? Могила сына-первенца осталась. Единственный железный крест на всем острове. Вот здесь уже полтора десятка лет смотрительствую. Сейчас бумаги привожу в порядок. Ухожу на пенсию. Хватит, пусть молодежь это дело поведет. Мы-то раньше: сразу и смотритель, и фельдшер, и метеоролог, и гидрограф. На Камчатке по-другому и нельзя было. Где специалистов взять? Да и дешевле. А теперь пора разделить задачи… Камчатке повезло, умные ученые сюда приезжали. Крашенинников ведь просто "одиссею" камчатскую закатил, скорее — энциклопедию. А доктор Слюнин?.. И чего бы ему браться за перо? Послало министерство финансов экспедицию в Охотско-Камчатский край, прикомандировало к ней врача Слюнина. Ну, и лечи. Так он два тома блестящего исторического, экономического и этнографического материала написал. А Комаров, один из организаторов нашего музея! Вы только посмотрите, — старик, разгорячившись, по-молодому подскочил к книжному шкафу и стал выдергивать толстые в кожаных переплетах тома. — Вот богатства… Но вглубь Камчатки, в недра, еще не заглядывали. А ведь здесь Урал! Железо, уголь, золото, медь… Пойдемте в кабинет, покажу образцы.