Мари

— Так вот как вы принимаете меня, вы… вельдские свиньи, грубые буры, недостойные общения с человеком такого положения, как мое? — начал он.

— Тогда, во имя Бога, почему же ты общаешься с нами, Эрнан Перейра? — мрачно спросил Мейер, выдвигая вперед свое лицо так, что его бородка, казалось, завернулась вверх от ярости. — Когда мы голодали, ты улизнул, забрав весь порох. Но теперь, когда мы опять сыты, благодаря этому маленькому англичанину, а ты голоден, ты возвратился. Да если бы я решал это дело, я дал бы тебе ружье и недельный рацион и отправил самого изворачиваться, как только ты захочешь.

— Не бойся, Ян Мейер! — крикнул Перейра. — Как только я стану достаточно крепким, я сам покину вас с вашим английским капитаном во главе, — и он с пренебрежительной миной ткнул пальцем в мою сторону, — я уйду, чтобы сказать нашим людям, что за подлый вы народ!

— Вот это хорошая новость, — оборвал его речь Принслоо, флегматичный старый бур, стоявший рядом, посасывая трубку. — Убирайся по-хорошему как можно скорее, Эрнан Перейра!

Вот в такой ситуации сюда подошел Анри Марэ, сопровождаемый Мари. Откуда он взялся, я не знаю, но думаю, что он держался где-то невдалеке с целью сориентироваться, каков будет прием Перейры.

— Помолчите, братья, — сказал он. — Так вот какой прием вы устроили моему племяннику, который прибыл от самих врат смерти, а вам следовало бы на коленях благодарить Бога за его спасение?

— Тогда валяйте сами на свои колени и сами благодарите Его, Анри Марэ, — пронзительно закричала неугомонная фру Принслоо. — Я приношу благодарение за возвращение Аллана, хотя скажу откровенно, что эти благодарения были бы теплее, если бы он бросил этого вонючего кота там, откуда привез его. Всемогущий! Анри Марэ, почему это вы делаете так много для этого португальского парня? Что он, заколдовал вас? Или это все потому, что он сын вашей сестры и вы хотите заставить Мари выйти за него замуж? А, быть может, он знает что-то плохое в вашей прошлой жизни и вы вынуждены дать ему взятку, чтобы он держал пасть закрытой?

Очевидно, это последнее неприятное предположение явилось удачной стрелой, пущенной из богатого колчана фру Принслоо. Многие люди совершили в своей юности такие деяния, о которых им не хотелось бы вспоминать на склоне лет. А Перейра мог узнать какую-нибудь семейную тайну от своей матери.

Во всяком случае действие слов старой леди на Марэ было совершенно удивительным. Внезапно его охватил приступ самой неистовой ярости. Он проклинал фру Принслоо. Он проклинал остальных, уверяя каждого в отдельности и всех вместе, что небеса обязательно обрушатся на них… Он говорил, что это заговор против него и его племянника, и что зачинщиком этого заговора являюсь я, который заставил его дочь полюбить мою безобразную физиономию… Такими неистовыми были его слова, из которых многие я теперь позабыл, что в конце концов Мари начала плакать и убежала. Теперь уже и буры зашумели и начали расходиться, пожимая плечами, а один из них громко заявил, что Марэ уже окончательно сошел с ума, хоть он и всегда казался ненормальным.

Тогда Марэ последовал за ними, подняв руки вверх и продолжал проклинать их… Соскользнув по хвосту быка, Перейра заковылял следом за ним. Таким образом мы с фру Принслоо остались одни, так как цветные люди разошлись, как они делают всегда, когда белые начинают ссориться.

— Так вот, Аллан, мой мальчик, — сказала фру с триумфом, — выходит, что я нашла болезненное место на спине мула, и не подними он вопли и брыканье, ибо большинство дней недели он кажется таким добрым и спокойным мулом, мы бы ничего не узнали…

— Я опасаюсь, что вы действительно нашли это болезненное место, фру, — сказал я гневно, — но я желал бы, чтобы вы оставили это больное место минхеера Марэ в покое, видя, что вопли достались вам, а брыканье — мне.

— В чем дело, Аллан? — спросила она. — Марэ всегда являлся твоим врагом, так что это как раз хорошо, что ты сможешь видеть его копыта, когда тебе понадобится приблизиться к нему. Мой бедный мальчик, я думаю, что тебе предстоит плохое время в соседстве с вонючим котом и мулом, хотя ты и сделал так много для них обоих… Ладно, хорошо, что есть одна важная вещь — верное сердце Мари. Она никогда не выйдет замуж ни за одного мужчину, исключая тебя, Аллан, даже если тебя не будет тут, чтобы жениться.

Старая леди немного помолчала, уставившись глазами в землю. Затем посмотрела вверх и сказала:

— Аллан, дорогой мой (а она, действительно, любила меня и называла так временами), ты не принял совет, который я тебе дала, а именно: поехать искать Перейру и не найти его. Что ж, я дам тебе еще некоторые советы, которые ты примешь, если мудрый.

— А что именно? — спросил я с колебанием, ибо, хоть она и бывала достаточно честна на свой, особый, манер, фру Принслоо умела видеть вещи в странном свете. Как и многие другие женщины, она решала моральные законы по импульсам своего сердца и всегда была готова к тому, чтобы оттянуть их до подходящих обстоятельств, или, если нужно, положить им конец…

— Как раз то, парень. Сделай двухдневный марш с Мари в дебри буша. Мне нужна небольшая перемена обстановки, так что я тоже приду туда и обвенчаю вас… Ведь я достала молитвенник и могу читать по складам божью службу, если мы еще разок-другой сначала порепетируем это.

Образ Мари и мой, соединенных узами брака фру Принслоо в безбрежном и неисхоженном вельде, хоть и был привлекательным, но показался мне настолько нелепым, что я рассмеялся.

— А почему ты смеешься, Аллан? Кто угодно может поженить людей, если нет никого другого… Я и вправду верю, что любой человек может сделать это!

— Я охотно вам верю, — ответил я, не желая вступать в открытый спор с фру, — но вы знаете, тетушка, я торжественно обещал ее отцу, что не женюсь на ней, пока она не достигнет совершеннолетия, и, если я нарушу свое слово, я уже не буду честным человеком.

— Честным человеком! — воскликнула она с величайшим презрением. — Честным человеком! Ладно, а Марэ и Перейра разве честные люди? Почему ты боишься применить их же оружие, Аллан Квотермейн? Я говорю тебе, что твоя проклятая честность явится твоим крахом! Ты припомнишь мои слова позднее, — и она зашагала прочь в состоянии крайнего возбуждения.

Когда фру Принслоо ушла, я направился к своим фургонам, где меня ожидал Ханс с детальным и бесконечным рапортом обо всем, что произошло за время моего отсутствия. Я был рад обнаружить, что, за исключением смерти одного быка, заболевшего уже перед моим отъездом, ничего плохого больше не случилось. Когда, наконец, Ханс закончил свою длинную историю, я немного поел того, что прислала мне Мари, так как я был слишком утомлен, чтобы присоединиться к кому-нибудь из буров в этот вечер. Только я покончил с едой и подумывал о том, чтобы пойти на боковую, в круге лагерных костров появилась сама Мари.

Я вскочил и помчался к ней, говоря, что не ожидал увидеть ее в этот вечер и не хотел идти к ним домой.

— Да, — ответила она, потянув меня в тень, — я поняла. Мой отец, кажется, очень расстроен, почти безумен. Если бы язык фру Принслоо был ядовитым зубом змеи, он не мог бы злее ужалить его.

— А где Перейра? — спросил я.

— О! Мой кузен спит в другой комнате. Он слаб и истощен… Но все равно, Аллан, он пытался поцеловать меня. Тогда я сразу рассказала ему, как обстоят дела между тобою и мною, и что через шесть месяцев мы должны будем пожениться.

— И что он ответил на это? — спросил я.

— Он повернулся к моему отцу и сказал: «Это правда, дядя?». И отец ответил: «Да, это лучшая сделка, какую я смог заключить с англичанином, видя, что тебя здесь нет…».

— И что произошло потом, Мари?

— О! Тогда Эрнан думал некоторое время. Наконец он сказал: «Я понимаю. Дела сложились плохо. Я действовал с лучшими намерениями и потом уехал, чтобы попытаться найти помощь для всех вас… Я потерпел неудачу. А в это время прибыл англичанин и спас вас. После этого он спас также и меня. Дядя, во всем этом я вижу руку Бога: не направь он сюда Аллана, никто из нас не жил бы. Ладно, он пообещал, что не женится на Мари в течение шести месяцев. И ты ведь знаешь, дядя, что кое-кто из этих англичан бывают большими дураками: они придерживаются своих обещаний даже себе в убыток. Ну, что ж, за шесть месяцев многое может произойти, кто только знает, что произойдет?..».