Мертвые возвращаются?..

В ответ на ее слова Раф пожал плечами и сунул нос в стакан. Вновь воцарилось молчание. Я отметила про себя, что Джастин залился краской до самых корней волос.

— Следующие несколько дней, — перехватила инициативу Эбби, — были сущим адом. Полицейские сказали нам, что ты в коме и находишься в реанимации; что доктора не уверены, останешься ты жить или нет, но к тебе нас не пускали. Да что там, из них нельзя было вытащить слова о том, лучше тебе или нет. Жива, и все — как ты сама понимаешь, не слишком утешительное известие.

— Вокруг некуда было шагу ступить — куда ни глянь, везде одни легавые. То они обыскивали твою комнату, то вынюхивали что-то на дорогах, то собирали какие-то пылинки с ковра… Они допрашивали нас столько раз, что под конец я не помнил, что кому говорил. Даже когда их не было в доме, мы все равно сидели как на иголках. Дэниел сказал, что «жучки» в доме они вряд ли поставят, потому что это противозаконно. Хотя скажу честно, Мэки не произвел на меня впечатление человека, который станет вдаваться в такие тонкости. Да и вообще, легавые — они как крысы или блохи, или типа того, от них в два счета не избавишься. Даже если их присутствия не видишь, это еще не значит, что их тут нет. Притаились где-нибудь и ждут, когда можно снова выползти наружу.

— Это был живой кошмар, — согласилась Эбби. — И пусть Раф сколько угодно ноет, что Дэниел заставил нас играть в покер, я считаю, это самое лучшее, что он мог придумать в той ситуации. Спроси меня кто-то раньше, я бы сказала, что алиби можно придумать за пять минут: мол, я была там-то и там-то, остальные подтверждают мои слова, чем дело и заканчивается. Но легавые допрашивали нас часами, снова и снова, вытягивали из нас мельчайшие подробности — во сколько сели играть? Кто сидел на каком месте? Какие были начальные ставки? Кто первым сдавал карты? Пили ли мы? Кто что пил? Какой пепельницей пользовались?

— Они все время пытались поймать нас, — добавил Джастин и потянулся за бутылкой. Руки его дрожали, хотя уже не так сильно. — Я обычно давал самый простой ответ: мол, мы сели за карточный стол примерно в четверть двенадцатого — ну или типа того, и тогда Мэки или О'Нил, или кто там еще нас допрашивал в тот день, делал озабоченное лицо и говорил: «Вы уверены? Потому что, если не ошибаюсь, один из ваших друзей утверждает, что вы сели играть в карты в четверть одиннадцатого», — и для пущей убедительности принимался копаться в своих бумажках. Тогда я буквально каменел. Сама понимаешь, откуда мне было знать, какую ошибку мог допустить кто-то из нас. А допустить ее было проще простого — они нас так извели своими расспросами, что крыша ехала. И что мне было делать? Сказать: «Да, вы правы. Я тут что-то путаю», — или что-то другое? В конце концов я обычно держался своих слов и, между прочим, правильно делал. Потому что никто никаких ошибок не допускал. Просто легавые блефовали, водили нас за нос. А с другой стороны, это обыкновенное везение. Я был так напуган, что ничего другого в голову не приходило. Продлись это еще чуть дольше, мы бы все посходили с ума.

— И главное, чего ради? — возмутился Раф. Он неожиданно сел, едва не рассыпав карты, и выхватил из пепельницы сигарету. — Потому что один вопрос до сих пор не дает мне покоя: почему мы все поверили Дэниелу на слово. Можно подумать, он большой спец по части медицины. И что же? Он сказал нам, что Лекси умерла, и мы все ему поверили. Ну почему мы всегда и во всем ему верим?

— По привычке, — отозвалась Эбби. — Потому что чаще всего он бывает прав.

— Ты так думаешь? — уточнил Раф. Он вновь вальяжно откинулся на подлокотник дивана, однако в голосе его слышались резкие, пугающие нотки, и причем все громче и громче. — В любом случае на сей раз он ошибся. Мы бы вызвали «Скорую помощь», как делают в таких случаях нормальные люди, и все было бы в порядке. Лекси никогда бы не подала иск в суд или как это там называется. Нам бы не пришлось жить в постоянном страхе — достаточно было только раскинуть мозгами. Но нет, мы позволили Дэниелу задурить нам головы и просидели всю ночь, как в той книжке, на безумном чаепитии.

— Откуда ему было знать, что все обойдется? — резко спросила Эбби. — Что, по-твоему, нам было делать? Пойми, Дэниел подумал, что Лекси умерла.

— Если его послушать, то да, — с видимой неохотой признал Раф и пожал плечами.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего. Просто говорю. Помнишь, когда этот легавый пришел к нам сказать, что она вышла из комы? Так вот, — продолжил он, обращаясь ко мне, — мы трое жутко обрадовались, у нас аж ноги подкосились. Я тогда испугался, что Джастин вот-вот грохнется в обморок.

— Спасибо тебе, Раф, — отозвался тот и потянулся за бутылкой.

— Скажи, обрадовало ли известие Дэниела? Сомневаюсь. У него был такой вид, будто ему заехали под дых бейсбольной битой. Черт, это даже легавые заметили. Ну как, вспомнили?

Эбби лишь пожала плечами, вновь склонилась над своей куклой и принялась возиться с иголкой и ниткой.

— Эй! — подала голос я и стукнула ногой по дивану, чтобы привлечь к своей персоне внимание Рафа. — Лично я не помню. А что случилось?

— Это все тот гад Мэки, — пояснил Раф. Он взял у Джастина бутылку водки и долил стакан до краев. Тоник он добавлять не стал. — Ранешенько в понедельник его вновь принесла нелегкая на наше крыльцо. У него, видите ли, для нас новость, и он требует, чтобы его пустили в дом. Лично я послал бы его куда подальше. Потому что за предыдущие дни я насмотрелся на стольких легавых, что хватит по гроб жизни. Однако Дэниел дверь открыл. У него на сей счет имелась идиотская теория — мол, нам не следует делать ничего такого, что могло бы настроить против нас полицию. Можно подумать, Мэки и без того не был против нас настроен — да он нас всех до единого на дух не выносил. На хрена ему жопу лизать? Но Дэниел его впустил. Я вышел из своей комнаты послушать, что он нам расскажет на этот раз. Мэки обвел нас всех взглядом и сказал: «Похоже, самое страшное позади. Ваша подружка вышла из комы и даже попросила завтрак».

— Мы все были готовы кричать и прыгать от радости, — добавила Эбби.

Она нашла-таки свою иглу и теперь короткими, злыми стежками втыкала ее в подол кукольной юбки.

— Правильнее сказать, почти все, — уточнил Раф. — Джастин схватился за ручку двери и, расплывшись в ухмылке как идиот, начал постепенно оседать на пол, словно его не держали ноги. Эбби рассмеялась, бросилась к нему и заключила в объятия, а я — если не ошибаюсь — от радости что-то такое заорал. А вот Дэниел… он просто застыл на месте. Вид у него был…

— Как у мальчишки, — неожиданно добавил Джастин. — Как у испуганного мальчишки.

— Можно подумать, ты был в состоянии что-то заметить, — огрызнулась на него Эбби.

— Представь себе. Потому что я специально наблюдал за ним. Он так побледнел, словно его затошнило.

— А потом повернулся и вошел сюда, — добавил Раф. — Подойдя к окну, уставился в сад. И не проронил ни слова. Мэки вопросительно посмотрел на нас и спросил: «Что это с вашим приятелем? Он что, не рад?»

Фрэнк ни разу об этом словом не обмолвился. По идее мне полагалось разозлиться — ведь кто, как не он, постоянно вел разговоры о честной игре, но сейчас он казался мне кем-то далеким и полузабытым, человеком из другой жизни, отстоявшей от меня за миллион световых лет.

— Наконец Эбби оставила Джастина в покое и сказала, мол, Дэниел привык все принимать близко к сердцу.

— Так и есть, — сказала Эбби, перекусывая нитку.

— Мэки лишь улыбнулся этакой циничной улыбочкой и ушел. Как только я убедился, что он действительно отправился восвояси — кто знает, такой тип как он вполне мог залечь в кустах и подслушивать, — вернулся к Дэниелу и спросил, какая муха его укусила. Он все еще стоял у окна, даже не шелохнулся. В общем, Дэниел убрал от лица волосы — лоб его был весь в каплях пота — и сказал: «Никакая. Потому что он лжет. Черт, как я сразу не понял. Засранец застал меня врасплох». Я непонимающим взглядом уставился на него. Честное слово, мне показалось, будто он тронулся умом.