Страница 42 из 64
Марина Богданова, Оксана Санжарова
Тунгусская ракета
За пять минут можно спроворить целую кучу вещей. Можно успеть добежать до вагона, расцеловаться с мамой и Светкой, наобещать с три короба, вскарабкаться по лесенке, ушибить коленку о железную ступень, принять тяжеленную сумку со шмотками и еще одну, с едой в дорогу, и пусть проводница недовольно морщится, Ритка все равно будет махать и махать им из-за немытой двери, и они будут махать и махать, а потом пойдут домой, уже без нее. Потому что она уедет, наконец-то уедет, одна, сама по себе, в большую жизнь, в большой город, а там посмотрим, как дело сладится.
У Ритки волосы стянуты в конский хвост, бисер на бархатную резинку она пришивала сама, получилось просто обалденно. У Ритки высокие скулы, темные глаза и слегка плоское лицо, в ее краях это не редкость. Ритка будет поступать в этом году, мать советует ей пойти в педагогический, но Ритка еще не решила, кем хочет стать на самом деле. Она идет по вагону, ищет свое двадцать восьмое место, тяжеленные сумки оттягивают ей руки, все-таки две банки морошкового варенья она взяла зря, хватило бы и одной. Вагон полупустой, основная масса народу сядет в Петрозаводске, ее попутчиком оказывается пожилой дядька, он галантно поднимает крышку сиденья, помогает убрать сумки в железный ящик и даже предлагает поменяться: Рит-кино верхнее место на свое нижнее. Конечно, Ритка торопливо отказывается, да ну еще, с какой радости, но все равно приятно, ужасно приятно. Она стелет сырое полосатое белье, Александр Маркович в это время деликатно выходит покурить. Ритка знает, что надо сделать что-нибудь хорошее, что-нибудь доброе для этого старомодно любезного дядьки. Даже придумала, что именно. Она достает из сумки пакет с пирожками: домашние, еще теплые пирожки пахнут на весь вагон. И чай тоже достает, настоящий фруктовый «Пиквик», со вкусом персика, идет к проводнице за двумя стаканами, набирает из титана крутого кипятку и возвращается назад медленно, чтобы не расплескать. Она очень надеется, что дядька не станет излишне деликатничать, потому что есть в одиночку ей будет неловко и стыдно, а пирожков хочется ужасно, особенно с луком и грибами. Впрочем, и с брусникой ничего. И с картошкой, намятой на жареном сале, — это мама уж совсем расстаралась, отдельно томила сало до хрустящих шкварочек, толкла рассыпчатые картофелины с укропом и зеленым луком, по щекам ее катились слезы, а мама смеялась, говорила, что у нее горе луковое, потому что лук молодой, злой.
Александр Маркович от угощения не отказался, пироги ел да нахваливал, а потом достал деревянный ящик и загадочно сказал: «Пуэр». В ящике, в гнездышках зеленого атласа, лежали две китайские чашечки и глиняный коротконосый чайник. По зеленому атласу выгибались златотканые драконы, Рита глазам своим не поверила, что можно прямо так, в дороге, возить с собой и чашки, и даже чайник! Просто как Печорин, в самом деле. Кипяток в стаканах уже слегка остыл, но Александр Маркович сказал, что только такой и нужен, пуэр шпарить недопустимо. Чай хранился в том же ящике, в круглой жестянке с иероглифами, черно-седые кусочки. Про шикарный персиковый «Пиквик» сосед обронил, что пакетиковые чаи годятся лишь на одно — на тунгусскую ракету. Ни о какой тунгусской ракете Рита никогда не слышала, и сосед попросил у нее один пакетик, для демонстрации.
— Пришли однажды американцы к тунгусам и говорят: тунгусы, вы нам золото, а мы вам ракету. А шаман тунгусов говорит: есть у нас ракета. Они ему: врешь, покажи! Тут он им показывает вот такую штуку (и Александр Маркович покачал перед Риткой пакетиком). Американцы не верят, конечно, злятся. Да разве это ракета? Да разве полетит? Но тунгус — он упрямый, говорит: полетит. Американцы за ниточку дернули, оторвали, говорят: теперь не полетит. А шаман головой качает. Американцы скрепочку выломали — ну куда вы без скрепочки? А шаман говорит: все равно полетит. Американцы из ракеты все топливо выдули, чтобы не полетела. А шаман смеется: все равно полетит как миленькая. Ну ладно, говорят американцы. Полетит твоя ракета — дадим сто баксов, не полетит — отберем ваше золото. Тогда шаман взял ракету, поставил ее вот так, стоймя, на тарелочку и сказал: раз-два-три, гори!
Александр Маркович достал из кармана зажигалку и поджег белый полупрозрачный столбик. Пламя сожрало бумажку, почти лизнуло блюдце и вдруг тунгусская ракета взметнулась вверх и быстро полетела к потолку вагона. Ритка взвизгнула от неожиданности и восторга и расхохоталась, а вместе с ней рассмеялся и сосед. Погубленного «Пиквика» было чуть-чуть жалко, но дело того стоило.
Чай заваривали хитро. Сперва Александр Маркович залил его горячей водой, что принесла Ритка. Залил и сразу же выплеснул ее обратно в стакан, но пить не велел.
— Это мы его умыли, проснулся наш пуэрчик, — приговаривал сосед, прикусывая пирожок с брусникой и яблоками. — А вот это мы его заварили, теперь постоит минутки три, и можно пить. Ну, Маргарита, ваша мама просто гений, пирожных дел мастер. Завидую я вам, белой завистью завидую. Мои поклоны и восхищение! О! И чаек уже готов!
Ритка держала на весу крохотную глиняную чашечку-пиалку, изнутри полыхающую алой глазурью, и думала: еще кто кому тут завидует! Это ж надо ж так, просто волшебство какое-то. Сидит взрослый человек, уже почти старый даже, пьет черт-те что из музейного чайника да еще и с огнем балуется средь бела дня. И не боится, что за психа примут! У нас бы точно приняли.
Чай оказался со странным привкусом, персиковый был куда лучше, хоть и пакетиковый. Ритка из вежливости выпила вторую чашечку, радуясь, что они такие маленькие. Александр Маркович рассказывал про Китай, про китайского настоятеля, который сказал своим бедолагам монахам: «Никакого свежего чая, пока старый не истребим». Монахи приуныли, потому что старый чай лежал в подвалах уже лет десять и за это время должен был уже превратиться в сено, в труху. Но вот же чудо природы, ни чуточки он не испортился, наоборот, отменно созрел и стал целебным, изысканным, с удивительным букетом.
— Правда, некоторые говорят, что у него землистый вкус, представляете, Маргарита, землистый! Я сам-то археолог, земли съел пуды, могу, слава богу, отличить!
«Вот оно! — хихикнула Ритка про себя. — Точно, чай землей пахнет!»
— Теперь его специально прессуют в блины, в кирпичи или в чашечки, а самый ценный — в виде тыквы, по целому килограмму. Пролежит такая тыквина в шкафу на полочке лет эдак тридцать и будет стоить на вес золота, если не дороже, а потом с ней что хочешь делай: хочешь, пей, хочешь, продай, а хочешь — подари китайскому императору, тот очень обрадуется. Вот представьте, барышня, нечего вам императору подарить и вдруг вы вспоминаете, что у вас же в шкафу чаишко какой-то пыльный-забытый уже тридцать лет валяется!
Ритка не очень-то въезжала во все эти тонкости, но было здорово и смешно представлять себе китайских монахов и довольного императора с золотой тыквой в руках, и впереди маячил Петербург, а там, конечно, все должно было сложиться очень хорошо.
В Петрозаводске к ним вошли две тетки, подозрительно оглядели все вокруг и сели, важные, как статуи. Александр Маркович улыбнулся Ритке и исчез не то в тамбур, не то в вагон-ресторан, а Рита взяла книгу и полезла к себе на верхнюю полку. Под мерное покачивание поезда она довольно скоро уснула, но перед сном вдруг поняла, что такое правильная жизнь. И еще поняла, что, наверное, даже если ей не удастся поступить, она все равно не вернется к себе в городок. Ни за что на свете. И еще. Она непременно научится пить этот землистый пуэр.
— Эй, — как-то слишком уж направленно крикнули из тени колоннады. — Эй!
— «Эй» — это что значит? — Ритка подняла голову и прищурилась в сумрак.
— «Эй» значит «о прекрасная незнакомка, имя которой для меня пока скрыто, не хочешь ли ты спастись от безжалостного светила под сенью этой величественной архитектурины и испить со мной божественного напитка?» Проще говоря, портвейн будешь?